— Сегодня я скажу Изабелле, где спрятаны деньги. Если… если дело примет скверный для меня оборот, ей придется тяжело. — Болейн устало улыбнулся. — В задней стене конюшни, где стоит Полдень, есть выемка, заложенная кирпичом. Отличный тайник, верно? Трудно найти охранника лучше, чем мой бешеный жеребец. Ни одна живая душа, кроме меня, про тайник не знает.

— Ох, мастер Болейн! — воскликнул я. — То, что вы рассказали, заставляет взглянуть на историю с ключом в ином свете. Предположим, кто-нибудь из ваших домашних — ваши сыновья, или Чаури, или кто-то из слуг — выследил, как вы прячете деньги в конюшне. У этого человека появился мотив завладеть ключом, никак не связанный с убийством, и, значит…

Имя Изабеллы я назвать не осмелился, однако мысленно включил в список подозреваемых и ее тоже.

— Неужели вы думаете, что это не приходило мне в голову? — нетерпеливо перебил меня Болейн. — Но штука в том, что мешочек с деньгами я спрятал в конюшне примерно год назад. Никто, повторяю, никто не видел, как я это делал! И никто, кроме меня и Скамблера, не отважится войти туда. Но даже если вы правы и тот, кто взял ключ, рассчитывал украсть мои деньги, то каким образом это поможет доказать, что я невиновен в убийстве жены? Напротив, при подобном раскладе обвинение против меня становится еще убедительнее.

Я погрузился в задумчивость:

— Пожалуй, вы правы. Но, мастер Болейн, повторяю: я смогу помочь вам лишь в том случае, если буду осведомлен обо всех обстоятельствах. Мне решать, имеют ли они отношение к нашему делу или нет. И кстати, я хотел бы задать вам еще пару вопросов.

Джон кивнул.

— Итак, первый мой вопрос связан с попыткой Вайтерингтона захватить часть ваших земель, — глубоко вздохнув, начал я; Болейн напрягся, сгорбив плечи. — Вам известно, что ваши сыновья, намереваясь дать захватчикам отпор, собрали целую шайку молодых джентльменов, находящихся на службе у сэра Ричарда Саутвелла?

— Мне известно только, что они позвали своих приятелей, — покачал головой Болейн. — О том, что друзья их как-то связаны с Саутвеллом, я до сих пор и понятия не имел. Надеюсь, вы не собираетесь осуждать меня за то, что я защищал собственные владения, — с горечью добавил он.

Перед моим мысленным взором встал образ несчастного парня, которому проломили голову, превратив его в слабоумного. Упоминать о нем я не стал, однако произнес достаточно жестким тоном:

— Этот вопрос связан со следующим — вопросом о вашем алиби. Скажу откровенно, я не верю, что весь вечер вы провели в одиночестве, просматривая документы в своем кабинете. Если в тот вечер вы встречались с кем-то, кто сможет это подтвердить, ваше алиби станет более надежным.

— Весь вечер я провел в своем кабинете, просматривая документы, — процедил Болейн, глядя мне прямо в глаза.

— Именно это вы собираетесь сказать завтра на суде?

— Разумеется.

— В таком случае вынужден вас предупредить: несмотря на все мои усилия, присяжные, скорее всего, сочтут вас виновным.

— Тюремщик сказал, судьи приказали палачам не затягивать петли туго, чтобы осужденные подольше мучились, — пробормотал Болейн, понурив голову.

— Именно так. Судья Катчет высказал подобное пожелание во вступительной речи, открывающей выездную сессию.

— Этот человек будет меня судить? — спросил Болейн, вновь поднимая на меня взгляд.

— Пока не знаю. Может, он, а может, судья Рейнберд. Не исключено, оба сразу, учитывая, что дело сложное.

Болейн погрузился в молчание. Я надеялся, что он наконец расскажет откровенно о том, где провел тот злополучный вечер. Но Джон всего лишь прошептал чуть слышно:

— Я слыхал, порой висельники мучаются минут двадцать, а то и дольше.

— Иногда намного меньше.

Болейн шумно перевел дух:

— Ну и как же вы посоветуете мне держаться на суде?

