Толпа вновь разразилась радостным гулом, на этот раз еще более громким. Кетт, глаза которого сверкали от волнения, крикнул во всю мощь своих легких:

— Да хранит Господь короля Эдуарда!

Сопровождаемый овациями и одобрительными возгласами, капитан спустился с помоста. Лицо его, решительное и сосредоточенное, блестело от пота.

— Он прав! — воскликнул Нетти. — Мы победим и построим новую жизнь во всей Англии!

— Надеюсь, так оно и будет, — кивнул я.

Речь Кетта тронула меня не меньше, чем всех остальных, однако перед внутренним моим взором упорно возникала мрачная картина: булыжные мостовые, залитые кровью.

В течение последующих нескольких часов нам были представлены развлечения на любой вкус: выступления акробатов, фокусников, жонглеров и даже травля медведей. Эта потеха всегда была мне не по нутру, поэтому, расставшись с Бараком, Николасом и Нетти, я решил немного прогуляться. Джозефина составила мне компанию.

— Что скажешь о выступлении капитана Кетта? — спросил я, когда мы отошли от толпы на некоторое расстояние.

— Он великий человек, и об этом свидетельствует каждое его слово, — ответила Джозефина. — Эдвард тоже не сомневается в нашей победе. В последнее время я немного успокоилась. Поняла, что у нас один путь и мы должны по нему идти.

Она взглянула мне в лицо своими ясными голубыми глазами, и я подумал, что робкая молодая женщина, которую я знал прежде, исчезла безвозвратно.

— Да, я тоже считаю, что мы можем победить.

— Вы сказали «мы», — улыбнулась моя собеседница. — Это означает, что теперь вы считаете себя одним из нас?

— Полагаю, так оно и есть, — задумчиво произнес я. — Хотя я по-прежнему не представляю, к чему может привести то, что происходит ныне.

— Этого никто не знает, — пожала плечами Джозефина. — Насколько я понимаю, вы всегда предполагаете худшее.

— Возможно.

— Вы не подержите немного Мышку, сэр? Хочу подойти к прилавкам, посмотреть, чем там торгуют.

Как всегда, я с удовольствием взял ребенка на руки. Малышка улыбнулась мне и, прогулив что-то в знак приветствия, прижалась к моей груди и заснула. Вслед за Джозефиной я подошел к прилавкам, за которыми торговали пивом, пирогами и другой снедью, а также всякой всячиной, захваченной в богатых домах, но не имеющей особой ценности, а потому не сданной в общую казну. Среди этих вещей — фарфоровых чашек с отбитыми краями, разноцветных склянок, гипсовых статуэток — я заметил игрушечную деревянную собачку и купил ее для Мышки.

Разгуливая по ярмарке, мы вновь повстречали Майкла Воувелла и его друзей.

— Сегодняшняя речь — лучшая из всех, что когда-либо произносил капитан Кетт! — с воодушевлением заявил он. — Это положит конец трусливым разговорам о том, что нам надо сдаться на милость правительства.

Молодые приятели Воувелла решительно закивали в знак согласия.

Мы с Джозефиной повернули назад, решив, что медвежья травля уже закончилась и нам пора присоединиться к остальным. Неожиданно путь нам преградил Тоби Локвуд, лохматый и взъерошенный.

— Мастер Шардлейк! — воскликнул он, обдав нас запахом крепкого пива. — Прогуливаетесь с чужой женой? Достойное занятие для адвоката, ничего не скажешь!

Я попытался оттолкнуть его, но он вцепился мне в руку.

— Осторожнее, не заденьте ребенка! — крикнул я.

Мышка проснулась и заплакала. Джозефина смотрела на Локвуда, оцепенев от ужаса.

— Я слышал, недавно вы получили письмо от управляющего леди Елизаветы, — процедил Тоби, склонившись к моему уху. — В этом письме он всячески оскорбляет и поносит нас.

— Откуда вам это известно?

Локвуд зловеще улыбнулся, сверкнув ровными зубами, которые казались особенно белыми в темной гуще бороды:

— Хотя по милости этого рыжего дворянчика, вашего прихвостня, я и лишился должности, однако по-прежнему первым узнаю новости. И не только узнаю, но и распространяю. Например, я рассказал, что вы всегда были приспешником самых богатых людей в Англии. И что вы пригрели на груди гадюку, этого мерзавца Овертона, нашего заклятого врага. Да, мастер Шардлейк, вы носите у себя на груди не только младенцев. Так что берегитесь, теперь в лагере знают, кто вы на самом деле!

