В исследовании Дайармейд Маккалок упоминаются еще два возможных источника финансирования — архиепископ Рагге и сэр Ричард Саутвелл. Несмотря на то что оба являлись заклятыми врагами религиозных и политических реформ, они, несомненно, вступали в контакт с Кеттом[134]. Обстоятельства встречи предводителя повстанцев с Рагге остаются неизвестными. Однако можно предположить, что архиепископ предложил Роберту Кетту крупную денежную сумму взамен на обещание не трогать епархиальное имущество и земли, а также его собственные владения. Как известно, после подавления восстания Рагге был с позором лишен своего высокого поста.
Еще более любопытной представляется линия поведения, которую избрал сэр Ричард Саутвелл, являвшийся, как уже упоминалось, кандидатом в члены Тайного совета. Жестокий и безжалостный человек, владелец множества незаконно огороженных пастбищ, он пользовался в Норфолке до крайности дурной славой. В 1546 году, во время суда над своим бывшим патроном, герцогом Норфолком, и его сыном, графом Сурреем, Саутвелл был одним из главных свидетелей обвинения. Как уже говорилось, он являлся управляющим владениями леди Марии и продолжал служить ей после того, как она стала королевой.
Во время всех восстаний самый влиятельный человек в графстве неизменно вступал с мятежниками в переговоры, пытаясь уговорить их разойтись по домам или хотя бы достичь определенных соглашений. После казни герцога Норфолка самой крупной политической фигурой в графстве, несомненно, являлся Саутвелл. После подавления восстания он был обвинен в том, что передал бунтовщикам 500 фунтов (в пересчете на нынешние деньги это составляет приблизительно 250 000 фунтов). Ни в одном другом лагере повстанцев не пытались подкупить, пустив в ход столь крупную сумму. Хотя капитан Кетт принял деньги, Маусхолдский лагерь, разумеется, не был распущен. После восстания Саутвелла заключили в Тауэр и приговорили к штрафу в 500 фунтов за то, что он «своей собственной рукой подписал воззвание, подстрекающее к мятежу»[135]. Как правило, подобные действия объявлялись государственной изменой и карались смертной казнью, но Саутвелл, по своему обыкновению, вышел сухим из воды.
В «Мертвой земле» я придерживаюсь версии, согласно которой Саутвелл передал Кетту деньги при личной встрече в обмен на обещание оставить в неприкосновенности его огромные овечьи стада, а также земли леди Марии. В первые дни восстания в окрестностях Кеннингхолла было уничтожено несколько пастбищ, однако старшую дочь Генриха никто так и не побеспокоил. Хотя огонь мятежа бушевал поблизости от ее владений, она мирно провела в своей резиденции все лето. Интересно было бы выяснить, какая участь постигла во время восстания поместья Саутвелла.
Итак, если, согласно моим предположениям, у повстанцев имелись деньги, то где они могли их тратить? Этот вопрос влечет за собой другой: продолжал ли нориджский рынок, сердце экономики города, функционировать во время восстания? Полагаю, рынок своей деятельности не прекращал; лишившись возможности продавать товары, нориджские купцы и ремесленники оказались бы в весьма стесненных обстоятельствах. Повстанцам не было никакого резона закрывать рынок, напротив, в их интересах было позволять ему работать. Деньги, которыми располагали жители лагеря, они могли тратить на приобретение товаров первой необходимости — свечей, обуви, одежды и, разумеется, прежде всего съестных припасов и продуктов, необходимых для пивоварения. После того как город был захвачен правительственными войсками, обитатели Маусхолдского холма были отрезаны от рынка и фактически оказались в блокаде. Возможно, именно это обстоятельство вынудило их дать в конце августа сражение, речь о котором пойдет ниже.
Пытаясь понять, что представлял собой ежедневный быт обитателей Маусхолдского холма, приходится призывать на помощь воображение. Тем не менее я старался основывать свои описания на тех немногочисленных сведениях, которые предоставляют исторические источники, а также на том, что нам известно о бытовом укладе и досуге простолюдинов эпохи Тюдоров.
Благодаря отчетам Сотертона и Невилла мы можем судить об одном из важнейших обстоятельств, определявшем условия жизни повстанцев, — погоде. Оба источника утверждают, что июль в том году выдался жарким и солнечным, что, несомненно, способствовало проведению строительных работ и благоустройству лагеря. Мэтью Паркер, оказавшись на Маусхолдском холме, обнаружил, что многие жители лагеря были просто вымотаны длительной жарой[136]. Когда 31 июля в Норидж прибыла армия маркиза Нортгемптона, солдатам, измученным жарой, понадобился длительный отдых[137]. Однако в течение месяца разразились как минимум две мощные грозы, которые сопровождались шквальным ветром и ливнями. Первая из них, скорее всего, относится к началу июля, когда в лагерь со всех сторон доставлялись пленные джентльмены. Мы располагаем свидетельством одного из таких пленников, которого буря застигла посреди дороги, в открытой повозке[138]. Вторая гроза, имевшая место 1 августа, была столь сильна, что дождевые потоки погасили пожары, вспыхнувшие в городе после битвы с армией Норгемптона[139]. Согласно свидетельству Сотертона, повстанцы, застигнутые стихией в городе, укрылись в городских церквях, где и провели ночь[140]. После той бури погода резко изменилась. На смену знойному и засушливому июлю пришел прохладный дождливый август, как это и описано в «Мертвой земле». Песчаные почвы Маусхолдского холма быстро впитывали дождевую воду, однако грозы вызвали довольно значительные разрушения, что в условиях жаркой погоды и нехватки воды могло спровоцировать вспышку инфекционных заболеваний и серьезные бытовые неудобства.
В моем романе упоминается о том, что в лагере были устроены собственные пекарни и пивоварни, а также цирюльни и лавки, в которых ремесленники торговали своими товарами. Как я уже говорил, там имелись загоны для скота и лошадей, которых необходимо было объезжать, готовя к участию в предстоящей битве.
Возможно, в лагере, особенно в первые недели его существования, устраивались всякого рода забавы и увеселения. Вне всякого сомнения, крестьяне, собравшиеся на Маусхолдском холме, предавались своим излюбленным развлечениям: рассказывали истории и сказки, проводили петушиные бои и состязались в силе. Возможно, из Нориджа в лагерь приходили бродячие артисты: жонглеры, акробаты, кукольники. В «Мертвой земле» описывается травля медведей — потеха, столь излюбленная в эпоху Тюдоров. «Командная игра», о которой идет речь в романе, тоже была весьма популярна в те времена, особенно в Восточной Англии. Она представляла собой ужесточенную версию футбола: игроков намного больше, правил значительно меньше. Разумеется, лагерь неизменно привлекал бродячих торговцев, которые доставляли туда не только свои немудреные товары, но и последние новости.
Пьянство могло стать в Маусхолде весьма серьезной проблемой, но, судя по всему, этого удалось избежать. В противном случае и Невилл, и Сотертон непременно упомянули бы об излишней любви мятежников к крепким напиткам. Следует также отметить, что существовала значительная разница между «легким пивом», которое в эпоху Тюдоров пили все от мала до велика, ибо считалось, что употребление воды чревато различными болезнями, и «крепким пивом», где содержание алкоголя было значительно выше. По всей вероятности, расположенные на Маусхолдском холме пивоварни производили почти исключительно «легкое пиво»; что же касается «крепкого» напитка, то его запасы власти всячески стремились свести к минимуму.
