Я встал, хотя спине моей этого явно не хотелось, и двинулся в дальний конец сада, к деревянному сарайчику, над входом в который горел фонарь.

— Николас! — окликнул я, подойдя поближе. — Ты здесь?

Ответа не последовало. Я рывком распахнул дверь и тут же подался назад. Николас лежал ничком на загаженном полу, у самой выгребной ямы, над которой была перекинута укрепленная на двух кирпичах перекладина. Я схватил фонарь и осветил молодого человека. На разбитом затылке темнела кровь. Опустившись на корточки, я нащупал пульс на его шее, — к счастью, под пальцами ощущалось слабое биение. К спине Николаса была приколота какая-то записка. В свете фонаря я разобрал надпись, выведенную корявыми буквами: «СМЕРТЬ ДЖЕНТЛЬМЕНАМ».

Николас застонал и пошевелился. Я помог ему сесть и заорал во всю глотку, призывая на помощь Барака. Через несколько минут тот примчался в сопровождении нескольких посетителей таверны. К этому времени Николас, к великому моему облегчению, пришел в себя и затряс головой.

— Что произошло? — спросил я.

— Не знаю. Стоило мне сюда войти, как кто-то огрел меня по затылку. — Рука его потянулась к кошельку. — Деньги на месте, — с удивлением пробормотал он.

Джек, наклонившись, внимательно осмотрел голову пострадавшего.

— Рана неглубокая, — сообщил он. — Много крови, но никакого серьезного вреда. Судя по всему, ни убивать, ни грабить тебя они не собирались. Унизить джентльмена — вот их единственная цель. Ты никого не видел?

— Нет. Но мне кажется, их было несколько.

— Наверняка работа тех чертовых лодочников.

— Думаю, ты прав, — кивнул я. — Они хотели отомстить.

— За что? — сердито буркнул Николас. — Они первыми начали к нам цепляться.

— Возможно, за то, что ты назвал их невежами, — предположил Барак. — То есть подчеркнул их принадлежность к низшему классу. Такого рода оскорбления здесь не сходят с рук.

— Они оскорбили нас еще хуже, и без всякой на то причины, — напомнил я. — Давайте выйдем уже из этого вонючего сарая.

Под огнем множества любопытных взглядов мы помогли Николасу выйти на свежий воздух и усадили его на скамью. Он несколько раз моргнул и снова затряс головой.

— У него здорово кружится башка, — захохотал кто-то из зрителей.

— И вся его красивая одежда теперь в дерьме.

Надо признать, наблюдение было верным; от одежды бедняги Николаса исходила жуткая вонь. К нам подошел запыхавшийся хозяин таверны.

— Что здесь произошло? — спросил он, обращаясь к Бараку, своему постояльцу.

— На моего друга напали, когда ему приспичило заглянуть в нужник.

— Его ограбили?

— Нет, только ударили по голове.

Я протянул трактирщику записку, пришпиленную к спине Овертона:

— Вот что они оставили. За соседним столом сидели какие-то лодочники, все время пытавшиеся завязать ссору. Думаю, это они напали на моего помощника.

— Он сам сказал, что никого не видел, — раздался чей-то злобный голос. — Или джентльменам можно возводить на простых людей напраслину?

— И зачем они только вообще к нам приперлись, спрашивается? — подхватил кто-то еще. — Сидели бы в своем Лондоне.

По небольшой толпе прошел одобрительный ропот. Хозяин таверны отвел нас в сторону и произнес, понизив голос:

— Среди наших завсегдатаев много лодочников и рыбаков. Я очень сожалею о случившемся, сэр, но умоляю вас: не разбрасывайтесь здесь подобными обвинениями. Иначе нам не миновать крупных неприятностей. Сообщите обо всем констеблю, если считаете нужным. Но я очень сомневаюсь, что от этого будет хоть какой-то толк. Ведь нападение произошло без свидетелей.

Догадавшись, что оскорбившие нас рыбаки являются постоянными клиентами заведения, я метнул в собеседника суровый взгляд. Однако Барак, оглядев толпу, сказал мне почти шепотом:

— Думаю, вам с Николасом стоит побыстрее унести отсюда ноги.

— А ты?

— За меня не волнуйтесь. Меня можно принять за джентльмена, лишь когда я нахожусь в вашем блистательном обществе.

Трактирщик едва сдержал вздох облегчения.

— Я пошлю двух мальчишек с фонарями проводить вас до самого дома, — пообещал он. — Где вы остановились?

— В «Девичьей голове».

Хозяин таверны обернулся к зевакам:

— Ничего особенного не произошло. Все живы и здоровы. Возвращайтесь к своей выпивке, парни.

Зрители, поняв, что представление окончено, поплелись к своим столам.

— Ты можешь идти? — обратился я к Николасу.

— А что мне остается делать? — пожал он плечами. — Господи Исусе, мне нужно вымыться как можно скорее.

Глянув на людей, сидевших за столами, я получил в ответ несколько недоброжелательных взглядов. Тут, к моей радости, появился трактирщик в сопровождении двух дюжих юнцов, державших в руках факелы.

Вернувшись в «Девичью голову», мы объяснили плачевный вид Николаса тем, что в темноте он якобы наступил на кучу дерьма, поскользнулся и упал. Хорошенько вымывшись и переодевшись, Овертон почувствовал себя лучше, хотя и оставался бледным как полотно. Николас настаивал на том, что завтра утром будет сопровождать меня и Тоби. Припомнив поговорку «Утро вечера мудренее», я отправил его спать. Когда Николас ушел, я извлек из кармана записку. Один из четверых лодочников — я не сомневался, что нападение совершили именно они, — был обучен грамоте. Никогда прежде я не сталкивался с подобной ненавистью к джентльменам — ненавистью, толкавшей людей на самые рискованные поступки. Оказавшись в своей комнате, я первым делом тщательно запер дверь.

Назавтра я проснулся рано. Не было еще и шести утра, а мы с Николасом уже сидели за завтраком. Я с облегчением заметил, что к нему вернулся прежний румянец. Огромный синяк на затылке был скрыт под шляпой. Вчера, прежде чем лечь спать, я снова проделал упражнения, рекомендованные Гаем, и теперь спина беспокоила меня гораздо меньше. Садиться в седло, впрочем, у меня не было ни малейшего желания, но я чувствовал, что смогу обойтись без палки. Едва колокола собора прозвонили шесть, как в дверях появился пунктуальный Тоби Локвуд.

— Да ниспошлет вам Господь доброго утра, — произнес он, кланяясь нам обоим.

— И вам тоже, Тоби. Как поживают ваши родители?

— Матушка чувствует себя немного лучше. А отец очень озабочен видами на урожай.

Я выглянул в окно, на залитую солнцем улицу:

— К счастью, ненастная погода, похоже, закончилась.

— Да. Даже в такую рань уже жарко. День, судя по всему, будет знойный.

— И к тому же трудный. Я намерен сегодня повидаться с Джоном Болейном, с коронером и с родителями Эдит Болейн — конечно, если они нас примут.

— Вчера вечером мне удалось договориться с коронером. Он будет ждать вас в ратуше в полдень.

— Было бы лучше сначала поговорить с ним, а потом уже с Болейном, — задумчиво произнес я.

— Но к сожалению, сэр, встретиться с вами раньше он никак не сможет.

— Значит, первым делом мы отправимся в замок. Скажите, Тоби, а удалось вам что-нибудь узнать о моей бывшей служанке Джозефине Браун?

— Никто из моих знакомых не слышал этого имени, — покачал головой Локвуд. — И о Питере Хеннинге, адвокате в отставке, тоже пока ни слуху ни духу. Правда, один из моих друзей, помощник солиситора, пообещал навести справки. Даже если мастер Хеннинг оставил адвокатскую практику, он не мог провалиться сквозь землю. Конечно, если милостью Божией этот человек до сих пор жив.

— Спасибо, Тоби. Это очень важно для меня. Что ж, идемте. — Я внимательно посмотрел на Николаса. — Ты уверен, что после вчерашнего приключения сможешь выдержать все тяготы предстоящего дня?

— Уверен, — буркнул он не без раздражения.

— После вчерашнего приключения? — нахмурившись, переспросил Тоби.

Я рассказал ему о печальном происшествии в «Голубом кабане» и показал записку, которую оставили злоумышленники. Локвуд внимательно выслушал, теребя свою густую черную бороду.