— Мастер Шардлейк? — наконец изрекла она, и в голосе ее послышалось удивление.

— Да, сударыня. Простите, что ворвался к вам.

— Но зачем вы назвались именем своего помощника?

— Боялся, что вы не захотите разговаривать со мной.

Я ожидал, что мой обман рассердит ее — как правило, подобные хитрости приводят женщин в ярость, — но она ограничилась лишь тем, что проронила:

— Вам лучше уйти.

При этом старуха опасливо покосилась на дверь, за которой, судя по всему, продолжался какой-то спор.

— Я хотел бы поговорить о вашей несчастной дочери.

Джейн Рейнольдс вперила в меня пристальный взгляд; выражение лица ее немного смягчилось.

— Вы сожалеете о страшной участи Эдит?

— Поверьте, это так!

— Мой муж настоял на том, чтобы мы отправились к Сотертонам, узнали, что у них случилось. Он твердит, что в нашем городе началось сущее светопреставление, — произнесла моя собеседница ровным безучастным тоном, словно ее это ничуть не волновало. — Гэвин сказал, что я должна навестить миссис Сотертон, которая приходится мне родственницей. Но, как и все прочие жители этого города, она не смогла выдержать более пяти минут в моем молчаливом обществе. — (Впервые в жизни я заметил, как на губах Джейн Рейнольдс мелькнуло подобие улыбки, точнее, этакой кривой горькой ухмылки.) — Говорят, вы тоже примкнули к бунтовщикам, — изрекла она все тем же спокойным и безучастным тоном.

— Меня схватили на дороге и заставили вместе с капитаном Кеттом проводить суды над дворянами. Я делаю все, чтобы суды эти были справедливыми и милосердными.

— Милосердными? В этом мире? — невесело рассмеялась она. — Вы хотите слишком многого.

— Однако вы проявили милосердие по отношению к одному бедному мальчику, который хорошо мне знаком, — напомнил я. — Его имя Саймон Скамблер. По его словам, вы спасли парнишку от голодной смерти.

Джейн кивнула, хотя лицо ее осталось по-прежнему непроницаемым.

— А, Грязнулю Скамблера, как прозвали его другие мальчишки? В этом городе он стал настоящим посмешищем.

— Сударыня, Саймон передал мне слова, которыми вы сопроводили милостыню, и это напомнило мне фразу, произнесенную вами в день суда. У меня до сих пор стоит перед глазами эта сцена: как вы выбежали из зала вся в слезах, повторяя: «О моя бедная Эдит, упокой Господь ее душу! Ну что бы ей родиться мальчиком! Насколько все тогда было бы проще!»

Старуха вздрогнула, как от резкой боли. На мгновение мне показалось, что сейчас она разрыдается вновь. Но миссис Рейнольдс лишь устремила неподвижный взгляд в пространство, так быстро перебирая осколки вазы, лежащие на столе, что я испугался, как бы она не порезала пальцы.

— Гэвин всегда хотел, чтобы у него был сын и наследник, — едва слышно пробормотала моя собеседница. — Если бы я родила мальчика или, кроме Эдит, у нас были бы другие дети, произошло бы меньше зла.

— Но не вы были причиной этого зла, сударыня.

Она продолжала, равнодушно и монотонно:

— Когда Эдит выросла и Джон Болейн стал проявлять к ней интерес, мой муж был весьма этим доволен. Тогда как раз начались разговоры о том, что король Генрих намерен развестись с Екатериной Арагонской и жениться на Анне Болейн. Джон Болейн приходился ей родственником, правда весьма дальним — как говорится, седьмая вода на киселе, — но даже отдаленное родство с королевой имело при дворе немалый вес.

— Мне это хорошо известно, сударыня. Помню, во времена старого короля Уайтхолл буквально осаждали толпы дальних родственников всякого рода высокопоставленных вельмож.

— Откуда вам это известно? — спросила старуха, и в глазах ее впервые мелькнуло подобие интереса.

— Я работал в ученом совете королевы Екатерины Парр, да упокоит Господь ее душу.

