— Не думаю, что ей стоит опасаться серьезных неприятностей, — возразил я. — Как-никак леди Мария — наследница престола. Протектор изо всех сил пытается заручиться ее дружеским расположением. А ее кузен — император Священной Римской империи, с которым Сомерсет вынужден поддерживать хорошие отношения. Особенно сейчас, когда Франция стала союзницей Шотландии.

— В этой проклятой войне нет ни малейшего смысла, — проворчал Барак. — Кажется, это понимают все, кроме протектора.

— Нет, мы должны навсегда избавиться от угрозы, которую представляет собой Шотландия, — возразил Николас. — Иначе Франция будет использовать шотландцев во всех будущих войнах против нас. Ох, если бы только две страны, Англия и Шотландия, смогли наконец соединиться под крылом одной религии. Я слышал, протектор отправил в Бервик шотландского проповедника по имени Джон Нокс, чтобы тот просвещал своих соотечественников.

— С каких это пор тебя стали занимать вопросы религии? — раздраженно вскинул голову Барак. — Как бы то ни было, войну Англия проиграла. Шотландцы вышибли нас из всех фортов, построенных протектором.

Я заметил, что он уже успел осушить свою кружку.

— Пойду прогуляюсь до нужника, — сказал я, поднимаясь. — И заодно принесу всем еще пива. Кроме тебя, — добавил я, многозначительно взглянув на Барака.

— Хотите, я пойду вместе с вами? — предложил Николас. — Помните, что случилось со мной в прошлый раз, когда мне приспичило в нужник?

— Сиди. Сегодня я без мантии, так что опасаться нечего.

С подносом в руках я прошел между столами, на которых мерцали свечи. Скромный шерстяной дублет не обращал на себя внимания, в отличие от моей горбатой спины, которая привлекла несколько любопытных взглядов. Сегодня, в теплый ясный вечер, столов в саду стояло множество, так что я не сразу нашел нужное мне дощатое сооружение, у дверей которого горел фонарь. Тем не менее мой визит туда прошел без всяких происшествий. Выйдя из нужника, я направился в таверну за пивом, однако в темноте немного заплутал; огромный дуб, который, как мне казалось, возвышался рядом с нашим столом, оказался совсем в другом месте. Растерянно озираясь, я пытался понять, в какую сторону двигаться. Неожиданно до меня долетел знакомый голос. То был Эдвард Браун, говоривший с пылом и страстью:

— Сейчас, когда одна часть армии находится в Шотландии, а другая — в западных графствах, правительство осталось практически без войска.

Я подался назад, скрывшись за деревом. Эдвард сидел за ближайшим ко мне столом, в обществе человека, с которым он поздоровался, прибыв сюда. С ними был и третий, в котором я, к величайшему своему изумлению, узнал Майкла Воувелла, бывшего управляющего Гэвина Рейнольдса. Того самого, кто подсказал нам, где лучше подстеречь близнецов. Все трое, сблизив головы, что-то оживленно обсуждали.

— Я только что вернулся из Эттлборо, Майлс, — различил я голос Воувелла. — В двадцатых числах они намерены поднять восстание и разрушить все изгороди в поместье Джона Грина.

— Они чересчур спешат, — ответил тот, кого я не знал.

То был мужчина лет сорока, высокий, хорошо сложенный. Светлые волосы и борода аккуратно подстрижены, взгляд светился умом и решимостью.

— Жители Эттлборо охвачены негодованием, — ответил Воувелл. — Мы не можем заставить их действовать по своей указке. Все, что нам остается, — попытаться согласовать сроки.

В это мгновение трактирная служанка подошла к ним, чтобы протереть стол. Все трое сразу смолкли. Я потихоньку оставил свое укрытие и направился в таверну. Ожидая, пока мне нальют пива, я размышлял над тем, что услышал благодаря случайности. Возможно, человек по имени Майлс был одним из мятежников, которые, путешествуя по стране, подстрекали людей к восстанию. Впрочем, подобные разговоры велись сейчас повсюду. Так или иначе, я счел за благо пока что промолчать, а потом, при случае, обсудить этот вопрос с Бараком.

Когда я вернулся к столу, предметом общего разговора была новая «Книга общих молитв». Все были согласны с тем, что читать в церкви молитвы по-английски отнюдь не плохо; что касается религиозных тонкостей, собеседники, не искушенные в богословских спорах, предпочитали в них не вникать. Стул Эдварда пустовал.

— А где твой муж? — обратился я к Джозефине.

