Бросив прощальный взгляд на мертвые тела своих друзей, я двинулся к дверям. На память мне пришла несчастная Эдит Болейн, ее голые ноги, болтавшиеся в воздухе. И я пообещал себе, что, прежде чем покинуть Норидж, непременно разберусь с человеком, который сотворил с ней такое. С ее родным отцом.

Я пересек улицу и вошел в ворота трактира. Слуги и постояльцы удивленно вытаращили глаза при виде седовласого законника, который нес плачущего ребенка, мокрого, грязного и окровавленного. Мышка упиралась мне в грудь ручонками и отчаянно извивалась, пытаясь вырваться. Прежде чем подняться к себе, я распорядился принести нам в комнату теплой воды. Купать младенцев я не умел, но рассчитывал, что Барак справится с этой задачей.

Джек, сидевший на кровати, вскочил при нашем появлении.

— Так, значит, это правда, — прошептал он, потрясенно глядя на Мышку. — Они оба убиты.

Ребенок, изнемогавший от крика, по-прежнему извивался в моих руках.

— Что стоишь, помоги мне! — потребовал я. — Не видишь, я не знаю, как ее успокоить.

Тут появился слуга с кувшином теплой воды.

— Эх, вы! — покачал головой Барак, глядя на меня. — Ладно, доверьте Мышку мне. Я вымою ее наилучшим образом. Поставьте таз на стол.

Припадая на раненую ногу, он подошел и забрал у меня младенца. Мне оставалось лишь наблюдать, как ловко мой друг управляется с малышкой. Она продолжала отчаянно кричать; эту всегда спокойную и доверчивую девчушку словно бы подменили. Искупав Мышку, Джек стащил с себя рубашку и, запеленав, принялся укачивать ребенка на руках, что-то мурлыча себе под нос.

— Ей необходимо молоко, — бросил он, повернувшись ко мне. — И как можно скорее.

Я молчал; пережитое потрясение погрузило меня в подобие ступора.

— Ник сказал, вы хотите взять Мышку с собой в Лондон, — произнес Барак, недоверчиво глядя на меня.

— На всем белом свете у нее нет ни единого близкого человека, — пробормотал я, выходя из оцепенения. — Я намерен удочерить девочку.

До сей поры у меня не было времени решить, как поступить с Мышкой; но слова эти слетели с губ сами собой, и я понял, что они выражают мое сокровенное желание.

Прошел целый час, прежде чем вернулся Николас. Он привел с собой невысокую пухленькую женщину лет тридцати, в платье из грубой ткани и холщовом фартуке. Круглое ее лицо, обрамленное белым чепцом, сияло добротой и приветливостью, а взгляд больших голубых глаз при виде Мышки моментально преисполнился сочувствия.

— Сестра из лазарета дала мне адрес этой женщины, которая доводится ей кузиной, — сообщил запыхавшийся Николас. — Ее зовут Лиз Партлетт, она кормилица и только что ушла от своих прежних хозяев.

— Вы нам поможете? Я хорошо заплачу! — пообещал я.

— Конечно, я покормлю бедную крошку, — ответила она с мягким норфолкским акцентом. — Мой собственный ребеночек умер этой весной, но молоко все еще приходит. — Она осторожно забрала Мышку у Барака. — Давайте девочку сюда, а то вы того и гляди ее уроните.

— У меня есть ключ от соседней комнаты, — сообщил я. — Вы можете покормить ребенка там.

— Как вам будет угодно, сэр, — кивнула Лиз, с улыбкой глядя на Мышку. Та, моментально притихнув, нетерпеливо теребила ручонками грудь кормилицы. — Сколько месяцев этому несчастному созданию?

— Недавно исполнилось шесть.

— Молодой человек, который привел меня сюда, сказал, что ее родители убиты, — произнесла женщина, внимательно глядя на меня; взгляд ее задержался на моих многострадальных запястьях, однако она ничего не сказала.

— Да, — кивнул я и с горечью добавил: — В Норфолке нынче происходит множество трагедий. Девочку крестили как Мэри, но родители называли ее Мышкой.

— Ну что ж, Мышка, сейчас ты наконец покушаешь, — улыбнулась Лиз и вышла из комнаты.

— Ник, приятель, кажется, ты нашел настоящее сокровище, — заявил Барак.

— Похоже, так оно и есть! — подхватил я.