С этими словами Локвуд повернулся и, пошатываясь, удалился прочь.

— Кажется, этот человек прежде работал с вами? — растерянно спросила Джозефина.

— Да. Судя по всему, он немного повредился в уме, — ответил я слегка дрогнувшим голосом.

Мысль о том, что Тоби Локвуд, обладающий влиянием и связями, распространяет обо мне клеветнические слухи, заставила мое сердце болезненно сжаться.

В разгар дня, незадолго до начала состязаний, состоялось нечто вроде потешного рыцарского турнира. Посреди поля возвели две линии барьеров, в конце каждой из них — небольшой шатер. Из шатров одновременно выехали два всадника, вооруженные копьями. Один был облачен в тряпичные доспехи с гербом маркиза Нортгемптона на груди. Надменно вскинув голову, он окинул толпу презрительным взглядом. Копье, которое наездник держал в руках, тоже было скручено из тряпок. Более того, тряпичным был и его скакун, яростно вращавший деревянной головой. Деревянные зубы коня были оскалены в издевательской усмешке. Под холщовой шкурой скрывались два человека: один служил скакуну передними ногами, другой — задними. Несомненно, все эти штуки были позаимствованы у бродячих актеров, нередко устраивавших представления в деревнях. Противник горе-рыцаря, молодой повстанец, одетый в обычную рубашку и кожаную куртку без рукавов, держал в руках раскрашенное деревянное копье. Лошадь у него была настоящая, но по виду кроткая и смирная, ничуть не походившая на тех могучих жеребцов, что участвуют в реальных рыцарских турнирах.

— Не смейте ржать надо мной, деревенские олухи! — гаркнул рыцарь, подражая произношению аристократов. — Я — непобедимый воин и сейчас снесу с плеч голову этого презренного бунтовщика!

Зрители разразились свистом и улюлюканьем, а рыцарский скакун осуждающе помотал деревянной башкой.

Мы стояли неподалеку от «рыцаря», в окружении свордстоунских крестьян, которые буквально катались со смеху. Николас тоже смеялся; что касается Саймона, тот аж заходился от хохота.

— Смотри, парень, не намочи штаны! — предостерег его Барак.

И тут Скамблер выкинул очередную глупость. Перескочив через барьер, он что было мочи лягнул рыцарскую лошадь ногой в зад. Изнутри раздался вопль «Черт!»; конь покачнулся, и седок едва не упал. Повернувшись к Саймону, он рявкнул, более не утруждая себя аристократическим произношением:

— Да ты, никак, совсем спятил, придурок?

— Он что, не знает, что Грязнуля Скамблер от рождения чокнутый?! — прыснул кто-то из зрителей. — Сразу видно, он не из Нориджа!

Николас схватил Саймона за руку и перетащил за барьер.

— Ох, приятель, ты так здорово ладишь с лошадьми! Но вот почему с людьми ты вечно попадаешь впросак? — проворчал он.

Мальчик потупил голову, утратив интерес к представлению, которое шло своим чередом. Рыцарь атаковал крестьянского парня с воинственным кличем: «За лордов, поместья и деньги!»

— За простых людей! — крикнул в ответ повстанец и пустил свою лошадь вскачь.

Когда он приблизился к рыцарю, потешный скакун с деревянной башкой резко повернулся и потрусил в сторону шатра. Парень напутствовал его ударом деревянного копья в зад. Обратив противника в позорное бегство, он соскочил с лошади и раскланялся перед ревевшей от восторга публикой. Я смеялся ничуть не меньше остальных.

— Люди по-прежнему надо мной потешаются? — спросил Саймон, неуверенно вскинув голову.

— Что ты, дружище, про тебя все давно забыли. Не переживай из-за ерунды. Когда все это закончится, я помогу тебе устроиться куда-нибудь конюхом, и ты всегда будешь при лошадях, — пообещал я.

Саймон благодарно улыбнулся сквозь слезы.

Наконец наступило главное событие нынешнего дня — игра в мяч. В отличие от потешного турнира, тут все было серьезно. Нетти покинул нас, так как тоже участвовал в соревнованиях.