Когда повстанцы оказались у стен Нориджа, к ним присоединились их сторонники из числа горожан; в знак того, что они поддерживают мятежников, все держали в руках зеленые ветви[100]. Общими усилиями были уничтожены изгороди вокруг городского пастбища. Скорее всего, именно в это время мятежники решили обосноваться на Маусхолдском холме, который находился на другой стороне и был окружен поросшими скудной травой песчаными пустошами, тянувшимися к востоку на шесть миль[101]. Роберт Кетт, следуя общепринятой практике, намеревался разбить лагерь за пределами города. Трудно было найти более подходящее место, чем высокий холм, под крутыми склонами которого протекала река Уэнсум. Часть холма покрывал так называемый Торпский лес, который мог обеспечить повстанцев древесиной для строительства временных жилищ. Единственным минусом являлось отсутствие родников и прочих источников, превращавшее обеспечение питьевой водой в серьезную проблему.

На просьбу Роберта Кетта разрешить повстанцам пройти через город мэр Нориджа Кодд и олдермены ответили отказом. Решив не брать город штурмом, повстанцы отправились на Маусхолдский холм в обход городских стен, через Дрейтон-Вуд. В результате на месте будущего лагеря они оказались двенадцатого июля. Когда мятежники находились в пути, сэр Роджер Вудхаус, крупный местный землевладелец, предпринял попытку уговорить их разойтись, предлагая гостеприимство в собственном поместье (традиционный способ умиротворить бунтовщиков). Однако добился он лишь того, что повстанцы раздели его донага (унижение, весьма распространенное в ту пору, ибо богатая одежда символизировала джентльменский статус) и бросили в канаву. Если бы не вмешательство слуг Вудхауса, он неминуемо был бы убит[102]. Это единственный случай, когда мятежники готовы были посягнуть на жизнь джентльмена; как правило, они брали своих врагов в плен и подвергали различным унижениям.

Согласно Невиллу, на момент основания лагеря повстанцев было около 2600 человек[103]. Жители Северного и Центрального Норфолка примыкали к ним на протяжении всего пути из Ваймондхема и продолжали подтягиваться на Маусхолдский холм. Данные относительно того, сколько обитателей насчитывалось в лагере, когда работы по его благоустройству были закончены, весьма противоречивы: цифры колеблются от 6000 до 12 000. Численность жителей лагеря, разумеется, изменялась. Скорее всего, в июне она неуклонно росла, а в августе, когда лагерь, прежде бывший частью целой сети, оказался в изоляции, вероятно, пошла на убыль. Можно предположить, что некоторые повстанцы покинули Маусхолдский холм, устрашенные слухами о мощной армии, отправленной правительством для подавления мятежа. Очень важно сознавать, что лагерь был не статичной, а, напротив, весьма динамичной организацией. В августе, когда наименее решительно настроенные бунтовщики отправились по домам, место их заняли обитатели уничтоженных лагерей, готовые сражаться до конца. Таким образом, Маусхолд, потеряв в численности, проникся более радикальными настроениями.

Авторы «Исторического атласа Норфолка» утверждают, что население графства в 1520-е годы составляло 112 000 человек, а плотность его была одной из самых высоких в Англии[104]. Учитывая скорость прироста населения в XVI веке, можно предположить, что к 1549 году в Норфолке проживало 136 000 человек[105].

Напомню, что Норфолк в административных целях был поделен на сотни. Районы, из которых стекались в лагерь повстанцы, включали в себя от 25 до 33 сотен плюс одну сотню из Саффолка. Прочие жители устремлялись в лагеря на юге Норфолка. Таким образом, количество населения в районах, пополнявших ряды повстанцев, составляло приблизительно 100 000 человек. Численность мужского населения была около 36 000, включая пожилых и немощных, а также тех, кто не мог или не хотел оставить свою ферму или ремесленное производство. Исходя из этих цифр, можно предположить, что в лагере на Маусхолдском холме проживало от 8000 до 9000 человек.

При этом не следует забывать, что у восставших было немало сторонников среди бедных жителей Нориджа — возможно, около 4000 сочувствующих. Эти люди постоянно курсировали между лагерем и городом и, несомненно, принимали участие во всех вооруженных столкновениях.

Находились ли в лагере женщины? Конечно, воевать с оружием в руках считалось не женским делом, хотя в эпоху Тюдоров представительницы слабого пола нередко принимали участие в мятежах и бунтах. Как бы то ни было, мы располагаем двумя свидетельствами того, что в лагере проживало несколько женщин. В очерке Невилла упоминается, что накануне битвы при Дассиндейле на грудь жены Кетта упала гадюка, свалившаяся с гнилого дерева[106]. Весьма важное свидетельство, до сей поры обойденное вниманием исследователей, приводится в истории восстания, написанной в XIX веке Ф. В. Расселлом. Там цитируется документ, согласно которому в августе, после неудачной попытки повстанцев захватить Грейт-Ярмут, нориджским констеблям было приказано узнать имена городских жителей, переселившихся в лагерь, а также выяснить, «сколько жен мятежников последовало за своими мужьями в лагерь, а сколько осталось дома»[107]. На страницах романа «Мертвая земля» я изобразил лишь нескольких женщин, живущих в лагере. Полагаю, что в большинстве своем супруги повстанцев оставались дома, так как им нужно было приглядывать за детьми и хозяйством.

Что касается классовой принадлежности и рода занятий жителей лагеря, то внести ясность в этот вопрос нам помогают научные труды Обри Гринвуда и Джейн Виттл. Впрочем, оба автора признают, что располагают весьма ограниченной информацией, ибо документальные свидетельства сохранили имена и род занятий лишь самых выдающихся повстанцев[108]. Например, известно, что из 121 командира 3 были йоменами, 20 — фермерами, 33 — бедными крестьянами и не менее 42 — ремесленниками. Среди последних были и мясники, традиционно отличавшиеся зажиточностью, и бедные сельские сапожники, и крысоловы, в значительной степени зависящие от деревенской общины[109]. Виттл подробно изучила арендные договоры, которые позволяют судить о том, сколько среди повстанцев было арендаторов; впрочем, как она справедливо замечает, в подобных бумагах не упоминаются имена самых бедных[110].

На основании изученных документов Виттл также приходит к определенным выводам относительно возраста повстанцев: 11 процентов — это люди старше 50 лет, 54 процента — между 40 и 50 годами и 35 процентов — от 25 до 40 лет[111]. Согласно мнению исследовательницы, хотя импульс к восстанию дали беднейшие слои населения, однако руководство дальнейшими действиями взяли на себя состоятельные фермеры. При этом некоторые из них, подобно Роберту Кетту, имели основания для того, чтобы вступить с бедняками в конфликт, так как захватили часть общинных земель. Впрочем, по сравнению с теми огромными участками, которые отгородили сельские дворяне, это было сущим пустяком; как бедные, так и состоятельные крестьяне в равной степени ощущали себя жертвами произвола крупных землевладельцев и беззаконий, творимых продажными чиновниками[112].

Можно предположить, что имена самых бедных и самых молодых повстанцев вообще ни в каких записях не упоминаются. От 20 процентов до 25 процентов сельского населения Норфолка составляли в ту пору безземельные батраки[113]. Полагаю, что те, кому нечего было терять, устремились в лагерь с особой охотой: мелкие сельские ремесленники, беднейшие крестьяне, крепостные и безработные бродяги, подобные Саймону и Нетти — персонажам романа «Мертвая земля».