— Мы хорошо придумали, приказав людям собираться вокруг приходских знамен, — заметил Майлс. — Завтра мы должны выступить в поход. Из северных деревень идет целая человеческая лавина. Жители юго-востока собираются в Даунхэме. Но нет никаких сомнений, мастер Кетт, в сторону Ваймондхема движутся тысячи повстанцев. Наш лагерь станет самым большим в стране.

— Нам придется приложить немало усилий, чтобы организовать людей должным образом, — подал голос Роберт.

— Это предоставьте нам, бывшим военным, — ответил предполагаемый Майлс. — Мы умеем наводить порядок.

— И мы, жители Норфолка, тоже, — резко бросил Уильям. — Не надо держать нас за дураков. Местные крестьяне, разумеется, обеспечат нас провизией. Они понимают, что без этого нам не обойтись.

— Никто не ставит под сомнение ваши деловые качества, сэр, — произнес Майлс. — Я говорил лишь о том, что мы, бывшие офицеры, имеем изрядный опыт по части перемещения военных отрядов.

— Сейчас наша главная задача — действовать сообща и помогать друг другу, — примирительно заметил Роберт.

— Почему бы нам не попытаться захватить Норидж? — раздался еще один, неизвестный мне голос. — Городские стены не слишком высоки и во многих местах разрушены.

— Конечно, местные бедняки на нашей стороне, — отозвался Майлс. — Но констебли, судя по всему, сохраняют верность городскому совету. В Норидже много оружия. Все зависит от того, какую линию изберут олдермены.

— В случае необходимости мы можем разбить лагерь в окрестностях города, — предложил Роберт. — Например, на Маусхолдском холме.

— Прежде всего нам необходимо обеспечить доставку съестных припасов из деревень. Полагаю, действовать придется не только убеждением, но и силой, — вновь заговорил капитан Уиллс. — Да, и как мы поступим с джентльменами, которых захватили в плен? Многих наших ребят обрадует, если их головы слетят с плеч.

— У моего брата есть соображения на этот счет, — сказал Уильям.

— С каждым из них нужно разбираться по отдельности, — веско произнес Роберт. — Тех, кто виновен в беззакониях и произволе, заключить в тюрьму. Когда члены комиссии будут здесь, мы сообщим, в чем состоит вина каждого из пленников. Пусть комиссия решает их участь.

— Среди нас есть люди, сведущие в законах, — добавил Уильям.

— Я слышал, нам удалось схватить молодого Томаса Годселва, — заметил Майлс. — Он законник, но так ненавидит нас, что на его помощь вряд ли стоит рассчитывать.

— У нас есть еще два юриста, — сообщил Роберт. — Молодой хлыщ, от которого вряд ли будет прок. А вот второй… — он помедлил, — второй, возможно, согласится нам помочь.

Я затаил дыхание. Так вот, значит, чего хотел от меня Кетт. Содействия в незаконных судилищах над плененными землевладельцами.

— Сейчас нам надо решить множество более серьезных проблем, — вмешался капитан Уиллс. — Поймите же наконец, в городе собрались тысячи людей. Кто их возглавит? Это должен быть человек, который пользуется среди местных жителей доброй славой и доверием.

Наверное, при этих словах все устремили взгляды на Уильяма Кетта, ибо до меня долетел его голос:

— Я слишком стар. И соображаю уже не так хорошо, как прежде. Роберт, мой брат, обладает более быстрым умом и умением привлекать людей на свою сторону. — Вероятно, он повернулся к брату, так как добавил, обращаясь к нему: — К тому же у тебя язык хорошо подвешен. А без этого сейчас не обойтись.

