— Как ты думаешь, могли мои сыновья взять ключ, сделать с него копию, а потом вернуть?

— Они вполне могли это сделать, сэр, — кивнул Скамблер.

— Мастер Болейн, это уже не вопрос, а гипотеза! — откашлявшись, предостерег судья Рейнберд. — Разве адвокат Шардлейк не разъяснил вам, что строить предположения недопустимо? — Сурово взглянув на Скамблера, он осведомился: — А по какой причине сыновья мастера Болейна тебя избили?

— Сказали, что им надоело мое пение. Я люблю петь за работой.

— Вряд ли твое пение успокоительно действовало на жеребца с буйным нравом.

— Нет, сэр, что вы! — воскликнул Скамблер. — Полдень очень любит песенки, особенно вот эту! — И он принялся напевать: — «Ах, как жаль, моя голубка, что не любишь ты меня…»

Катчет хлопнул в ладоши:

— Прекрати немедленно! Не забывай, ты в зале суда!

Грязнуля растерянно потупился.

— Я только хотел показать, как я пою, — пробормотал он и оглянулся на тетку, которая, казалось, готова была вскочить со своего места и надавать племяннику тумаков.

Катчет недоуменно вскинул брови.

— Этот мальчик пребывает в здравом рассудке? — обратился он к Болейну.

— У него репутация… парня со странностями, — с заминкой ответил тот. — Но он честный малый и отличный конюх.

— У вас есть еще какие-нибудь вопросы к этому свидетелю? — поинтересовался Рейнберд.

— Нет, сэр. Я хотел бы вновь пригласить сержанта Шардлейка.

Рейнберд утомленно махнул рукой:

— Приглашайте!

Скамблер понуро побрел к скамье, а я вернулся на кафедру. Многие зрители улыбались, включая и некоторых присяжных; однако были и такие, кто недовольно хмурился. Ребячливое поведение Скамблера изрядно подорвало доверие к его показаниям. Тем не менее множество любопытных взглядов по-прежнему было устремлено на братьев Болейн. Я пристально смотрел на их отца, надеясь, что он вернется к теме исчезнувшего ключа.

Несколько мгновений помедлив, словно бы в нерешительности, Джон произнес:

— Сержант Шардлейк, насколько я понял, после разговора с Грязнулей — то есть со Скамблером — вы посетили мастерскую слесаря Снокстоуба?

— Да, — кивнул я. — Она находится неподалеку от площади Тумлэнд. Семнадцатого июня я был там и беседовал с подмастерьем слесаря, неким Уолтером. На вопрос, не заглядывал ли к ним недавно кто-нибудь из братьев Болейн, он ответил отрицательно. Что касается самого Снокстоуба, тот категорически отказался отвечать на какие-либо вопросы. На следующий день, после того как тело слесаря было обнаружено в реке, я вновь посетил его мастерскую. На этот раз Уолтер сообщил, что некий мужчина, которого он никогда прежде не видел, заказал его хозяину копию ключа от конюшни в Бриквелле. По словам подмастерья, слесарь был весьма встревожен визитом незнакомца. После того как тот покинул мастерскую, Снокстоуб куда-то ушел. Вернувшись, он по-прежнему выглядел сильно обеспокоенным. Расспросить об этом самого слесаря я не имел возможности, ибо он умер.

Судя по ропоту в зале, рассказ мой возбудил ничуть не меньший интерес, чем показания Скамблера.

— И где же он, этот подмастерье? — пристально глядя на меня, осведомился Рейнберд.

— Скрылся в неизвестном направлении. Полагаю, отправился домой. Насколько мне известно, его родные живут в Сандлингсе.

— А как его фамилия?

— Он удрал прежде, чем я успел ее узнать, милорд, — вздохнул я и, сознавая собственный просчет, невольно залился краской.

— Таким образом, ваш рассказ является показаниями с чужих слов и не может быть принят судом в расчет. Никак не ожидал, сержант Шардлейк, что вы способны упустить столь важного свидетеля.

— Мастер Снокстоуб мертв, милорд. Когда свидетель мертв, правило о показаниях с чужих слов теряет силу и суд может принять в расчет факты, которые он сообщил третьей стороне.

— Третьей стороной в данном случае является Уолтер, который отсутствует в зале суда, — отчеканил Рейнберд.

— Этот Уолтер описал человека, заказавшего копию ключа? — спросил Катчет.

