— Как бы они не поранили друг друга, — озабоченно покачала головой тетушка Эверник.
— Я видел нечто вроде этого в Лондоне, — сообщил Барак. — Вроде как обошлось без жертв.
— Ох, от такой забавы добра не жди, — вздохнула добрая вдова. — В прошлом году у нас тоже была какая-то игра. Помнится, перед началом ребята из Саффолка спросили у норфолкских, запаслись ли те гробами.
На просторную площадку, огороженную веревками, вышли первые тридцать участников — крепкие парни и молодые мужчины, все как один обнаженные до пояса. На каждом был цветной кушак, позволяющий понять, к какой команде он принадлежит. Они начали битву — другим словом назвать происходившее было невозможно — за мяч, сделанный из мочевого пузыря свиньи. Пытаясь завладеть мячом, они отчаянно пинались и выкручивали друг другу руки. За происходящим наблюдал судья, однако никаким — или почти никаким — правилам игроки не подчинялись. Я с удивлением убедился, что Нетти, которого я считал тихим и задумчивым юношей, сражался за мяч так же яростно, как и все остальные. Тоби Локвуд играл в команде его противников. Судя по злобным взглядам, которые он бросал на Нетти, этого паренька он тоже считал моим прихвостнем.
Когда мяч отлетел в сторону и Нетти устремился за ним, Тоби бросился ему наперерез и что есть силы двинул плечом в лицо; в результате мальчишка не удержался на ногах и упал. Локвуд, не ограничившись этим, лягнул его в пах так, что Нетти вскрикнул и согнулся пополам. Тоби довольно усмехнулся и бросил на меня торжествующий взгляд. Дикая выходка Локвуда осталась незамеченной, ибо судья в это время смотрел в другую сторону, туда, где вокруг мяча завязалась бурная схватка. Нетти, постанывая, заковылял к нам. Барак и Николас помогли ему сесть. Паренек свесил голову меж колен, и его вырвало. Джек заставил Нетти поднять голову и внимательно осмотрел его лицо.
— У тебя будет здоровенный синяк, приятель! — заявил он. — Хорошо еще, что этот каналья не сломал тебе нос.
— Бешеный пес, — процедил Николас.
— Почему он это сделал? — простонал Нетти.
— Потому что он знает: ты наш друг, — уверенно ответил я. — Как ты себя чувствуешь? Все кости целы?
Нетти, одна щека у которого покраснела и распухла, а другая, напротив, побледнела от боли, коснулся рукой своей широкой груди и невесело усмехнулся:
— Ничего, до свадьбы заживет. Как-то раз меня лягнула лошадь, так было еще хуже. Жаль только, что сегодня вечером мне придется сидеть дома. Говорят, в лагерь придут девушки из Нориджа, но с такой рожей мне лучше держаться от них подальше.
Как вскоре выяснилось, один из зрителей все же заметил, что выкинул Тоби Локвуд. Игра закончилась победой северян, толпа начала расходиться. Кто-то коснулся моего плеча; обернувшись, я увидел Майкла Воувелла.
— С вашим молодым другом поступили весьма жестоко, — сказал он.
— Вы видели?
— Да, я постоянно наблюдаю за Локвудом, — кивнул Майкл. — Прежде думал, что, несмотря на все свои странности, он верен нашему делу. Но теперь у меня появились сомнения на этот счет. Вы же помните, он был среди нас, когда капитан Майлс проговорился о том, где скрывается его семья. Значит, он мог стать предателем.
— Так же, как я, вы или Эдвард Браун.
— Я точно знаю, что никого не предавал. И не верю, что вы или Браун мог сделать это.
— Локвуд всегда был мстительным и жестоким и, проиграв дело против Николаса, озлобился еще сильнее, — покачал я головой. — Но у нас нет никаких оснований сомневаться в его преданности повстанцам.
— Вы уверены? — вскинул бровь Воувелл. — Он несколько лет подряд работал с лондонским адвокатом Копулдейком и пользовался доверием многих норфолкских дворян, точно так же как вы пользуетесь доверием леди Елизаветы.
— Откуда вам это известно? — слегка нахмурился я.
— Это известно всем, — пожал плечами Воувелл. — К тому же Тоби часто бывал у моего прежнего хозяина, Гэвина Рейнольдса. Сэр Ричард Саутвелл, несмотря на ссору, которая вышла у него с Рейнольдсом, хотел заключить с ним какую-то сделку и обратился к услугам Локвуда. Но старикан, разумеется, и слышать ни о чем не пожелал. Так или иначе, у мастера Копулдейка, патрона Локвуда, имеются весьма могущественные клиенты, да и сам он обладает обширными связями.
