Поразительно, как много успели сделать простые люди, собравшиеся на Маусхолдском холме. Вынужден отметить, что в исследованиях, посвященных организации лагеря, совершенно не уделяется внимания одному чрезвычайно важному вопросу — отработке военных навыков. Меж тем повстанцы назвали Роберта Кетта своим капитаном, а капитан — это военное звание. Любопытно, что звания этого Кетт удостоился в самые первые дни восстания. Кстати, командиров продовольственных отрядов, совершающих набеги на дворянские особняки и поместья, также именовали капитанами[124]. Несомненно, поддерживать строгую дисциплину и порядок в столь огромном лагере было под силу лишь людям, прошедшим школу военных кампаний, участникам войн с Шотландией и Францией.
В отчетах очевидцев событий называется имя единственного военного: это Джон Майлс, «мастер-канонир»[125]. Вероятно, он был одним из девяти вождей восстания, казненных под Дубом реформации на следующий день после сокрушительного поражения в битве при Дассиндейле[126]. Выше уже упоминалось о той роли, которую сыграли солдаты, дезертировавшие из Шотландии, в выработке лагерной стратегии, получившей распространение по всей стране. Если Майлс действительно был мастером-канониром, он имел высокое офицерское звание и возглавлял орудийный расчет, то есть несколько орудий, обслуживаемых солдатами. В их обязанности входило заряжать пушку, вставлять запал, прицеливаться и производить выстрел. Если солдаты совершали какую-либо оплошность, пушка могла взорваться. Учитывая, что среди орудий, захваченных повстанцами, имелись пушки различных устройств и калибров, весьма сомнительно, что Майлс сумел в одиночку подготовить целую команду канониров, способных успешно вести артиллерийский огонь. Полагаю, ему помогали другие дезертиры, также обладавшие навыками по части артиллерии.
В течение семи недель маусхолдские повстанцы выдержали не менее трех битв. На протяжении 1540-х годов, ставших в Англии «десятилетием войн», деревенских жителей заставляли практиковаться в стрельбе из лука. Некоторым из них приходилось принимать участие в военных сборах. Тем не менее, для того чтобы достичь столь значительного мастерства во владении луком, каковое они продемонстрировали во время сражений, жители лагеря должны были усиленно упражняться. Постоянные тренировки были необходимы и тем, кто сражался колющим оружием — алебардами, копьями и пиками[127]. Вне всякого сомнения, военные учения осуществлялись в лагере с большим размахом; проводить их могли только люди, обладающие опытом ведения боевых действий. Роберт Кетт такого опыта не имел; тем не менее в рекордно короткие сроки толпа деревенских жителей, многие из которых прежде никогда не держали в руках оружия, превратилась в хорошо обученную армию. Это заслуга бывших солдат, которых, полагаю, на Маусхолдском холме было немало.
Есть еще одно доказательство того, что среди повстанцев оказалось немало тех, кто в прошлом служил в правительственной армии. Представления о гигиене, бытующие в эпоху Тюдоров, были весьма примитивными. Огромное скопище людей, которое представлял собой Маусхолд, неминуемо должно было стать рассадником заразных болезней, в первую очередь дизентерии, главного бича военных лагерей тех времен. Вспышке кишечных инфекций могли способствовать жаркое лето, отсутствие источников чистой питьевой воды и огромное количество гниющей требухи, которая на первых порах валялась где попало. Тем не менее нет никаких свидетельств того, что обитатели Маусхолдского лагеря страдали от инфекционных заболеваний. Будь это так, весьма враждебные по отношению к ним хроникеры не преминули бы об этом упомянуть. Полагаю, именно по настоянию солдат, прошедших суровую школу военных походов, в лагере были приняты необходимые санитарные меры, в частности устроено множество помойных ям и отхожих мест.
Иными словами, присутствие опытных военных ощущается во многих сферах лагерной жизни — строгой дисциплине, соблюдении требований гигиены и, разумеется, в интенсивных военных учениях. Не сомневаюсь, только упорные тренировки помогли вчерашним крестьянам достичь на полях сражений выдающихся успехов, которые описаны в романе «Мертвая земля».
После того как в непосредственной близости от Нориджа возник повстанческий лагерь, население которого едва ли не превосходило население города, местные власти не могли делать вид, что не замечают этого обстоятельства. Мэр Нориджа Томас Кодд и главный олдермен Томас Элдрич, в сопровождении священника Роберта Уотсона, посетили лагерь и вскоре вступили с повстанцами в достаточно тесное сотрудничество. Кодд и Элдрич даже были среди тех, кто подписал «Двадцать девять требований», единственную сохранившуюся петицию маусхолдских мятежников. Преподобный Уотсон неоднократно проводил в лагере богослужения, а Кодд и Элдрич выступали у Дуба реформации с речами, пытаясь по мере возможности утихомирить страсти[128]. Это не помешало им отправить в Лондон гонца — им стал брат Николаса Сотертона Леонард — с письмом, в котором описывалась сложившаяся ситуация[129]. И представители нориджской элиты, и жители лагеря прекрасно сознавали, что этот хрупкий альянс не продлится долго. До поры до времени повстанцы не пытались атаковать Норидж, ибо городские стены, хоть и пребывавшие в нелучшем состоянии, представляли собой серьезное препятствие — высота их превышала двадцать футов, а между зубцами имелись удобные места для лучников[130].
Тем не менее повстанцы имели свободный доступ в город, и некоторые джентльмены, находившиеся у них в плену, были переведены в Нориджский замок[131]. Несомненно, в середине июля, когда в Норидж прибыл епископ Мэтью Паркер, жители лагеря имели право разгуливать по городу[132].
В середине июля радикально настроенный нориджский священник Томас Коннерс получил разрешение дважды в день обращаться к повстанцам с проповедью. Его ярый евангелический протестантизм, равно как и религиозные реформы, к которым он призывал, не вызывал в лагере ни малейшего возмущения. Согласно предположению Гринвуда, жители Норфолка в большинстве своем безропотно приняли Реформацию, хотя и не желали ее[133]. Подобные настроения вполне соответствовали стратегии маусхолдских лидеров, всячески подчеркивающих, что они не являются мятежниками, ибо хранят верность королю и хотят помочь ему в осуществлении задуманных аграрных реформ. Кетт и некоторые его сподвижники могли быть убежденными евангелистами, но про обитателей лагеря в целом это вряд ли можно сказать. Впрочем, наверняка многие повстанцы враждебно относились к традиционной религии, связывая ее с именем ненавистного герцога Норфолка.
Поначалу жители лагеря получали провизию у жителей близлежащих деревень и насильственно реквизировали ее в поместьях крупных землевладельцев. Позднее, после того как повстанцы завладели Нориджем, они изъяли оружие и деньги у состоятельных жителей города. Тем не менее представляется весьма сомнительным, что в течение семи недель это были единственные источники существования для 8000, а то и 9000 человек. Разумеется, повстанцы не могли разом съесть 20 000 овец, о которых упоминает Саутвелл. Всех овец, а также коров и прочих животных, уцелевших после бурных пиршеств, которым жители лагеря предавались в первые дни, скорее всего, поместили в загоны, дабы забивать по мере надобности. На Маусхолдском холме места для этого вполне хватало. В «Мертвой земле» я не раз упоминаю о том, что в лагере имелись загоны для скота и лошадей.