Вскоре после ухода Лиз к нам заглянул мастер Теобальд.

— Слуги сообщили, что вы принесли сюда младенца и привели кормилицу, — пробормотал он, окинув нас недоумевающим взглядом.

— У нас просто не было выбора. Ребенка мы нашли в церкви на другой стороне улицы, рядом с телами убитых родителей. С матерью девочки мы прежде были знакомы.

Глаза мастера Теобальда полезли на лоб от изумления.

— Понятно, — проронил он. — Но боюсь, через час вам придется покинуть трактир. Я уже говорил вам, что граф Уорик избрал «Девичью голову» своей штаб-квартирой. Согласно распоряжению главнокомандующего, здесь не должно быть других постояльцев, кроме его людей. Простите великодушно, но я никак не могу ослушаться Уорика. Возможно, вы найдете комнату в другом трактире — скажем, на рыночной площади. Не думаю, что все постоялые дворы сейчас переполнены. Солдат по большей части отправили на постой в дома горожан.

— Нам необходимы лошади, для того чтобы вернуться в Лондон, — заявил я. — Однако денег у нас почти не осталось. Вы можете дать нам в долг?

Во взгляде трактирщика промелькнуло сомнение.

— Я выдам вам вексель и выплачу по нему, как только вернусь в Лондон, — поспешно добавил я. — Вы же знаете, я член Лондонской коллегии адвокатов, и мне можно доверять. Сейчас многие в этом городе оказались без средств, но нам они срочно необходимы.

— Хорошо, адвокат Шардлейк, я одолжу вам денег, — поколебавшись несколько мгновений, кивнул мастер Теобальд. — Хотя вы порой вели себя несколько странно, не сомневаюсь в том, что вы заслуживаете доверия. К тому же вы были среди тех несчастных джентльменов, которых мятежники превратили в живой щит. Насчет лошадей можете не беспокоиться, я все устрою. Но сделайте милость, верните мне лошадей и деньги сразу после возращения в Лондон. Вы сами понимаете, времена для нас сейчас настали трудные. — Помолчав, он невольно улыбнулся. — Надо же, теперь у вас появился ребенок.

Мастер Теобальд покачал головой, поклонился и вышел из комнаты.

Оставшись втроем, мы некоторое время хранили молчание.

— Надо сообщить властям о смерти Джозефины и Эдварда, — произнес наконец Николас.

— Не вижу смысла, — возразил я. — Нет никаких сомнений, что Эдвард был убит как один из вожаков восстания, а Джозефина… — тут голос мой дрогнул, — просто ради забавы. Если мы обратимся к властям, никто и не подумает наказать виновных, а вот нас начнут допрашивать, выяснять, откуда мы знали Брауна. Запомните оба: на все вопросы, где мы взяли младенца, отвечаем, что услышали доносившийся из церкви плач, вошли и обнаружили там ребенка моей бывшей служанки. И ничего больше.

— Но мы должны похоронить Эдварда и Джозефину как добрых христиан, — дрогнувшим голосом сказал Николас.

— Ты хотя бы представляешь, сколько сейчас в Норидже покойников, ожидающих погребения? — раздраженно возразил ему Барак. — А нам нужно поскорее уносить отсюда ноги.

— Но у нас осталось еще одно важное дело, — мрачно проронил я, думая о предстоящей встрече с Гэвином Рейнольдсом.

На рыночную площадь мы отправились впятером: я, Барак, Николас и Лиз с Мышкой на руках. Бедное дитя, наконец-то насытившись и успокоившись, сладко посапывало на груди кормилицы. Я постоянно поглядывал на девочку, думая о решении, которое принял столь внезапно. «Смогу ли я полюбить эту крошку так сильно, чтобы воспитать ее как родную дочь?» — спрашивал я себя. «Да, сможешь», — отвечало мне мое собственное сердце.

По пути нам встретилось несколько телег, наполненных окровавленными трупами и отрубленными головами. По всей вероятности, то были тела повстанцев, казненных сегодня у Дуба реформации. Граф Уорик быстро чинил суд и расправу. В том, что состоятельные горожане питают к нему глубокую признательность, можно было не сомневаться; герб графа — медведь и суковатый посох — красовался теперь над дверями многих домов. Судя по всему, главнокомандующий прихватил в Норфолк изрядный запас фамильных гербов, подумал я не без сарказма.