— Уголовные дела разбираются быстро: как правило, слушание занимает не более получаса. Отвечайте на вопросы судей откровенно и искренне. Имейте в виду, коронер будет давать показания о том, где и в каком виде было найдено тело убитой. Констебль, обнаруживший ботинки и топор в конюшне Полдня, тоже расскажет об этом на суде. Да, и предупреждаю: ваш бывший тесть Гэвин Рейнольдс и ваши сыновья тоже намерены выступить против вас, — со вздохом добавил я. — Вне всякого сомнения, они сообщат, что покойная Эдит обладала ангельским нравом, а вы — дьявольским.

Болейн опустил веки, тяжело переводя дух. Я догадывался, что в душе его гаснет последняя искра отцовского чувства.

— Значит, единственной свидетельницей защиты будет Изабелла, — прошептал он.

— Несомненно, если она заявит, что вы были хорошим мужем, это произведет на суд благоприятное впечатление. Но я рассчитываю, что в вашу защиту выступят еще два свидетеля — Саймон Скамблер, который расскажет, при каких обстоятельствах у него похитили ключ, и ваш управляющий Дэниел Чаури. Как вы полагаете, он подтвердит, что вы были хорошим хозяином?

— Да, я в этом уверен. Но Чаури даже не был знаком с Эдит. Он работает у меня всего пять лет.

— Я тоже дам показания, хотя и не имею права представлять ваши интересы. Тем не менее я расскажу и об исчезнувшем ключе, и о том, что некто заказал слесарю копию. Впрочем, боюсь, суд не придаст особого значения показаниям с чужих слов. Правда, если коронер, осмотрев тело слесаря, вынесет заключение, что тот был убит, это будет свидетельствовать в нашу пользу. О том, какие результаты принес осмотр, мы узнаем в самом скором времени. Да, еще я сообщу, что, осмотрев место убийства Эдит, пришел к выводу: даже сильному мужчине было бы затруднительно в одиночку сотворить с телом то… что с ним сотворили. Но самый веский довод, на котором я намерен стоять непоколебимо — и на который должны напирать вы, — заключается в следующем: глумиться над телом убитой супруги и выставлять его на всеобщее обозрение было бы с вашей стороны сущим безумием. Только безумец способен навлекать на себя подозрения и ставить под удар свой счастливый второй брак.

— Сущая правда, — кивнул Болейн, и взгляд его несколько оживился. — Буду напирать на это, как вы и сказали.

— Есть еще одно важное обстоятельство, — заявил я, переведя дух. — Прежде я не упоминал о нем, ибо мне было приказано хранить молчание. К тому же, буду откровенен, я рассчитывал, что вы измените свои показания относительно того, где находились в вечер убийства, — добавил я, буравя собеседника взглядом.

— Я не могу ничего изменить.

— Что ж, воля ваша. Так вот, если суд признает вас виновным, леди Елизавета уполномочила меня незамедлительно подать просьбу о помиловании. У меня имеется бумага, подписанная ее именем. Она даже готова… смазать судебные шестеренки, выделив необходимую денежную сумму.

У Болейна глаза полезли на лоб от изумления.

— Вне всякого сомнения, имени леди Елизаветы будет вполне достаточно, дабы обеспечить отсрочку исполнения приговора, — продолжал я. — Однако я не могу утверждать с уверенностью, что просьба о помиловании будет удовлетворена. После скандала, вызванного делом Сеймура, леди Елизавета находится отнюдь в не лучших отношениях с лордом-протектором. С королем, своим братом, она видится до крайности редко, в то время как ее сестра Мария… — Я смолк, не считая нужным завершить фразу.

Я ожидал, Болейн будет пенять мне за то, что я скрывал от него столь важное известие. Но он всего лишь кивнул и процедил:

— Возможно, я ошибался.

— Что вы имеете в виду?

— Когда мы с Эдит еще жили вместе и у нас росли сыновья, я никак не мог отделаться от чувства, что над моей семьей тяготеет проклятие. Вероятно, виной тому была казнь Анны Болейн… и те печальные последствия, которые она повлекла за собой. Впоследствии, когда я женился на Изабелле, мысли о проклятии перестали мне досаждать. А потом… случилось то, что случилось. — Он испустил тяжкий вздох. — И возможно, дочь Анны Болейн принесет мне спасение.

— Да, есть все основания на это надеяться, — кивнул я.

В памяти моей всплыл недавний разговор с Питером Боуном. По словам Грейс, Эдит тоже считала, что над ее семьей тяготеет проклятие.