— Да, конечно, — кивнул Чаури. — Прошли сильные дожди, и берега развезло.

— Тот, кто убил Эдит, должен был по жидкой грязи донести ее тело до ручья, причем в полной темноте, и утопить вниз головой. Как вы полагаете, способен ли человек совершить такое в одиночку, пусть даже убийство произошло на ближайшем мосту?

— Сомневаюсь. Под весом мертвого тела ноги его увязли бы в грязи по колено. Я отнюдь не уверен, что подобное мог совершить даже сильный мужчина.

Болейн вызвал Кемпсли, по-прежнему чуть живого от испуга.

— Мастер Кемпсли, вы согласны с тем, что сказал мастер Чаури? — мягко спросил он.

Старый пастух бросил отчаянный взгляд на Вайтерингтона и поспешно отвернулся.

— Помните, что вы принесли клятву, — бросил судья Рейнберд.

Кемпсли тяжело перевел дух.

— Да, сэр, земля там вязкая, — пробормотал он. — Ежели один человек потащил бы мертвое тело, то увяз бы по колено, это точно.

— Еще один вопрос, — продолжал Болейн. — Из ваших показаний следует, что вы видели на берегу следы. Как вы полагаете, эти следы были оставлены одной парой сапог или же несколькими?

Кемпсли молчал, опустив голову.

— Вы должны ответить, старина, — строго произнес Катчет.

— Кажись, там ходило двое, — выдохнул наконец пастух.

Я заметил, как некоторые зрители с подозрением взглянули на близнецов.

— Однако в моей конюшне была обнаружена лишь одна пара ботинок, — заявил Болейн. — И никто не опознал их как принадлежащие мне. Тот, кто замыслил обвинить меня в убийстве, не стал подбрасывать вторую пару.

Он смолк, давая судьям и присяжным время осмыслить услышанное.

«Если бы только Джон не реагировал столь бурно на выпады Катчета», — вздохнул я про себя.

— Видать, у мастера Болейна имелся помощник, — раздался дребезжащий голос Кемпсли. — И этот помощник забрал свои ботинки к себе домой.

Высказав сие предположение, старик метнул вопросительный взгляд в сторону Вайтерингтона, и тот едва заметно кивнул. Я прикусил губу. Существование подобной вероятности невозможно было отвергать.

— Нам следует поспешить, — заявил Рейнберд. Пробежав глазами лежавшие перед ним бумаги, он взглянул на Болейна. — Насколько я понимаю, все прочие, весьма запутанные показания касаются ключей от вашей конюшни.

— Да, ваша честь. Я хотел бы вызвать в качестве свидетеля сержанта юриспруденции Мэтью Шардлейка.

— Вызывайте, — испустил вздох Рейнберд.

Я встал и направился к свидетельской кафедре. Ощущение было непривычным; обычно в суде я выступал со скамьи адвокатов, а сегодня мне пришлось под огнем любопытных взглядов пройти в центр зала.

Болейн смотрел на меня в некотором замешательстве, словно бы не зная, о чем спрашивать. Однако, взглянув в свои записи, он быстро собрался с мыслями и произнес:

— Сержант Шардлейк, будьте любезны, расскажите суду, что вам удалось выяснить в ходе расследования, которое вы провели, относительно ключа от конюшни.

— В Бриквелле, усадьбе мастера Болейна, имеется конюшня, где содержится лишь одна лошадь, жеребец по кличке Полдень, — начал я, обводя зал глазами. — Это животное обладает весьма буйным нравом и, вырвавшись на волю, способно натворить немало бед. Как уже отмечал констебль, жеребец представляет для людей опасность. Поэтому мастер Болейн всегда держал двери конюшни на запоре. У него имелось два ключа, сделанные нориджским слесарем, к услугам которого он обращался в течение многих лет. Имя этого человека Маркус Снокстоуб.

Гул голосов, пронесшийся по залу, свидетельствовал о том, что многие слышали о смерти Снокстоуба. Вид у присяжных был озадаченный.

— Два дня назад тело мастера Снокстоуба было извлечено из реки Уэнсум, неподалеку от Епископского моста, — продолжал я. — Нельзя исключать, что он погиб насильственной смертью.

Рейнберд подался вперед, взгляд его оживился.

— Коронер осматривал тело? — осведомился он.

— Да, милорд. Согласно заключению, Снокстоуб утонул. Однако дознание еще не проводилось.

— На теле обнаружены какие-либо раны?

— Насколько мне известно, нет, милорд.