— Сказал, отойдет ненадолго, перемолвится парой слов с другом. Когда у него есть возможность, он любит поговорить с приятелями. — Лицо ее внезапно погрустнело. — И все их разговоры — о том, как в Англии притесняют бедняков. Знаете, для Эдварда стало тяжким ударом, когда дети мастера Хеннинга выставили нас на улицу. С тех пор его словно подменили. Люди бывают так жестоки, — вздохнула она. — Но вам это хорошо известно, сэр, вы же знали моего приемного отца.

— Да уж, — печально кивнул я.

— Простите, что вчера Эдвард был так груб с вами. Вы, наверное, сами понимаете: он винит себя за то, что не может обеспечить своей семье достойную жизнь. Но он очень добрый и заботится обо мне и Мышке.

— Я в этом не сомневаюсь.

Имя Мышки напомнило мне о Маусхолдском холме, и я повернулся в сторону темной громады, возвышавшейся за рекой. Холм тонул в сумраке, лишь на самой вершине горел огонек, — по всей видимости, в бывшем дворце графа Суррея оставался кто-то из слуг.

— Я все думаю, может, стоит уговорить Эдварда вернуться в Лондон, — продолжала Джозефина. — Там мы сможем устроиться служить в какой-нибудь богатый дом, как и прежде. И если бы вы согласились помочь нам…

— Разумеется, если вы с мужем вернетесь в Лондон, я постараюсь вам помочь…

Тут вернулся Эдвард, глаза его возбужденно поблескивали.

— О, пиво! — воскликнул он, взглянув на стол. — Позвольте мне произнести тост. За мастера Шардлейка! За встречу старых друзей!

Мы покинули таверну «Голубой кабан» в девять часов, сказав, что на сегодняшний вечер у нас назначена еще одна встреча. Эдвард и Джозефина немного проводили нас, а потом свернули в южную часть города. Вернувшись в «Девичью голову», я сразу поднялся в свою комнату и попросил слугу принести лампу. Хозяин трактира, мастер Теобальд, бросил на нас удивленный взгляд, — вне всякого сомнения, любопытство его возбудили и наши мечи, и простота наших костюмов.

Тоби, по обыкновению педантичный, расстелил на столе план северной части Нориджа:

— Петушиные бои проходят вот здесь, на улице Святого Мартина. Это к северу от реки. Для того чтобы вернуться в дом своего деда, близнецы должны миновать Колгейтские ворота и пересечь мост Черных Монахов. Там по ночам не бывает ни души, хотя у моста стоит в карауле стражник. К северу от моста — бедный квартал со множеством темных дворов. Полагаю, нам стоит притаиться в одном из них, дождаться наших молодчиков, пойти за ними вслед и завязать разговор. Надеюсь, смекнув, что мы превосходим их силой, они не станут затевать драку. И вы, мастер Шардлейк, сможете спросить у близнецов все, что считаете нужным.

— А вдруг с ними будет куча приятелей? — спросил Николас.

— Судя по тому, что я слышал о нравах молодых шалопаев, с которыми братья Болейн водят компанию, в этом случае нам придется уносить ноги. Но сегодня Джеральд и Барнабас уйдут с петушиных боев рано, приятели вряд ли за ними увяжутся.

— Невольно вспоминаются старые добрые времена, когда я служил мастеру Кромвелю, — усмехнулся Барак, поигрывая мечом.

— Смотри не слишком увлекайся! — предостерег я. — На этот раз мы намерены исключительно защищаться и перейдем в наступление, только если у нас не останется иного выбора.

Мы перешли мост Черных Монахов, за которым находился квартал, именуемый Кослани или Косни, как называл его Тоби. Дома здесь были бедные и невзрачные, воздух насквозь пропитан гнилостным запахом, который, как объяснил нам Локвуд, долетал из расположенных неподалеку многочисленных кожевенных мастерских. Было еще совсем светло, длинный летний день только-только начал клониться к закату. По пути нас остановил проходивший по улицам дозорный отряд; люди, вооруженные мечами, естественно, вызвали у констеблей подозрение. Мне пришлось сказать, что я адвокат и иду к умирающему клиенту. Так как в городе по ночам неспокойно, а отложить визит до утра не представляется возможным, я взял с собой трех вооруженных слуг. Адвокатская мантия, которую я предусмотрительно надел, вернувшись из «Голубого кабана», подтверждала истинность моих слов, и нас не стали задерживать. Барак вышагивал рядом со мной с бодрым и самоуверенным видом, но я сильно сомневался, что левой рукой он сумет владеть мечом с прежней ловкостью.