— Что ж, тебе решать, — вздохнул я. — Попытаемся убедить капитана Кетта, что ты сболтнул лишнее сгоряча. — Я посмотрел на замок, возвышавшийся за рыночной площадью. — А сейчас настало время узнать, как поживает мастер Болейн.
Подойдя к замку, мы заметили, что стражников у ворот стало намного меньше. Оставив Барака и Николаса на улице, я сказал, что хочу увидеть Джона Болейна; меня незамедлительно провели в его камеру. Арестант выглядел на удивление бодрым, багровые рубцы на шее побледнели. Он снова мог говорить, хотя и осипшим голосом. Впрочем, Болейн заметно похудел и в глазах его по-прежнему поблескивал притаившийся ужас. Зато нынешняя камера по сравнению с предыдущей была более просторной и удобной: на кровати имелись подушки, а у стены стоял письменный стол. Болейн рассыпался в благодарностях, узнав, что мне удалось вернуть Изабелле деньги, незаконно присвоенные Фловердью. Разговор наш вертелся вокруг просьбы о помиловании. Насколько я понял, Джон убедил себя, что благоприятный ответ — исключительно дело времени. Мне оставалось лишь надеяться, что он прав.
Выяснилось, что теперь ему разрешают прогуливаться по крыше замка. В сопровождении стражника мы преодолели бесконечный лестничный пролет, ведущий туда. Когда мы наконец оказались на крыше, спина моя отчаянно ныла. Стражник остановился у входа, а мы принялись расхаживать по длинной плоской крыше от одной зубчатой стены к другой. Иногда мы останавливались, чтобы бросить взгляд на многолюдную рыночную площадь и шпили нориджских церквей. Отсюда, с высоты, люди казались крошечными черными точками. Голова моя мигом начинала кружиться, и я отходил от края подальше.
Из рассказов стражников Болейн знал, что вся страна охвачена крестьянскими волнениями и повстанцы устроили лагерь на Маусхолдском холме. Подобно Изабелле и Чаури, он был потрясен, услышав, что я стал одним из обитателей этого лагеря. Еще большее изумление вызвал у него мой рассказ о том, что там царят отнюдь не разгул и пьянство, но порядок и дисциплина. Я сообщил, что Кетт с нетерпением ждет прибытия Комиссии по незаконным огораживаниям, рассчитывая содействовать ее членам в проведении радикальных реформ. Узнав, что его сыновья и Вайтерингтон находятся в плену у мятежников, Болейн горько рассмеялся.
— Лучшего наказания для этих трех мерзавцев и не придумаешь! Возможно, мои слова покажутся вам жестокими, мастер Шардлейк, — добавил он со вздохом. — Но отныне я умываю руки во всем, что касается моих сыновей. После того, как они явились поглазеть на казнь родного отца и вопили от радости, когда на шею мне накинули петлю…
— Я и не думал обвинять вас в жестокости.
— Так, значит, пастбища, устроенные в последние годы, повсеместно уничтожаются, — продолжал Болейн. — А с овцами как поступают?
— Прежде закалывали на месте и отвозили в лагерь — в пищу повстанцам. Теперь пригоняют их на Маусхолдский холм живыми и держат в загоне. Так или иначе, все овцы скоро отправятся в котел. В лагере сейчас собралось шесть, а то и семь тысяч человек, так что мяса нужно много.
— Пастбища у меня небольшие, но, вне всякого сомнения, они тоже будут уничтожены, — задумчиво произнес Джон. — Но ведь это же несправедливо! У нас есть настоящие овечьи короли, такие, например, как Пастоны или Ричард Саутвелл. Мои жалкие стада не идут с их стадами ни в какое сравнение.
«Тем не менее арендаторы, лишившиеся своих наделов из-за ваших „небольших пастбищ“, скорее всего, пошли по миру», — подумал я, однако благоразумно решил не произносить эту фразу вслух.