— Этот человек был известен своим пристрастием к спиртному, — поднявшись, сообщил коронер. — Будучи, по обыкновению, пьян, он вполне мог свалиться с моста.

— Продолжайте, — кивнул мне Рейнберд.

— За день до смерти мастера Снокстоуба я беседовал с ним. Для того чтобы передать факты со всей возможной точностью, я прошу мастера Болейна вызвать еще одного свидетеля.

Болейн вновь замешкался; начинало сказываться колоссальное напряжение, в котором он пребывал. Я ободряюще улыбнулся, и он произнес:

— Я хотел бы пригласить Грязнулю Скамблера.

— Кого-кого? — ушам своим не поверив, переспросил Катчет.

— Прошу прощения, милорд, — вспыхнул Джон. — Я имел в виду Саймона Скамблера, который прежде служил у меня конюхом. Все зовут его Грязнулей.

Подмастерья, которых среди зрителей было немало, довольно захихикали. Скамблер, донельзя смущенный, поднялся со скамьи. Я спустился со свидетельской кафедры, отметив про себя, что бабушка близнецов Джейн Рейнольдс так и не вернулась в зал. Я ожидал, что Саймон займет мое место, однако он своей прыгающей походкой направился прямо к столу, за которым сидели судьи, и вытаращил на них глаза. Они тоже разглядывали его с откровенным любопытством. Хихиканье в зале становилось все громче; Скамблер, окончательно сконфузившись, озирался по сторонам. Я подошел и взял его за локоть:

— Саймон, тебе надо встать вон туда. Это место для свидетеля. Мастер Болейн задаст тебе несколько вопросов.

— Простите, мастер Шардлейк, — смущенно пробормотал Скамблер, повернулся и, наступив на расшатанную половицу, едва не упал.

Подмастерья в зале уже изнемогали от смеха.

Судья Катчет ударил по столу молотком:

— Прошу тишины! Пристав, выведите этих весельчаков из зала!

Мальчишки, по-прежнему хихикая, двинулись к дверям; пристав подгонял их дубинкой, словно стадо баранов. Я вернулся на скамью свидетелей и сел рядом с Изабеллой, изо всех сил противясь отчаянному желанию закрыть лицо руками. Скамблер, взгромоздившись на кафедру, выжидающе взглянул на Джона Болейна.

— Скажи, Грязнуля… то есть Саймон, ты же помнишь, как работал у меня конюхом? Ухаживал за Полднем, моим жеребцом? — не слишком уверенно начал тот.

Лицо Саймона просветлело.

— Еще бы мне не помнить, мастер Болейн. Полдень сразу меня признал, правда? Мы с ним хорошо ладили.

— Именно так. Ты помнишь, что я вручил тебе второй ключ от конюшни и строго-настрого наказал никому не давать его?

— Конечно, мастер Болейн. И я никому его не давал. Вот только… — Саймон осекся.

— Говори! — приказал Катчет. — Что произошло с ключом?

— Как-то раз Джеральд и Барнабас подкараулили меня и задали трепку. Это было на дороге в Ваймондхем. Когда они меня отпустили и убежали прочь, оказалось, что ключа от конюшни нет. Я всегда носил его на шее, на железной цепочке. А тут он исчез.

Саймон опасливо оглянулся на близнецов, на лицах которых не дрогнул ни один мускул.

Зрители наблюдали за происходящим с возрастающим любопытством, некоторые присяжные подались вперед.

— Ты помнишь, когда это произошло? — спросил Болейн.

— Двенадцатого мая, сэр. Как раз в день рождения моей бедной покойной матушки.

— И что ты сделал, убедившись, что ключ исчез? — задал очередной вопрос Болейн.

— Понятное дело, сэр, я принялся его искать. Искал повсюду: на земле, в траве, но нигде не нашел. Потом вернулся домой, однако ничего не сказал вам. Боялся, что вы рассердитесь и будете меня ругать. Утром я снова побежал туда. Решил на всякий случай поискать еще раз. И представляете, ключ нашелся! — Голос мальчика зазвенел от волнения. — Он лежал на обочине, у самой дороги. Но клянусь святым распятием, накануне я обшарил там каждый дюйм, и никакого ключа не было!

На лицах присяжных светился несомненный интерес, близнецы под прицельным огнем множества взглядов сохраняли невозмутимый вид. Болейн тоже посмотрел на своих сыновей, однако сразу отвернулся и задал Скамблеру следующий вопрос: