Наконец мы приблизились к северной границе лагеря; сюда уже не долетал дым от тлеющих хижин. По пути нам все чаще встречались отряды повстанцев, двигавшиеся на запад. Все поголовно были вооружены; те, кому не хватило копий, луков и алебард, несли остро заточенные вилы или косы. Взгляды, которые бросали на нас бунтовщики, были исполнены ненависти, а кое-кто презрительно сплевывал на землю. До нас долетали обрывки разговоров:

— Говорят, когда миссис Кетт проходила мимо гнилого дерева, оттуда свалился уж и упал ей прямо на грудь. Бог свидетель, это дурной знак! Правда, уж ее не укусил…

— Этой ночью многие дали деру…

— Что ж, попутного ветра им в задницы! У нас и без них осталось больше шести тысяч крепких парней, обученных военному делу. И мы будем сражаться до конца!

— Погоди-ка! Меня что-то потянуло блевать…

Один из повстанцев отошел на обочину и изверг содержимое своего желудка.

— Смотри не наложи в штаны, как молодой Хантер! — крикнул кто-то.

Когда мы приблизились к уступу холма под названием Дассиндейл, небо стало совсем светлым. Я вспомнил, как всего два дня назад побывал здесь вместе с Питером Боуном. Ныне все приготовления были завершены, более двух десятков пушек заняли свои места на земляных возвышениях. На равнине выстроились в боевом порядке несколько тысяч человек: всадники, пешие солдаты, вооруженные копьями и пиками. Здесь и там развевались приходские знамена и красные боевые флаги. Дорогу, ведущую к подножию холма, преградил заслон из перевернутых повозок; за ним виднелся ряд из нескольких сот лучников. Некоторые были в латах, другие — в толстых стеганых куртках, защищающих от вражеских стрел, но бо́льшая часть — в своей обычной одежде.

У подножия холма вбивали в землю последние деревянные колья, чьи острые концы были направлены на врага. Напротив зиял длинный окоп, перед которым соорудили земляной вал; на севере тоже возвышались земляные укрепления. Городские стены располагались к югу от места битвы. Взглянув на них, я заметил, что большинство башен разрушено пушечными выстрелами. Если повстанцы победят, они беспрепятственно войдут в Норидж с этой стороны, подумал я.

Подгоняемые караульными, мы приблизились к одной из орудийных платформ. Капитан Майлс носился вокруг, отдавая приказы канонирам. Скорее всего, его жену и детей выдал властям Майкл Воувелл, сообразил я. Разглядел я и Боуна, стоявшего около одной из пушек; мне показалось, что Питер тоже увидел меня, но он был слишком далеко, чтобы утверждать это с уверенностью. Слева от орудийной платформы маячило несколько человек в шлемах и яркой одежде. Все они напряженно вглядывались в даль. Я догадался, что это были командиры, ожидавшие появления врага. Среди них находились и братья Кетт. Роберт, бросив взгляд на нашу жалкую процессию, поспешно отвернулся.

Мы продолжали двигаться вниз, оставив позади основное скопище солдат. Повстанцы провожали нас издевательскими выкриками, свистом и улюлюканьем. Трудно было поверить, что это те самые люди, с которыми я жил в мире и дружбе в течение нескольких недель. Перед самым заграждением из кольев стражники приказали нам остановиться.

— Господи Исусе, — пробормотал один из заключенных. — Да они и в самом деле решили сделать из нас живой щит.

К нам приблизились двое повстанцев с длинными кольями в руках. В понуром молчании мы наблюдали, как солдаты при помощи висячего замка прикрепляют конец цепи к одному из кольев и врывают его в землю. Потом, пройдя вдоль нашей ошалевшей от ужаса шеренги, они проделали то же самое с другим концом цепи. Нам оставалось лишь безропотно ждать, когда появится неприятель.