— Насколько я понял из ваших рассказов, мятежники валят деревья в Торпском лесу, так как им нужны дрова и доски, — заметил Болейн. — Эта земля принадлежит Пастону. Возможно, все эти беспорядки заставят его забыть о моем долге, тем более что сумма не так уж и велика. — Джон помолчал, на лице его застыло сосредоточенное выражение. — Мои сыновья водят дружбу с головорезами, которые служат у Саутвелла, — продолжал он. — Этот человек очень опасен. Когда Вайтерингтон и его приспешники хотели захватить мои земли, сыновья, чтобы дать им отпор, позвали своих приятелей. Впоследствии я горько пожалел об этом. Так или иначе, я буду рад, если Саутвелл получит по заслугам. — Повернувшись, мой собеседник устремил взгляд в сторону города; здесь, на высоте, ощущался легкий приятный ветерок. — Хотел бы я знать, что сейчас происходит в Норидже, — вздохнул Болейн. — Надеюсь, Изабелле ничто не угрожает. — Он взглянул мне прямо в глаза. — Разумеется, вы понимаете, что протектор, равно как и Королевский совет, который его назначил, никогда не позволит простолюдинам участвовать в управлении страной. Ничего такого не было испокон веков, подобного не будет впредь, ибо сие вообще в принципе невозможно. В самом скором времени всех этих мятежников разгонят, а главарей восстания вздернут на виселицу.
— Разогнать их будет не так-то просто, — покачал я головой. — Люди Кетта успели хорошо вооружиться, среди них немало опытных военных. Полагаю, точно так же обстоят дела и в других лагерях. Возможно, под давлением повстанцев протектор будет вынужден осуществить реформы. К тому же Кетт всячески подчеркивает свою верность королю.
— Да вы, похоже, им сочувствуете? — в изумлении уставился на меня Болейн.
Ответом ему было мое молчание.
— Господи Исусе, мастер Шардлейк, я обязан вам жизнью! Вы столько сделали для меня и моей жены, что я ваш должник на веки вечные! Заклинаю: будьте осторожны, иначе вас засосет опасное болото и вы погибнете. — Он сокрушенно покачал головой и внезапно сменил тему: — А где сейчас Ричард Саутвелл? Его мятежники тоже держат в плену?
— Нет, — кратко ответил я, решив не рассказывать о встрече с Саутвеллом у церкви Святого Михаила.
— Я думал, его должны захватить одним из первых, — нахмурился Болейн.
— А вы с ним знакомы? — осведомился я.
— Нет.
Решив, в свою очередь, направить разговор в иное русло, я заявил:
— За Изабеллу можете быть спокойны. Она в безопасности, и рядом с ней Чаури. Правда, я заметил…
Взгляд Болейна внезапно стал пронзительным и острым.
— Что вы заметили?
— Мне показалось, Чаури… э-э-э… питает к вашей жене чувства… особого рода. Вне всякого сомнения, он не переступает границ дозволенного… Но я решил, что вам лучше знать об этом.
К немалому моему удивлению, Болейн расхохотался так громко, что смех вызвал у него приступ кашля. Отдышавшись, он произнес с горечью:
— Неужели вы думали, будто я не знаю этого, мастер Шардлейк? Когда человек берет в жены женщину значительно моложе себя, да к тому же еще и красавицу, он должен смириться с тем, что она возбуждает желание у других мужчин. Чаури верный слуга, но не сомневаюсь: будь у него возможность, он увел бы у меня Изабеллу. Однако подобной возможности у него нет, ибо мы с Изабеллой, как ни трудно в это поверить, влюблены друг в друга так же сильно, как и в день нашей первой встречи. — Болейн сдвинул брови. — Конечно, видеть, как другие мужчины глазеют на мою супругу с вожделением, не слишком приятно. Но по сравнению с тем адом, каким был мой брак с Эдит, это сущий пустяк. Да, Эдит ухитряется мучить меня даже после своей смерти, — вздохнул Джон и провел пальцами по рубцам на шее.
«Любопытно, питал ли он когда-нибудь хоть каплю жалости к Эдит, принявшей столь мучительную и позорную смерть?» — пронеслось у меня в голове.
Однако, встретив колючий взгляд Болейна, я спросил его совсем о другом:
— Скажите, у вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, где Эдит провела все эти годы до возвращения в Норфолк?
— Нет, — раздраженно махнул рукой Болейн. — Я не имею об этом даже отдаленного представления. И в жизни, и в смерти Эдит была и остается для меня загадкой.
Наступил полдень; мы с Николасом и Бараком зашли в трактир в дальнем конце Конисфорд-стрит, чтобы перекусить. Спина моя, которой пребывание в лагере принесло ощутимую пользу, после нескольких часов ходьбы по городским улицам разболелась опять, так что я с облегчением опустился на скамью. После обеда Барак, заметивший, как сильно я устал, предложил вернуться в лагерь. Однако по моему настоянию мы отправились к Джозефине и Эдварду, которые жили поблизости. Затем я рассчитывал заглянуть к тетке Скамблера. Мысли об этом несчастном парнишке, лишенном крова и средств к существованию, не давали мне покоя.
