Согласно утверждению исследовательницы Дайармейд Маккалок, ведущая роль в организации восстаний принадлежала состоятельным йоменам и городским жителям. Прикрытием для их тайных встреч служили спортивные соревнования, столь популярные в Англии в то время; не только представители дворянства, но и простолюдины были буквально одержимы играми и состязаниями[78]. Кроме того, заговорщики могли встречаться во время церковных праздников, театральных представлений и прочих сборищ, таких, например, как Ваймондхемская ярмарка, после которой и началось восстание Кетта. Полагаю, организаторам восстаний нетрудно было убедить отчаявшихся простолюдинов в необходимости довести свое недовольство до сведения правительства.

Каковы были цели «лагерных жителей»? И повстанцы из Мидлэнда, выступавшие против религиозных нововведений, и мятежники из Восточной Англии, называвшие себя сторонниками церковных реформ, в равной степени выражали ненависть к «джентлемам» и государственным чиновникам, требуя решительных перемен в сельскохозяйственной сфере. К сожалению, из тех бесчисленных петиций, которые повстанцы направляли лорду-протектору, до наших дней дошло не много. Полагаю, одной из причин подобной стратегии, в особенности на востоке страны, где мятежников мало заботили религиозные вопросы, являлось ожидание обещанной Комиссии по огораживаниям. Действительно, восьмого июля Сомерсет заявил о создании новых комиссий; скорее всего, то был умиротворяющий жест[79]. Полагаю, в 1549 году повстанцы прекрасно сознавали, что членам комиссии придется столкнуться с многочисленными трудностями. Собираясь в лагеря, они рассчитывали не только добиться принятия нужных им решений, но и обеспечить комиссию «мускульной силой», внедряя эти решения в жизнь. В романе «Тумлэнд» я пытался показать, что поначалу все надежды и упования норфолкских повстанцев были связаны с планами правительства, которым они рассчитывали активно содействовать. Свои петициями бунтовщики заваливали протектора, а не членов комиссии лишь потому, что имена последних не были им известны. Уничтожение незаконных огораживаний было далеко не единственным требованием восставших. Николас Сотертон, бывший очевидцем восстания Кетта и оставивший воспоминания, вызвавшие огромный интерес у историков, полагает, что протектор совершил серьезную ошибку, назначив дату начала работы комиссии; рассчитывая, что она прибудет со дня на день, простолюдины из Восточной Англии и Кента решили взять дело в свои руки. Судя по всему, создавая лагеря, повстанцы рассчитывали ускорить прибытие комиссии и исключить возможность того, что она обойдет их места стороной; именно с ожиданием комиссии связано их настойчивое выражение лояльности королю[80].

Тем не менее в июле комиссия так и не появилась. Исключение составляет крупный лагерь в Кенте, на окраине Кентербери; комиссия прибыла туда после того, как повстанцы чрезвычайно грубо встретили королевского посланника. Для того чтобы заставить их разойтись, были пущены в ход умиротворяющие письма, деньги и пиво — все, что угодно, но только не реальное решение их проблем. Все эти средства оказались недейственными, и лагерь продолжал существовать вплоть до середины августа[81]. Впрочем, многие другие лагеря стали исчезать один за другим, после того как с середины июля протектор, подстрекаемый Тайным советом, начал проводить политику конфронтации.

Норфолк и Саффолк обладали богатыми традициями народных волнений. В особенности это касается Саффолка, который стал центром возмущения против так называемой Дружественной субсидии — нового налога, введенного Генрихом VIII в 1525 году[82]. Десятилетие спустя, во время «Благодатного паломничества», копии петиций, составленных йоркширскими мятежниками, появились в Норфолке; в деревне Уолсингем предпринимались попытки разжечь бунт. Три года спустя Джон Уолтер попытался поднять новое восстание во владениях сэра Ричарда Саутвелла, который сыграл важную роль в расправе над участниками «Благодатного паломничества»; в результате Уолтер был повешен.

Норфолкские простолюдины были также знамениты своей склонностью к сутяжничеству; они не раз объединялись для обращения в суд, хотя, конечно, прорваться сквозь плотную сеть взаимной поддержки, которую создали местные джентльмены, им удавалось редко[83].

Почему в Восточной Англии царили столь радикальные настроения? Определенную роль тут сыграл географический фактор. И в Норфолке, и в Саффолке преобладали неплодородные, так называемые легкие почвы; овечий помет обеспечивал земли удобрениями, повышая их урожайность, поэтому местные землевладельцы зимой традиционно превращали поля в пастбища[84]. В 1530-е и 1540-е годы резко возросло количество помещиков, стремящихся отобрать наделы у своих арендаторов. Как уже отмечалось выше, крупные землевладельцы широко применяли тактику захвата общинных земель, используя их в качестве выпасов для овец.

Что касается политической ситуации, то произошедшее в 1546 году падение герцога Норфолка, религиозного консерватора и крупного лендлорда, ведущего хозяйство самыми жесткими методами — в некоторых его поместьях еще сохранилось крепостничество, — фактически обезглавило местное правительство. Уильям Рагге, епископ Нориджский, также убежденный религиозный консерватор, не пользовался среди простых людей популярностью; будучи в прошлом заметной политической фигурой, к 1549 году он утратил свое значение. Епархия его испытывала серьезные финансовые проблемы (после смерти предшественника Рагге сэр Ричард Саутвелл в качестве королевского чиновника сумел присвоить значительную часть епархиальной собственности). В период правления Рагге все ключевые должности в правительстве занимали религиозные консерваторы[85]. Вероятно, то же самое можно было сказать и о священниках.

И наконец, для того чтобы уяснить предпосылки восстания Кетта, рассмотрим ситуацию, сложившуюся в Норидже, тогда втором по величине городе Англии, который обладал одним из самых крупных в стране рынков. Впрочем, в то время население Нориджа не превышало 8000 человек. В середине шестнадцатого столетия город столкнулся с серьезными проблемами, главная причина которых заключалась в упадке имеющей давние традиции торговле камвольными шерстяными тканями[86].

Управленческая структура Нориджа была точно такой же, как в других английских городах, и состояла из «простых» советников и олдерменов, которых выбирали из числа наиболее состоятельных горожан; возглавлял городской совет мэр. Богатых и бедных разделяла колоссальная пропасть; наиболее состоятельные семьи селились в центре, который в XVI веке значительно расширился. Согласно отчету, составленному в 1525 году в целях взимания Дружественной субсидии, 25 процентам горожан принадлежало более 40 процентов облагаемого налогом имущества, а четверть населения была так бедна, что вообще не подлежала налогообложению. Разумеется, инфляция 1540-х годов способствовала увеличению числа неимущих, положение которых было воистину катастрофическим.

Городские власти, встревоженные явными признаками народного недовольства, пытались принимать соответствующие меры. В мае Норидж стал первым английским городом, в котором был официально введен обязательный налог в пользу бедных[87]. Полученные средства должны были использоваться для помощи представителям самых неимущих слоев. Когда в июне в городе открылась выездная судебная сессия, подробно описанная в романе «Мертвая земля», судьям вместо традиционного роскошного обеда было предложено лишь пиво[88]. Но меры эти были явно недостаточны для того, чтобы погасить народное возмущение. И недаром бедные жители Нориджа стали активными участниками восстания Роберта Кетта.