— Вижу, вы на редкость хорошо осведомлены, — криво усмехнулся я.
— Как и всякий, кому довелось служить в богатом доме, — ведь слуги слышат то, что не предназначено для чужих ушей, — заявил Воувелл. — У меня уже давно возникли сомнения относительно Тоби Локвуда. Возможно, он вовсе не таков, каким хочет казаться. Повторяю: он оказывал местным дворянам множество услуг и получал за это неплохие деньги. Насколько мне известно, он помогал своему патрону Копулдейку вести тяжбы, которые затевал Джон Фловердью, заклятый враг капитана Кетта.
— Но когда Локвуд работал с нами, он без конца спорил с Николасом: отстаивал права простых людей, с пеной у рта обличал дворян и продажных чиновников.
— «Под одной шляпой могут скрываться два лица», — задумчиво проронил Воувелл. — Слышали такую поговорку? Когда человек слишком яростен в своих обличениях, это наводит на определенные подозрения. Не удивлюсь, если выяснится, что семью капитана Майлса выдал он. Возможно, именно мысль о совершенном предательстве, а отнюдь не утрата родителей сводит его с ума. Но это всего лишь мои предположения, мастер Шардлейк. — Воувелл окинул глазами опустевшую поляну и заметил, понизив голос: — Удивительно, до чего странное создание человек. Молодые парни, которые несколько недель подряд жили в мире и дружбе, готовы избить друг друга до полусмерти, и всё ради чего? Ради того, чтобы завладеть мочевым пузырем свиньи.
Обуреваемый раздумьями, которые пробудил во мне разговор с Воувеллом, я вернулся в свою хижину. Прежде мне не приходило в голову, что Тоби Локвуд имеет связи в высших кругах Норфолка; однако же выяснилось, что он знаком и с Ричардом Саутвеллом, и с Джоном Фловердью. Работая со мной, молодой человек никогда не упоминал о делах, которые вел прежде. Но если он связан с Саутвеллом и Фловердью, то, возможно, имеет отношение к смерти Эдит? Мысль эта упорно вертелась у меня в голове, не давая покоя.
Я надеялся вечером поговорить с Бараком и Николасом, однако осуществить это намерение мне не удалось. После веселого ужина у костра, за которым люди прыскали со смеху, вспоминая потешный рыцарский турнир, и подшучивали над пунцовым от смущения Нетти, спрашивая, целы ли его яйца, гонец принес Бараку письмо. Взяв светильник, он скрылся в хижине. Присоединившись к нему через некоторое время, я увидел, что Джек сидит, сжимая в руке лист бумаги и устремив взгляд в пространство.
— Плохие новости? — спросил я.
Вместо ответа он протянул мне письмо. Как и все прежние послания Тамазин, оно было написано нетвердой рукой Гая. По крайней мере, мой старый друг жив, порадовался я. Письмо было адресовано в трактир «Голубой кабан», ныне превращенный в груду камней; никаких других адресов Тамазин не знала. Каждое слово этого короткого послания дышало безнадежностью и отчаянием.
Дорогой супруг!
Я по-прежнему не получаю от тебя известий и уже начинаю опасаться, что тебя более нет в живых. До нас доходят слухи, что многие лагеря бунтовщиков уничтожены, а в западных графствах пролито немало крови. В Лондоне все одержимы тревогой и страхом. Каждого, кто с сочувствием говорит о мятежниках, незамедлительно сажают под арест. Ко мне несколько раз приходил констебль, спрашивал, известно ли мне, где ты сейчас. По всей видимости, ему сообщили в суде, что ты отправился в Норфолк на выездную сессию, да так и не вернулся. Деньги у меня закончились, и мне пришлось попросить взаймы у Гая, который по-прежнему болен. Если бы не он, нам с детьми пришлось бы умереть с голоду. Маленький Джорджи без конца спрашивает, когда ты вернешься, и с каждым днем ему все труднее сдерживать слезы. По слухам, вскоре против норфолкских бунтовщиков будет направлена огромная армия.
Не знаю, получишь ли ты это письмо. Но, вспоминая, как в прежние дни тебя сердили мои гордость и заносчивость, я смиренно умоляю на коленях: пожалуйста, вернись ко мне!