— Однако показания Грейс могли пролить свет на загадочное исчезновение ее хозяйки, — осуждающе процедил Николас. — По крайней мере, она лучше других знала характер Эдит.

— Не надо читать мне нотаций, молодой человек в красивой мантии! — В голосе Боуна неожиданно зазвучала откровенная злоба. — Мы не хотели больше иметь дела с этой безумной семейкой, особенно после того, как Эдит исчезла. — Боун повернулся ко мне. — Может, сейчас, девять лет спустя, вы намерены сообщить властям, что мы скрывались от констеблей? Что ж, это ваше право. К счастью, ни до Грейс, ни до Мерси им уже не добраться, а со мной пусть делают все, что хотят.

— Никто из нас не собирается ничего сообщать властям, — примирительно вскинул руки Тоби. — Все, чего хотят эти джентльмены, — собрать факты, проливающие свет на дело, которое им поручено. Времени у них почти не осталось, завтра суд. Простите мастера Овертона, он человек с амбициями и очень переживает за успех расследования.

Николас вспыхнул.

— Мы очень благодарны вам за то, что вы согласились с нами встретиться, — негромко произнес я. — И поверьте, доставлять вам неприятности отнюдь не входит в наши намерения.

— Я был бы рад вам помочь, — кивнул успокоившийся Боун. — Но Небом клянусь, о смерти миссис Эдит мне не известно ровным счетом ничего.

Я поднялся и положил на стол пять шиллингов:

— Примите это в возмещение времени, которое вы потратили на беседу с нами.

Боун, не глядя на нас, сгреб монеты со стола и зажал их в кулаке.

— Мне пора приниматься за работу, — сказал он, указывая на веретено.

Мы вышли на улицу. Оглянувшись, я увидел, что Боун, стоя у окна, смотрит нам вслед. Веретено проворно двигалось в его ловких руках, а на лице застыло все то же настороженное выражение, с каким он встретил нас.

По возращении в «Девичью голову» Тоби, заверив нас, что раненая рука ничуть не мешает ему ездить верхом, отправился домой.

— У Болейна я, пожалуй, лучше побываю один, — сказал я Николасу. — А ты тем временем наведайся в контору коронера, узнай, осматривал ли он тело Снокстоуба.

— Уж конечно осматривал, — сердито буркнул Николас. — Неужели нет?

Я пристально взглянул на него:

— Чем ты недоволен, можно узнать?

— Этот каналья Локвуд меня бесит. Только и думает, как бы проехаться на мой счет.

— А, ты не можешь забыть, как он поставил тебя на место, когда мы беседовали с Питером Боуном, — улыбнулся я. — Но надо признать, правда была на его стороне. Читать мораль человеку, попавшему в столь печальные обстоятельства, — это… как бы помягче сказать… не слишком уместно.

— Возможно, я был не прав. И все равно Локвуд слишком много себе позволяет. Он всего лишь простой клерк, а держится так, словно ровня нам.

— Барак тоже всего лишь простой клерк.

— Но вы с ним знакомы еще с незапамятных времен. Конечно, Джек может позволить себе держаться с вами накоротке. И он приятный, компанейский парень. В отличие от этого Локвуда, который только и знает, что возмущаться и негодовать.

— Я надеялся, что после той переделки, в которую мы попали минувшей ночью, вы с Тоби проникнетесь друг к другу большей симпатией, — покачал я головой. — Ник, я понимаю, что Тоби тебе не по душе, но все-таки сделай милость, будь с ним полюбезнее. Тем более что терпеть его общество осталось уже недолго. Если повезет, через несколько дней мы уедем из Нориджа.

— Попытаюсь с ним не ссориться. Но он сам отнюдь не считает нужным со мной любезничать. Видели, какими презрительными взглядами этот тип одаривал меня сегодня?

— Осталось всего несколько дней, — повторил я. — Ладно, Ник, хватит дуться. Отправляйся к коронеру. Встретимся у главного входа в замок.

