— В твоих словах, несомненно, есть резон, Николас, — кивнул я. — Прошу тебя, сходи к Скамблеру домой и скажи, что им с теткой лучше не выходить на улицу до четверга. Будет разумнее, если они попросят своих знакомых по церковному приходу побыть с ними. Скажи еще, что я загляну к ним завтра проверить, все ли в порядке. Тоби, вы можете вернуться к своим родителям. Встретимся в «Голубом кабане» в девять часов вечера.

— Но вы не отказались от своего намерения подстеречь нынешней ночью братьев Болейн?

— Нет. Однако прежде надо хорошенько обдумать, как мы это сделаем. Полагаю, сегодня вечером я загляну к мастеру Рейнольдсу и скажу, что хотел бы побеседовать с его внуками. Вне всякого сомнения, он ответит, что они ушли на петушиные бои, и предложит нам убираться восвояси. Тогда я скажу, что мы попытаемся отыскать их в городе. Это спасет нас от обвинений в незаконном преследовании и угрозах. В случае чего мы заявим, что даже не думали им угрожать, а хотели всего лишь мирно побеседовать. А мечи захватили на всякий случай, ибо молодые люди — известные забияки, и неизвестно, что взбредет в их шальные головы.

— Если я буду вооружен, это может вызвать подозрения, — угрюмо проронил Тоби. — Я не джентльмен и по закону не имею права носить оружие.

— Имеете, если служите у меня и защищаете своего патрона.

— Значит, вам нужно купить мне меч, — сказал Тоби. — Кстати, вот и оружейная лавка, — заметил он, указывая на небольшой домик, притулившийся между двумя внушительными особняками; в окне были выставлены кинжалы разных форм и размеров. — Здесь покупают оружие все джентльмены, а джентльменов в Норидже хоть отбавляй.

Я слегка нахмурился, однако счел за благо промолчать, понимая, сколь глубоко Тоби уязвлен собственным низким статусом.

Мы с Николасом вошли в лавку. Я объяснил, что хочу приобрести меч для своего слуги, так как обстановка в городе неспокойная. Через несколько минут мы вышли с мечом в ножнах, который висел у меня на поясе. Тоби уже ушел.

— Вам бы тоже стоило обзавестись мечом, — заметил Николас.

— Боюсь, вступив в схватку, я нечаянно снесу голову тебе или Локвуду, — возразил я.

— Невелика потеря, — ухмыльнулся Николас. — Я имею в виду Тоби, конечно. Упертым радикалам вроде него голова ни к чему — они все равно ею не пользуются.

— Судя по всему, на суде лишь два свидетеля дадут показания в пользу Болейна, — вздохнул я, пропустив его выпад мимо ушей. — Я и Изабелла, его жена.

— Может, привлечем еще старого пастуха? Пусть скажет, что одному человеку было бы весьма затруднительно дотащить тело Эдит до берега и воткнуть его головой в ил.

— Вайтерингтон наверняка запретит ему давать показания, которые можно истолковать в пользу Болейна, — возразил я. — Конечно, я могу повторить рассказ пастуха, но, как известно, показания с чужих слов не имеют особого веса. Ладно, пожалуй, мне стоит вернуться на постоялый двор. Ночь я провел почти без сна, и, если не отдохну сейчас, вечером от меня будет мало проку.

— Сэр, боюсь, это проклятое дело доведет вас до полного изнеможения. — Николас с беспокойством поглядел на меня.

— Да, помнишь, мы с тобой надеялись в Норидже слегка развеяться и отдохнуть от однообразных будней? — усмехнулся я. — Однако то, что происходит сейчас, мало походит на увеселительную поездку. Пока мы здесь, в деле появился второй труп. Честно тебе скажу — пожилому горбуну вроде меня затруднительно выдержать все эти пешие переходы и путешествия верхом. Но сдаваться я не собираюсь. Сейчас отдохну немного и пойду в контору коронера. Надо узнать, какие результаты дал осмотр тела Снокстоуба. Если слесарь был убит, это многое меняет. Мы можем даже потребовать, чтобы заседание суда было отложено. Ну а ночью нам предстоит приятная встреча с братьями Болейн.

Вечером по пути в трактир «Голубой кабан» мы с Николасом, как и собирались, заглянули в дом Гэвина Рейнольдса. Дверь, ведущую во внутренний дворик, отворила служанка, которая и не подумала пригласить нас внутрь. Вместо этого олдермен Рейнольдс, опираясь на палку, вышел к нам собственной персоной. Я сообщил, что мы хотели бы поговорить с его внуками, однако нам известно, что нынешним вечером они отправились на петушиные бои.