— Он сказал лишь, что это был рослый широкоплечий мужчина с бородой. Как выяснилось, подмастерье страдает близорукостью.

— Что только играет вам на руку, — проронил Катчет.

— Нет, милорд, напротив, нам это ничуть не играет на руку, — возразил я, глядя ему прямо в лицо. — Мы бы очень хотели располагать подробным описанием внешности этого человека, которое позволило бы опознать его. — Помолчав, я продолжил: — Признаюсь, я не слишком верю в близорукость подмастерья. Остается лишь сожалеть, что я упустил его. Осмелюсь просить суд отсрочить рассмотрение дела, — набравшись решимости, заявил я. — Полагаю, в ближайшее время я сумею отыскать Уолтера, и тогда…

Судья Рейнберд, подавшись вперед, резко оборвал меня:

— Сержант Шардлейк, вы выступаете сейчас как защитник подсудимого, тогда как я категорически предостерег вас от этого! В вашем распоряжении было больше месяца для того, чтобы собрать все необходимые свидетельства и…

— Я прибыл в Норидж всего лишь на прошлой неделе!

— Суда это не касается, — махнул рукой Рейнберд. — Мы должны рассмотреть это дело сегодня, основываясь на тех свидетельствах и фактах, которые нам представлены.

— Да, милорд, — со вздохом кивнул я. Отказ отнюдь не явился для меня неожиданностью, но, как говорится, попытка не пытка. — Если мне будет позволено продолжить, надеюсь, я сумею убедить суд в том, что ключ, который Барнабас и Джеральд Болейны похитили у конюха, вечером того же дня был украден у них. Полагаю, это важное обстоятельство позволит взглянуть на дело в ином свете.

Я повернулся к Болейну, давая ему понять, что настало время приглашать новых свидетелей.

— Я хотел бы опять вызвать своих сыновей Барнабаса и Джеральда, — произнес он.

Близнецы вернулись на свидетельскую кафедру; они шагали рядом, плечом к плечу.

— По какой причине вы напали на моего конюха Скамблера? — ровным голосом осведомился Болейн. — Вы избили беднягу так, что все его тело было покрыто синяками и ссадинами.

— Мы знали, что этот парень плохо обращается с вашей лошадью, сэр, — вежливо ответил Джеральд. — Как-то раз, проходя мимо конюшни, мы увидели, как он тычет в несчастное животное вилами, а в другой раз заметили, как он колет Полдня гвоздем.

— Возможно, причина бешеного нрава жеребца крылась в том, что этот скверный мальчишка совсем его измучил, — не без ехидства вставил Барнабас.

Изабелла, сидевшая рядом со мной, сжала кулаки.

— Лжецы, — прошептала она. — Гнусные лжецы.

— Тише, — также шепотом сказал я, накрывая ее руку своей.

Взгляд Болейна, устремленный на сыновей, был исполнен откровенного недоверия.

— Всякий, кто знает Полдня, скажет, что он не потерпит подобного обращения! — воскликнул он дрожащим от возмущения голосом. — Признайтесь, вы украли у Скамблера ключи от конюшни?

— Нет, сэр, мы не делали этого, — заявил Джеральд.

Близнецы держались до крайности хладнокровно и самоуверенно. Наверное, перед судом дед не преминул дать им наставления; скорее всего, именно он посоветовал внукам отвечать на вопросы кратко и по существу, без всякой уклончивости.

— Мы даже не видели этого ключа, — продолжал Джеральд. — Грязнуля Скамблер — чокнутый, это знает каждая собака в Норидже. Уж конечно, он обронил ключ во время драки и в первый раз просто не сумел его найти.

Барнабас устремил на Катчета взгляд невинного ягненка.

— Милорд, могу я добавить кое-что в нашу с братом защиту? — кротко осведомился он.

— Разумеется.

— Я хочу сказать лишь одно: мы любили нашу покойную мать. Никто не станет отрицать этого. И у нас есть алиби на тот вечер, когда она была убита. На вечер и на всю ночь. — Помолчав, Барнабас заключил: — В отличие от нашего отца, у которого никакого алиби не имеется.

Болейн, сверливший сыновей глазами, повернулся к судьям и попросил разрешения еще раз вызвать Дэниела Чаури. Судья Рейнберд кивнул в знак согласия, и управляющий поднялся на свидетельскую кафедру; я заметил, что он и близнецы избегают смотреть друг на друга.