Ночь, проведенная почти без сна, давала о себе знать; добравшись по крутым улочкам Нориджа до рыночной площади, я буквально с ног валился от усталости. Базарный день был в самом разгаре, на площади яблоку было негде упасть. Под разноцветными навесами шла бойкая торговля овощами, рыбой, мясом, шерстью, скобяными изделиями; купцы на все лады восхваляли свои товары. В дальнем конце площади, там, где прилавков не было, крестьяне, прибывшие утром из деревень, продавали сыр, масло, сморщенные прошлогодние яблоки и груши, разложив их на кусках ткани, расстеленных на земле. Разносчики предлагали всякую всячину: булавки, деревянные кружки, цветные ленты, книжки с картинками. Я заметил лавочника, у которого прежде работал Скамблер, и вспомнил о том, что сегодня непременно должен побеседовать с мальчуганом.

Подойдя к замку, я бросил взгляд на Ширхолл, где сегодня слушались гражданские дела. Тюремщик вновь провел меня по гулкой железной лестнице и вслед за мной вошел в камеру.

— Посмотрите только на него, — усмехнулся он, указав на арестанта. — Жить ему осталось меньше двух дней, а он знай себе дрыхнет.

Я знал, что многие люди, лишенные возможности действовать, изнемогая под тяжестью страха, находят спасение во сне. Тюремщик грубо потряс Болейна за плечо. Тот вздрогнул, вскинул голову и растерянно заморгал:

— Что… что такое?..

— Доброе утро, Джон, — улыбнулся я.

Он провел руками по спутанным волосам и сел на койке.

— Я просил дать мне возможность как следует вымыться и побриться перед судом. Но получил отказ, — пожаловался узник.

— Ничего, я добьюсь того, что вам предоставят все необходимое, — заверил я. — Несомненно, это вопрос денег.

— Изабелла принесет мне чистую одежду. По крайней мере, на суде я не буду выглядеть вонючим забулдыгой, — вздохнул Болейн. — Изабелла уже в городе, она остановилась в «Белой лошади» — это постоялый двор на рыночной площади. Ее сопровождает Чаури, мой управляющий. Часов в семь вечера оба будут здесь. Вы сможете встретиться с ними и поговорить о том, что ожидает нас всех на суде?

— Да, разумеется.

— К счастью, Изабелле разрешили навестить меня.

— Вы хотите, чтобы я присутствовал при вашей встрече?

— Нет, благодарю вас, — грустно улыбнулся Болейн. — Скорее всего, это наша последняя возможность побыть вместе. — Он испустил тяжкий вздох. — Есть какие-нибудь новости?

Я сообщил о внезапной гибели слесаря, о том, что Грейс Боун, как выяснилось, умерла этой весной, а брат ее не смог сообщить нам ничего достойного внимания. Рассказ о стычке с близнецами я приберег напоследок, а о том, что обе стороны пустили в ход мечи, счел за благо не упоминать. Выслушав меня, Болейн сокрушенно покачал головой:

— Как это ни печально, я надеюсь, что никогда больше не увижу родных сыновей. Хотя я далеко не уверен в том, что они имеют отношение к убийству своей матери.

— Если бы мы только знали, кто он, тот человек, принесший ключ от конюшни — или его восковой слепок — в мастерскую Снокстоуба… Но выяснить это до завтрашнего суда не представляется возможным. Подмастерье Снокстоуба скрылся в неизвестном направлении, да и в любом случае от него было бы мало проку. Неведомого заказчика он видел в первый раз в жизни и не сумел толком разглядеть. Парень близорук, как крот, если только не врет, — вздохнул я.

— Я очень признателен вам, мастер Шардлейк, — вскинул руку Болейн. — Вы сделали все, что было в ваших силах.

Как это ни странно, Джон, казалось, успокаивал меня. По пути в замок я решил попытаться вновь расспросить Болейна о том, что он делал в ночь смерти Эдит. После чего намеревался сообщить ему, что после суда подам просьбу о помиловании от имени леди Елизаветы. Скрывать от него это обстоятельство и далее было бы немилосердно.

Болейн вперил в меня пристальный взгляд.

— Есть еще одна вещь, о которой я хочу сообщить вам, мастер Шардлейк, — проронил он и погрузился в молчание. — В Бриквелле у меня хранится довольно крупная сумма денег, — произнес он наконец. — На тот случай, если мои кредиторы начнут предъявлять претензии. Двадцать старых соверенов из чистого золота.

— В самом деле, крупная сумма, — вскинул я бровь.