Торговать так, чтобы не остаться в убытке, оказалось отнюдь не просто. Нориджские торговцы заламывали невероятно высокие цены за необходимую нам провизию, самым бессовестным образом занижая стоимость золота и драгоценностей, которые мы предлагали взамен. Лишь те немногие, кто питал симпатию к повстанцам, торговали честно и быстро распродали весь свой товар.

В конце дня мы, утомленные донельзя, отправились в обратный путь. Я вспомнил, что среди драгоценностей, которые мы выставили на продажу, не было ожерелья с жемчужными подвесками, привлекшего мое внимание накануне. Однако я слишком сильно устал, чтобы пускаться в расспросы; к тому же на душе у меня кошки скребли из-за Барака. В самом скором времени его исчезновение непременно должно было обнаружиться, и я не представлял, к каким последствиям это приведет для нас с Овертоном. Поразмыслив, я решил отложить визит в тюремный замок, где находились супруги Болейн, до завтрашнего дня.

Наконец мы вернулись в лагерь, солдаты принялись разгружать повозки и заносить во дворец графа Суррея ящики с непроданными ценностями. Я побрел к своей хижине. На пороге рядом с Николасом сидел Барак собственной персоной; вид у него был пристыженный. Я сердито кивнул и сделал ему знак войти в хижину.

— Знаете, я понял, что не способен на такое, — виновато пробормотал Барак. — Убежать не составило труда, восточная граница лагеря — это всего лишь груда камней, дозорные там появляются редко. Но… — он яростно замотал головой, — я не смог уйти. Я ведь принес клятву, да и вы с Николасом остались здесь… Бедная Тамми, — горестно выдохнул Джек.

— Ничего, вы с ней скоро увидитесь, — попытался утешить его Николас.

Барак ничего не ответил. Я вновь выбрался на воздух. Со всех сторон долетал дым костров, на которых готовили ужин.

«Итак, мы снова вместе, — подумал я. — И нам предстоят серьезные испытания».

На следующее утро, а оно выдалось холодным и пасмурным, нас позвали на общий лагерный сбор. К Дубу реформации отправились все до единого: жители Свордстоуна, мы с Бараком и Николасом, Эдвард и Джозефина с Мышкой на руках, Саймон, Нетти и тетушка Эверник.

Люди, охваченные тревожными ожиданиями, были непривычно молчаливы и сосредоточенны. Братья Кетт стояли на деревянном помосте в обществе нескольких сотников. Роберт Кетт выступил вперед и обратился к толпе с речью. Лицо его было спокойным и дышало уверенностью.

— Друзья, близится решительный час! Наши осведомители сообщают, что армия Уорика уже достигла Интвуда, а это всего в трех милях от Нориджа. Сам Уорик остановился в доме, который принадлежит семейству Грехэм, богатейшим лондонским купцам.

Слушатели разразились свистом и улюлюканьем. Кетт улыбнулся и продолжил:

— Уорика сопровождают его сыновья-подростки Амброуз и Роберт. Думаю, этим юнцам предстоит увидеть, как их отец улепетывает от нас во все лопатки. Маркиза Нортгемптона, которого мы обратили в бегство, Уорик назначил своим помощником. Что ж, если он не нашел никого лучше, ему можно только посочувствовать! Более того, норфолкские чиновники сообщили Уорику, что согласились сотрудничать с нами лишь под страхом смерти. Всем им дарованы прощение и разрешение присоединиться к армии. Правда, этих людей заставили носить ошейники, напоминающие об их вероломстве.

Ответом был дружный хохот. Дождавшись, пока он стихнет, Кетт заговорил другим, уже более серьезным тоном:

— Я не буду скрывать от вас, что битва будет суровой. Армия, которая движется сюда, почти не уступает нам в численности. В ее рядах около полутора тысяч швейцарских ландскнехтов, свирепых бойцов, не идущих ни в какое сравнение с итальянцами, с которыми мы столкнулись месяц назад. Теперь нам предстоит сразиться не с дворянскими хлыщами, а с опытными солдатами. Среди них — большой отряд, воевавший в Шотландии. Его возглавляет капитан Друри, за плечами у которого множество сражений. Скорее всего, неприятель будет здесь уже завтра!