— Кто вам об этом сказал? — подозрительно прищурился Рейнольдс.

— Разве это тайна? — ответил я вопросом на вопрос.

— А о чем вы намерены беседовать с моими внуками? — процедил старик.

— О том, как они относятся к случившемуся.

Упоминать про ключ я не собирался.

Губы Рейнольдса искривились в отвратительной ухмылке.

— А как, интересно, мальчики могут относиться к тому, что их отец прикончил их мать? Да будет вам известно, на суде мы намерены свидетельствовать против этого подонка: я, Джеральд и Барнабас. Расскажем, что он отличается вспыльчивым нравом и подвержен приступам ярости. Так вот, мастер Горбун, я не позволю вам допрашивать моих внуков под моей собственной крышей. Если вы сумеете отыскать их в городе, значит вам повезло. Мы договорились, что после петушиных боев они вернутся домой — надо обсудить наши завтрашние показания.

Он злорадно улыбнулся и захлопнул дверь перед моим носом.

— Да уж, дело принимает дерьмовый оборот, — буркнул Николас. — Еще три свидетеля, твердо намеренные утопить Болейна.

— И все же мы побеседуем с близнецами. Тем более что их любящий дедушка, можно сказать, благословил нас поболтать с внучатами. Никто не обвинит нас в том, что мы пытались их запугать.

В тот вечер в таверне «Голубой кабан», расположенной неподалеку от Епископского моста, условились встретиться шесть человек: я, Николас, Тоби, Барак и чета Браун, Эдвард и Джозефина. Мы с Николасом прибыли незадолго до девяти. Днем мой помощник успел навестить Скамблера и его тетку. Весть об убийстве слесаря повергла обоих в ужас; по словам Николаса, можно было не сомневаться, что до четверга они носа на улицу не высунут. Тетка обещала, что непременно попросит кого-нибудь из своих знакомых по церковному приходу пожить с ними. Разумеется, она не сомневалась, что виной всему — ее горемычный племянник, и не преминула обрушить на голову Грязнули град упреков и ругательств.

Войдя, мы сразу увидели Барака, сидевшего в саду за столом, на котором горела свеча. Озабоченно сдвинув брови, он читал какое-то письмо. Собираясь в таверну, мы с Николасом надели серые шерстяные дублеты, дабы не слишком отличаться от прочих посетителей. Оглядевшись по сторонам, я с облегчением убедился, что компания лодочников, напавших на Николаса во время нашего прошлого визита, на сей раз отсутствует. Бросив взгляд на сторожевую башню Епископских ворот, видневшуюся неподалеку, я вспомнил о Снокстоубе, который вошел в эти ворота в последние мгновения своей жизни.

Заметив нас, Барак удивленно вскинул бровь:

— Никогда прежде не видел вас с мечом.

— Я купил его для Тоби Локвуда.

— Снимайте меч поскорее, а то оружие привлекает слишком много внимания. Сразу видно, что вы джентльмен, а их, как вы помните, здесь не жалуют. Мой собственный лежит в комнате.

Мы положили мечи под стол, и Николас отправился принести пива.

— От кого письмо? — спросил я, оставшись наедине с Бараком.

— От Тамазин.

— Она сообщает, как себя чувствует Гай?

— По-прежнему. Ни лучше ни хуже. У него часто случаются приступы лихорадки. Тамазин пишет, что теперь, когда она его навещает, ей приходится брать с собой не только Джорджа, но и маленькую Тильду. Мамаша Маррис заявила, что ей надоело постоянно присматривать за девочкой. Честно говоря, все письмо Тамазин — это сплошной поток жалоб, — с досадой проворчал Барак. — Цены растут, в городе полно вооруженных солдат, по ночам ей одиноко, и она недовольна, что я так долго прохлаждаюсь в провинции. При этом Тамми ничего не имеет против денег, которые я привожу после каждой выездной сессии. Да, еще она выражает надежду, что я воздерживаюсь от выпивки и не вожу компанию со всяким сбродом. Похоже, себя она относит к разряду благородных особ. Забыла, что вышла из таких же низов, что и я сам. Да что там говорить, моя жена даже писать не умеет. Письмо написано рукой Фрэнсиса, помощника Гая.