Торговец вместо ответа закатил ему оплеуху:

— Убирайся! И чтоб глаза мои тебя больше не видели. — Он метнул в нас злобный взгляд. — Законники! Знаем мы ваши законы, черт бы вас всех побрал!

Смачно сплюнув, он скрылся в своей лавке и захлопнул дверь. Трое подмастерьев, хохоча, убежали прочь. Один из них распевал во весь голос:

— Ах ты, наш Грязнуля Скамблер, глупый маленький урод!

Несчастный Скамблер стоял, потупив голову и глотая слезы.

— Прости, парень, что не сумели тебе помочь. Но мы сделали все, что могли! — обратился я к нему.

— Вы были очень добры, сэр, благодарю вас.

Я вытащил из кармана кошелек и протянул бедолаге шиллинг.

— Почему эти мальчишки тебя изводят? — спросил я.

Скамблер покачал головой, слезы потекли по его щекам еще быстрее.

— Не знаю, — выдохнул он. — Но люди всегда надо мной издеваются. А почему — не знаю.

— Кончай лить слезы, парень, — нетерпеливо вмешался Тоби. — Будь мужчиной.

Скамблер взглянул на него, резко повернулся и припустил бегом в сторону замка. Мы с удивлением глядели ему вслед.

— Вот мерзавцы, — буркнул Николас. — То, что они устроили, — это уже не шутка. Мальчонка по их милости лишился работы.

— Все дело в том, что этот парень не походит на других, — задумчиво произнес я, вспоминая собственное детство. — Люди не любят тех, кто от них отличается, и дети в этом смысле еще хуже взрослых. Проповедники ныне орут на всех углах, что мир забыл о милосердии, и с ними трудно не согласиться. — Переведя взгляд на Тоби, я заметил: — А вы могли бы нас поддержать.

— Насколько я понимаю, сэр, нам следует по возможности не привлекать к себе внимания. Таково распоряжение мастера Пэрри, о котором мне сообщил мастер Копулдейк.

— Идемте, — велел я. — Нас ждут в замке.

«Судя по всему, сочувствие, которое Локвуд питает к обиженным и угнетенным, далеко не безгранично», — размышлял я по пути.

Прежде чем подняться на огромный, поросший травой холм, на котором стоял Нориджский замок, нам пришлось пересечь пустошь, где уже сколачивали загоны для завтрашнего скотного рынка. Перейдя по мостику мутный ручей, мы вступили сначала на извилистую тропу, а потом на широкую дорогу, которая вывела нас к воротам замка. Солнце стояло уже высоко, и к тому времени, как мы добрались до цели, я взмок от пота, а многострадальная моя спина буквально раскалывалась от боли. Что до моих молодых спутников, то они оба, несмотря на события вчерашнего вечера, выглядели свежими и бодрыми. Наконец мы оказались у главного входа, представлявшего собой огромную полукруглую арку. Массивные деревянные ворота были заперты, но у вделанной в них калитки стоял часовой — хорошо сложенный парень с начищенной до блеска алебардой в руках. На нем были круглый шлем и белый солдатский мундир. Буквы «ЕR»[4], вышитые на мундире, напоминали, что превращенный в тюрьму замок находится в ведении короля, а не городских властей. Стражник внимательно наблюдал за человеком, который приколачивал к воротам какую-то бумагу, вероятно с официальным указом. Покончив с работой, тот кивнул стражнику, бросил: «Теперь пойду к ратуше» — и двинулся по дороге прочь.

Локвуд, подойдя к воротам, принялся читать. Пробежав объявление глазами, он потеребил свою длинную бороду и присвистнул.

— Очередное воззвание лорда-протектора? — осведомился я.

— А что же еще.

Мы с Николасом тоже изучили бумагу.

— Подумать только, герцог Сомерсет объявляет помилование всем бунтовщикам, выступавшим весной против незаконных огораживаний, — заметил Тоби. — Против богатых землевладельцев, вроде сэра Уильяма Герберта и ему подобных.

— И о чем Сомерсет только думает? — нахмурился Николас. — Очень подходящее время для подобного указа, ничего не скажешь. В западных графствах и без того беспорядки. Этот указ только придаст бунтовщикам пылу.

— Так оно и будет, — с непроницаемым лицом кивнул Тоби.