Топот шагов сообщил о том, что собеседники вышли из холла. Более оттуда не доносилось ни звука. Я снова уселся на стул и принялся лихорадочно соображать, пытаясь найти выход из этой непростой ситуации. Прошло не менее часа, прежде чем я вновь услышал голоса. Участники недавнего разговора прощались друг с другом. Через несколько минут вернулся Роберт Кетт. Опустившись в кресло, он вперил в меня взгляд и произнес неспешно и веско:

— Завтра утром мы начинаем поход в Норидж. Нас уже несколько сот, возможно, даже тысяч, и нам предстоят великие дела. Среди нас немало таких, кто жаждет смерти своих прежних притеснителей — богатых землевладельцев и продажных чиновников. Чувство мести, которое движет простыми людьми, понятно мне. Но я сознаю и другое: скорые расправы отнюдь не приближают нас к цели. Мы должны доказать, что храним верность протектору и не собираемся нарушать закон. Поэтому я принял решение: всех, кто притеснял простых людей, мы заключим в тюрьму и подвергнем суду. Тем из них, чья вина будет доказана, предстоит тюремное заключение. Никаких казней. Разумеется, мы не сможем обойтись без советов опытного юриста. Знание закона и норм правосудия поможет мне обуздать тех, кто жаждет крови. Вы согласны со мной сотрудничать, мастер Шардлейк?

— Незадолго до отъезда из Лондона я видел, как несколько солдат едва не убили человека, который не сделал им ничего плохого, — задумчиво произнес я. — Вся его вина состояла в том, что он говорил с шотландским акцентом.

— Наши солдаты — поборники всеобщего благоденствия, — с пылом изрек Кетт. — Они верны своим идеалам. — Подавшись вперед, он скрестил на груди руки. — Возможно, вы, как джентльмен, испытываете страх перед простыми людьми?

Мысленно я не мог не признать, что мой собеседник совершенно прав. Каковы бы ни были мои взгляды и убеждения, подобно всякому, занимающему в обществе достаточно высокое положение, я всю жизнь воспринимал бедняков, в особенности собравшихся в толпу, как потенциальную угрозу. К каждому человеку в отдельности я мог испытывать сочувствие, готов был помочь и дать нужный совет. Но людская масса внушала мне страх, и отрицать это было бессмысленно.

— Жизненный опыт научил меня осторожности, как и многих из нас, — уклончиво ответил я. — Позвольте мне, прежде чем дать ответ, поразмыслить над вашим предложением.

Я не сомневался: в случае отказа со мной поступят так же, как с Николасом, то есть заключат под стражу. Но дать согласие, не взвесив всех возможных последствий, было бы слишком опрометчиво.

— Что ж, думайте, — нахмурившись, проронил Кетт. — Я вижу, вы честный человек, сержант Шардлейк. В противном случае вы бы согласились сразу, рассчитывая завоевать мое доверие и удрать при первом удобном случае. — Он поднялся из-за стола. — Сегодня я предлагаю вам заночевать здесь, в моем доме.

Я сознавал, что отказаться от этого предложения невозможно. Однако, прежде чем расстаться с Кеттом, взял на себя смелость заметить:

— Полагаю, вы рассчитываете, войдя в Норидж, встретить поддержку со стороны тамошних бедняков. Но имейте в виду, что, возможно, некоторые из них мечтают вовсе не о реформах в королевстве, а о том, чтобы уравнять всех людей — и по части прав, и по части имущества.

Кетт расхохотался:

— В точности как пятнадцать лет назад мечтали анабаптисты в Германии! Как часто вы, джентльмены, используете этот пример в качестве пугала для простолюдинов!

— Но вы, конечно, помните, мастер Кетт, что анабаптисты были уничтожены правительством?

Он вновь вперил в меня пронзительный взгляд:

— Правительству нет никакой необходимости уничтожать нас. Мы храним верность королю и протектору и сумеем это доказать. — Кетт направился к двери. — Сейчас мне нужно вернуться в город. Я распоряжусь, чтобы вам принесли поесть. — Он многозначительно посмотрел на мой пояс. — Что касается денег, они пока останутся у вас. Но никому о них не говорите.

На следующее утро меня разбудили гул голосов и грохот телег. Сквозь открытое окно проникали дым костров и запах готовящейся пищи. Дом был наполнен топотом шагов. Мне пришлось разделить комнату с Майклом Воувеллом и Гектором Джонсоном, пожилым отставным солдатом. Это был до крайности тощий человек лет шестидесяти, его задубевшее от загара лицо пересекали многочисленные шрамы. Тем не менее он соскочил с кровати с проворством юнца.

Усевшись, я потер заросший щетиной подбородок. Воувелл, торопливо одевавшийся, посоветовал мне вставать побыстрее.

— Скоро мы двинемся в путь, но прежде не худо бы позавтракать.