Ждать пришлось недолго; армия Уорика, подобная темной реке, неспешно вытекла из Косланских ворот. Впереди ехали всадники, облаченные в сверкающие латы, с белыми английскими крестами на груди. За ними следовали пешие солдаты, лучники, копьеносцы, алебардщики и снова всадники, на этот раз в тяжелых доспехах, в шлемах, украшенных разноцветными перьями. Швейцарские ландскнехты, догадался я. Многие из них держали громадные аркебузы с такой легкостью, словно те были не тяжелее перьев. Первые ряды неприятельской армии принялись занимать боевые позиции всего в нескольких сотнях футов от нас, а из городских ворот продолжал тянуться бесконечный людской поток. То были уже не шотландцы, а англичане; я узнал капитана Друри, возглавлявшего один из отрядов. Несомненно, по численности солдат войско Уорика ничуть не уступало армии повстанцев, а по количеству всадников значительно превосходило ее. Однако у мятежников имелись преимущества, заключавшиеся в более выгодной стратегической позиции и большем количестве пушек. Клубы пыли, поднятой над дорогой десятками ног, становились все гуще, а шествие королевского войска не прекращалось.

Мы молча стояли, скованные одной цепью, этакий живой заслон между двумя армиями. Почувствовав, что цепь сотрясается и звенит, я понял, что многих моих товарищей по несчастью бьет дрожь. Только тут я заметил, что и сам дрожу всем телом.

Армия Уорика, от которой нас отделяло не более шестисот футов, принялась выстраиваться боевым порядком. До нас доносились зычные голоса командиров, отдающих приказания. Пушки — их было значительно меньше, чем у повстанцев, — были установлены на правом и левом фланге. Ландскнехты, вооруженные аркебузами, все как на подбор крепкие рослые парни, вышли вперед и выстроились в два ряда. Глядя на их грозное оружие, я вспомнил страшную смерть Саймона и показательный выстрел, свидетелем которого был в лагере. Тогда пуля, выпущенная из такой аркебузы, вошла в стальную броню, словно в масло. Здоровенные, как быки, швейцарцы нетерпеливо переминались с ноги на ногу, поигрывая своими тяжелыми аркебузами; легкий ветерок шевелил разноцветные перья на их шлемах. Взглянув на небо, я не увидел на нем ни облачка; в конце лета выдался погожий солнечный денек. Мне вспомнилось, что, по словам Воувелла, солнце должно играть на руку повстанцам, ибо лучи его будут бить врагу в глаза. И действительно, многие ландскнехты приставляли ладони козырьком ко лбу.

За швейцарцами, вооруженными аркебузами, стоял ряд их соотечественников с длинными пиками в руках. За ними выстроились всадники и уже потом — пешие солдаты. Над обеими армиями витала напряженная тишина, нарушаемая лишь отрывистыми выкриками командиров. Про себя я отметил, что все без исключения солдаты Уорика облачены в шлемы и нагрудники, в то время как повстанцы — теперь я даже в мыслях не мог называть их «нашими» — в большинстве своем обходятся без железных доспехов.

К первой шеренге ландскнехтов подъехал всадник с флагом в руках. Мне удалось разглядеть, что на знамени изображен медведь с суковатым посохом в лапах — фамильный герб Уорика. Несколько мгновений спустя я увидел и самого графа. Он проехал верхом сквозь расступившийся перед ним строй, латы его сверкали в лучах солнца. Четыре года назад я мельком видел Уорика в Портсмуте и ныне сразу узнал его суровое желтоватое лицо и острую черную бородку. Мне было известно, что человек этот сыграл решающую роль во время войны с Францией, предотвратив захват Хэмпшира; он пользовался репутацией опытного военачальника, искушенного как в сухопутных, так и в морских сражениях. Остановившись перед своим войском, граф окинул изучающим взглядом укрепления повстанцев — окопы, заграждения из кольев, живой барьер из скованных одной цепью людей. Сохраняя на лице непроницаемое выражение, Уорик развернул лошадь и поскакал назад. «Подумать только, военный корабль „Мэри Роуз“ пошел ко дну за считаные минуты, а теперь нам приходится ждать смерти целую вечность», — вздохнул я про себя.

Николас, стоявший рядом, сжал мою руку повыше локтя.

— Мужайтесь, — прошептал он одними губами.

— Если нам сегодня суждено умереть, хочу, чтобы ты знал: у меня в жизни не было друзей лучше, чем ты и Барак, — произнес я дрожащим от волнения голосом.

— Вы тоже мой единственный близкий друг и самый лучший на свете наставник, — ответил он. — Но не отчаивайтесь, возможно, это еще не конец.