Я подошел к часовому и протянул ему верительную грамоту, которую Копулдейк вручил мне в Лондоне.

— Нам необходимо увидеть заключенного по имени Джон Болейн, — сообщил я.

Часовой кивнул и распахнул перед нами калитку. Поднявшись на каменное крыльцо и миновав богато украшенную арку, мы оказались в огромном пустынном зале с высокими узкими окнами, сквозь которые проникал тусклый свет. Как и во всех на свете тюрьмах, тут разило сыростью, мочой и потом. Несмотря на стоявшую за стенами замка жару, воздух здесь оставался холодным и влажным. Двое стражников играли в карты, устроившись у грубого деревянного стола. Один из них, оторвавшись от этого увлекательного занятия, устремил на нас вопросительный взгляд. Я изложил наше дело, и он крикнул: «Орестон!» Зычный голос эхом разнесся под сводами просторного зала. До меня долетел топот шагов по железной лестнице. Мгновение спустя одна из внутренних дверей распахнулась и перед нами предстал здоровенный детина в грязной блузе; на поясе у него висела дубинка.

— Тут целый отряд законников хочет увидеть Болейна, — сообщил ему часовой.

Тюремщик бросил на нас любопытный взгляд.

— Как я смотрю, кого-то из важных людей сильно интересует мастер Болейн, — пробормотал он.

— Его адвокат живет в Лондоне и не смог приехать. Он передал мне свои полномочия, — пояснил я и кивнул в сторону Тоби. — А это его помощник, мастер Локвуд.

Вслед за тюремщиком мы спустились на один пролет по железной лестнице и оказались в коридоре с каменными стенами и узкими окнами; в коридор выходило несколько дверей с зарешеченными оконцами. Звук наших шагов гулко раздавался под сводами замка; заслышав его, заключенные подходили к оконцам своих камер и провожали нас тоскливыми взглядами. Остановившись возле одной из дверей, тюремщик выбрал ключ из связки, висевшей у него на поясе, и отпер ее.

Камера Джона Болейна оказалась совсем крохотной; свет проникал туда только через маленькое окошко, расположенное под самым потолком. Я догадался, что мы находимся под землей. Пол покрывали грязные циновки; вонючая бадья, табуретка и деревянная кровать с соломенным тюфяком составляли всю обстановку камеры. Заключенный, сидя на кровати, читал Евангелие при тусклом свете, падающем из окна. Когда мы вошли, он поднял голову.

Я ожидал, что Джон Болейн, подобно своим сыновьям, окажется светловолосым и дородным. И действительно, высокий рост и широкие плечи близнецы явно унаследовали от отца; однако волосы и борода у него были черными как смоль. Изборожденное морщинами чумазое лицо выглядело до крайности изнуренным, в глазах застыло выражение безнадежности. Трудно было поверить, что перед нами один из крупнейших землевладельцев Норфолка. Впрочем, еще в Лондоне Тоби Локвуд утверждал, что Болейн пребывает в удручающем состоянии.

— Что, мастер, хотите примириться с Господом до того, как вас повесят? — жизнерадостно осведомился Орестон.

Болейн промолчал, ограничившись презрительным взглядом.

— Оставьте нас, — повернулся я к тюремщику.

Он пожал плечами и вышел, закрыв за собой дверь.

— Сержант юстиции Мэтью Шардлейк, — представился я, протянув Болейну руку. — Приехал разобраться в вашем деле. Это мой помощник, мастер Овертон. Полагаю, с мастером Локвудом вы знакомы.

— Да, — сдержанно ответил Джон. — Надо же, сержант юстиции! Никак не ожидал, что сюда пришлют адвоката, занимающего столь высокое положение.

— В этом мире есть люди, которые хотят вам помочь, мастер Болейн, — улыбнулся я. — Я не имею полномочий представлять ваши интересы в суде, так как дело относится к разряду уголовных. Однако намерен собрать все факты, проливающие свет на случившееся. С вашего позволения, я сяду. В последнее время спина доставляет мне много неприятностей.

— Вы уже встречались с моей женой Изабеллой? — спросил Болейн, и голос его неожиданно потеплел.

— Пока еще нет. Надеюсь, завтра мы сможем съездить в Бриквелл и поговорить с ней.