— Ну, стало быть, вы сами знаете: для того чтобы занять место при дворе, необходимо было обладать умом, сообразительностью и железной хваткой. Уметь водить дружбу с нужными людьми и давать взятки. Но Джон Болейн был совершенно неопытен в этой науке: когда его родственница стала женой Генриха, он даже не попытался с ней встретиться. Правда, то обстоятельство, что зять его состоит в родстве с королевой, помогло Гэвину занять видное положение в Норидже. — По губам Джейн Рейнольдс вновь скользнула горькая усмешка. — А потом старый король отправил Анну на плаху и женился на Джейн Сеймур, матери нынешнего короля Эдуарда. Мой муж был в ярости, и ярость эта изливалась на Джона Болейна и бедную Эдит. — В голосе моей собеседницы внезапно зазвучала злоба. — Словно они были виноваты в том, что Генриху надоела Анна Болейн и он решил отрубить ей голову. Но ни Эдит, ни ее супруг не имели к этому ровным счетом никакого отношения.

— Не сомневаюсь, миссис Рейнольдс.

— С тех пор люди стали говорить, что на всех Болейнах лежит проклятие, — вздохнула старуха. — Может, это и верно.

Она погрузилась в молчание, полностью уйдя в себя.

— Сударыня, осмелюсь спросить, у вас имеются какие-либо подозрения по поводу того, кто убил вашу дочь? — набрав в грудь побольше воздуха, осведомился я.

— Нет, — устало покачала головой старуха.

— Возможно, вам известно, где она скрывалась девять лет, после того как ушла от мужа?

— Мне известно лишь одно: Эдит поступила правильно, покинув Джона Болейна и парочку этих выродков, своих сыновей. Где она была, не знаю. Думаю, далеко. — Джейн испустила тяжкий вздох. — Но сейчас это не важно. Сейчас уже ничего не важно.

— Неужели вы не хотите узнать, кто убил вашу дочь? И вас не волнует участь Джона Болейна?

— Англия разваливается на глазах, мастер Шардлейк. Что ж, путь будет, что будет.

Она вновь погрузилась в молчание.

Раздраженные голоса Гэвина Рейнольдса и Сотертона теперь доносились из-за двери отчетливее.

— Это продлится всего несколько дней, Николас! — разобрал я слова Рейнольдса. — У меня есть достоверные сведения: в случае если миссия королевского посланника провалится, как это и произошло, на подавление бунта будет брошена армия.

— Эти скоты едва не схватили моего брата! Хорошо, что он успел спрятаться. Страшно подумать, что бунтовщики сделали бы со мной, если…

В дверь постучали. В следующее мгновение она отворилась так резко, что мы с Джейн едва не подпрыгнули. Но то был всего лишь слуга, который принес свечи.

— Миссис Сотертон приказала зажечь в комнатах свет, — с поклоном сообщил он.

Когда слуга вышел, Джейн спросила:

— Много народу погибло нынешним утром?

— Думаю, несколько десятков человек.

— Возможно, все эти проповедники правы и конец света уже недалек, — проронила она, глядя в сад за окном. — Вскоре все мы предстанем перед судом Божиим. Хотела бы я знать, куда мне предстоит отправиться — на небеса или в преисподнюю? Помните историю Иова Многострадального? После всех испытаний Господь даровал ему мир и покой. Надеюсь, Он будет так же милостив ко мне и к несчастной Эдит. — Голос Джейн впервые дрогнул, и она поспешно отвернулась.

Дверь вновь отворилась, и перед нами предстал Гэвин Рейнольдс. Он тяжело опирался на палку, лицо его исказила гримаса бешенства. За ним следовал богато одетый человек лет сорока, на щеке его алел глубокий порез. Рейнольдс, поначалу не заметивший меня, сверкнул на жену глазами:

— Что, миссис Сотертон более не желает находиться в твоем обществе, Джейн? — Он зашелся хохотом. — Этот трусливый заяц не хочет нам помогать, он послал своего управляющего… — Тут старик увидел меня и осекся; глаза его полезли на лоб. — Господи Исусе! — возопил он. — Как ты сюда попал, проклятый горбун? Клянусь сиськами Пресвятой Девы, тебе не о чем разговаривать с моей женой!

— Я всего лишь хотел задать вашей супруге несколько вопросов, имеющих отношение к убийству вашей дочери.

Рейнольдс, кипя от ярости, повернулся к жене:

— Что ты ему наболтала?

— Ничего, муж мой, — проронила она, слегка отступив назад. — Я ведь ничего не знаю.

— Я слышал, что какой-то горбун-законник стал сообщником мятежников! — рявкнул Рейнольдс, повернувшись ко мне. — Так и думал, что это ты. Значит, скоро мы будем иметь удовольствие полюбоваться, как ты болтаешься на виселице!