Кетт смолк и окинул взглядом толпу, словно бы оценивая ее боевой настрой. Почти все лица, которые я мог разглядеть, в особенности юные, светились решимостью и отвагой.

— Мы готовы к бою! Мы готовы умереть! — неслось со всех сторон. — Жизнь, которую мы вели прежде, хуже смерти!

— Мы успели укрепить городские стены, — продолжал Кетт. — Но если вражеская армия ворвется в город, мы станем сражаться на улицах. У нас есть опыт уличных боев, и мы будем бить врагов так же неумолимо, как били войско маркиза Нортгемптона! А если в конце концов нам придется сойтись с противником в открытом поле, мы готовы к такому сражению. Все вы прошли военную подготовку; у нас достаточно оружия; наши командиры не менее опытны, чем вражеские. Да и то, что мы находимся на вершине холма, дает нам важное преимущество. С помощью Господа, на милость которого мы уповаем с самого начала, мы одержим победу. Благие цели, к которым мы стремимся, непременно будут достигнуты!

Внезапно на лицо Кетта набежала тень. «Быть может, сведения о численности и мощи вражеской армии, которыми он располагает, весьма неутешительны? — невольно подумалось мне. — А вдруг грядущая победа, в которой капитан убеждает повстанцев, вызывает у него самого серьезные сомнения?»

Толпа меж тем аплодировала и радостно гудела. Кетт, выждав несколько минут, заговорил вновь:

— И последнее, что я хотел сказать вам. Полагаю, женщинам, сопровождающим своих мужей, настало время отправиться домой. Пусть собирают урожай и ждут мужчин, которые вскоре придут с победой. Теперь, когда Маусхолдскому холму предстоит стать местом сражения, женщинам не стоит здесь оставаться. — Оратор перевел дыхание. — Раненые и все, кто болен и стар годами, также должны вернуться домой. Мы очень благодарны им за помощь, но ныне в лагере останутся лишь те, кто способен сражаться. К оружию, друзья мои, и да поможет нам Бог!

Вскинув руки, Кетт благодарно кивал, внимая хору приветственных возгласов. Когда толпа смолкла, он спустился с помоста вместе с остальными.

Проходя мимо меня, его старший брат Уильям Кетт сообщил:

— Мастер Шардлейк, сегодня в городе снова базарный день, и мы рассчитываем на вашу помощь. Через час подходите к гребню холма.

Мы вернулись к своим хижинам вместе с другими повстанцами, исполненными воодушевления и тревоги одновременно. Очередной проповедник протискивался сквозь толпу, потрясая Евангелием и возвещая, что близится час апокалипсиса.

— Все вы избраны Господом! — громогласно заявил он.

Некоторые повстанцы остановились, с любопытством прислушиваясь к его речам, другие не удостоили «пророка» даже взглядом.

— Кетт, как всегда, был на высоте, — заметил Николас. — Он смелый человек. Заявил, что уверен в победе, но не стал скрывать, что враг несравненно сильнее, чем прежде.

— С самых первых дней он был с людьми честен и откровенен.

— Что верно, то верно, — раздался чей-то голос за моей спиной.

Обернувшись, я увидел Майкла Воувелла.

— Я отправляюсь в Норидж, готовиться к предстоящей битве, — сообщил он, хлопнув меня по плечу. — Нас ждет великая победа, мастер Шардлейк! Наш враг силен, но я, как и многие мои друзья, сомневаюсь, что эту армию направил против нас протектор. Уверен, Сомерсет на нашей стороне.

Воувелл торопливо зашагал прочь. Овертон проводил его задумчивым взглядом.

— Надеюсь, Майкл прав и протектор действительно не имеет к этой армии никакого отношения, — заметил он. — Кстати, в победе уверены далеко не все. Я слышал, вчера многие покинули лагерь. Теперь, после того как капитан Кетт дал понять, насколько велика опасность, дезертиров наверняка станет еще больше.

— А вы будете сражаться, мастер Николас? — спросил Саймон.

— Не знаю. А ты?

— Я буду делать то, что мне прикажут, — ответил Скамблер, глядя ему прямо в глаза. — Отведу лошадей, куда потребуется. — Помолчав, он добавил едва слышно: — Никогда я не был таким счастливым, как сейчас.