— Кстати, Изабелла тоже вполне может быть причастна к отравлению.

— Не могу поверить в то, что она хочет убить своего мужа.

— Похоже, Дэниел прав, и вы действительно слегка в нее втрескались, — ухмыльнулся Барак. — Не забывайте, Изабелла несколько лет проработала в таверне и научилась там строить глазки. А теперь без труда водит Чаури вокруг своего хорошенького пальчика.

— Не пори чушь! — возмутился я. — Ничего я не втрескался! По крайней мере, не до такой степени поддался чарам Изабеллы, чтобы утратить здравый смысл. И у меня нет никаких оснований усомниться в ее любви к мужу.

— Знаете, похоже, Эдвард прав, — поколебавшись, заявил Барак. — Вы тратите на дело Болейна слишком много сил. А времена сейчас такие, что это непозволительная роскошь.

— Меня в любые времена тревожит мысль о невиновных людях, ставших жертвами убийства, — отрезал я. — А в нашем деле таких уже четверо. Эдит Болейн, слесарь, его ученик и констебль, имевший несчастье съесть отравленную курицу.

Внимание наше привлекли радостные крики, долетавшие со стороны ратуши. Подойдя ближе, мы увидели множество людей, складывающих в повозки самое разнообразное оружие — мечи, копья, пики и алебарды. Среди них был Майкл Воувелл, не замедливший подойти к нам. Он пребывал в легком подпитии и превосходном расположении духа.

— Мастер Шардлейк! Видите, что мы нашли? Одна маленькая птичка напела мне на ухо, что в зале собраний городского совета двойной потолок, а в тайнике между крышами — огромный склад оружия. Мы неплохо пополнили свой запас, верно?

— Да, улов неплохой, — кивнул я, окинув взглядом лежавшие на повозках горы оружия.

— Еще одна птаха насвистала мне, что другой тайный склад оружия находится в доме городского камергера! Там мы обнаружили не только копья и алебарды, но и несколько бочек пороха. И все это теперь наше!

— Вижу, у вас обширные знакомства среди пернатых, мастер Воувелл, — улыбнулся я.

— В Норидже немало славных парней, — сообщил он, так и светясь от гордости. — И все они — мои друзья.

Мимо прошли две хорошо одетые женщины. Один из повстанцев крикнул:

— Куда это вы так спешите, цыпочки? Неужели не хотите познакомиться с нашими петухами? Показать нам свои белые нежные сиськи, никогда не видевшие солнца?

Воувелл расхохотался, но один из солдат, наблюдавших за погрузкой оружия, сердито гаркнул:

— Заткнись! К женщинам велено не приставать!

Парень вернулся к своей работе, а горожанки поспешили прочь. Я с удовлетворением отметил, что повстанцы выполняют приказы своих командиров с армейской неукоснительностью.

— В ратуше мы обнаружили несколько бочонков с вином, — извиняющимся тоном пояснил Воувелл. — И конечно, ребята не смогли устоять и попробовали, каково оно на вкус. Да, кстати, вы слышали? Королевский посланник отправился обратно в Лондон.

— Я видел, как он читал воззвание у городского Креста. Прием ему там оказали, мягко говоря, не слишком почтительный.

Воувелл, прищурившись, взглянул на запад, туда, где на небе алела полоса заката.

— Теперь он уже во весь опор мчится в Лондон и скоро расскажет обо всем протектору. Посмотрим, что за этим последует. До встречи! — внезапно бросил Майкл и вернулся к повозкам с оружием.

На рыночную площадь вышел человек с колокольчиком в руках.

— Рынок откроется завтра! — во весь голос орал он, обходя площадь кругом. — Завтра — дополнительный торговый день! Отныне, помимо постоянных базарных дней, у нас будут еще и дополнительные! Все, у кого есть чем торговать, привозите свои товары! Завтра люди из лагеря снова придут за покупками!

Мы направились на площадь Тумлэнд. Барак жаловался, что сегодня — самый утомительный день в его жизни. Но напрасно он уговаривал меня, заглянув к Джозефине, отправиться домой; я был непоколебим в своем намерении повидать Джейн Рейнольдс. Признаюсь, отчасти мое упорство объяснялось желанием отомстить Джеку, имевшему нахальство заявить, что я втрескался в Изабеллу. На улицах было многолюдно: повстанцы и бедные горожане разгуливали по городу, празднуя победу. Несколько раз развеселые компании приглашали нас присоединиться к ним, радостно крича:

— Ступай с нами, дед, будешь сыт и пьян! И твой приятель тоже!

Ставни на окнах Рейнольдса были плотно закрыты, а двери его особняка заперты. Я постучал, и горничная, на лице которой застыло выражение ужаса, слегка приоткрыла дверь.

— Твоя хозяйка дома? — спросил я. — Меня зовут мастер Овертон.

Я решил назваться именем Николаса, опасаясь, что мое собственное слишком хорошо известно пожилой даме. Держался я уверенно и надменно, дабы произвести на горничную впечатление.

Разумеется, выйди на стук сам Рейнольдс, он бы и на порог нас не пустил. Шанс повидаться с Джейн оставался лишь в случае, если она была дома, а ее супруг — нет. Увы, служанка покачала головой:

— Хозяйка ушла, сэр. Они с хозяином отправились навестить Сотертонов. Эти проклятые бунтовщики ворвались к ним, искали мастера Леонарда Сотертона, который приехал из Лондона вместе с королевским посланником. Их дом недалеко отсюда, на улице Святого Бенедикта, — добавила девушка.

Мне было известно, что Сотертоны — одна из самых богатых и процветающих купеческих семей в Норидже. В том, что повстанцы хотели схватить главу этого семейства, не было ничего удивительного. Удивило меня другое — то, что супруги Рейнольдс поспешили нанести своим соседям визит. Менее всего они походили на людей, готовых утешить ближнего в несчастье.

Дом Сотертонов выделялся роскошью даже среди купеческих особняков Нориджа. Мне вспомнились рассказы Эдварда Брауна о том, каких неимоверных трудов потребовало строительство этого огромного здания. Стена, отделявшая внутренний двор от улицы, была возведена из кремния, однако казалась гладкой, точно кирпичная: так тщательно были обтесаны и уложены тяжелые кремниевые плиты.

Ворота, ведущие во внутренний двор, были распахнуты настежь, а засов сорван. Мы пересекли двор и постучали в двери дома. На этот раз открыл управляющий, человек с подбитым глазом, судя по всему тоже пострадавший во время сегодняшнего сражения. Увидев пожилого горбуна и однорукого калеку, он вздохнул с облегчением. И спросил, не утруждая себя любезностью:

— Чего надо?

— Нам известно, что здесь находится миссис Джейн Рейнольдс. Могу я поговорить с нею наедине? Я — законник, мастер Овертон, — представился я, вновь назвавшись именем Николаса.

Управляющий взглянул на меня с откровенным подозрением. Контраст между моей убогой одеждой и манерой говорить, выдававшей во мне человека образованного, явно привел его в замешательство. Наконец он принял решение и распахнул дверь.

— Сегодня у нас были бунтовщики, — сообщил дворецкий. — Искали хозяйского брата. Подбили мне глаз, канальи.

Приказав Бараку подождать во дворе, он провел гостя в столовую, поразившую меня своим великолепием. Чрезвычайно высокие потолки делали ее особенно просторной, стены были сплошь увешаны дорогими гобеленами и семейными портретами, огромное окно выходило в ухоженный сад. Впрочем, я заметил, что некоторые картины висят косо, а обивка многих кресел вспорота. На полу валялись осколки фарфоровой, изысканно расписанной вазы. Рядом стояла на коленях, пытаясь собрать черепки своими забинтованными руками, Джейн Рейнольдс, в неизменном черном платье и черном французском чепце, из-под которого выбивались седые пряди.

— Мастер Рейнольдс находится в кабинете мастера Николаса Сотертона, — сообщил мой провожатый. — Я не могу беспокоить их.

Из соседней комнаты доносились громкие раздраженные голоса.

— Беспокоить их ни в коем случае не нужно, — сказал я, не веря своему везению. — Я хотел побеседовать с его супругой.

Управляющий громогласно возвестил, что к миссис Рейнольдс явился с визитом мастер Овертон. Старуха встала с колен, устремив на меня неподвижный взгляд холодных голубых глаз. Я снял шляпу и поклонился. Миссис Рейнольдс не сдвинулась с места, тощее ее тело, как и всегда, казалось каким-то оцепеневшим. Не предложив мне сесть, она сделала дворецкому знак удалиться и осторожно положила осколки вазы на длинный полированный стол.