— Пусик!.. — сытый по горло милыми подробностями пассажир постучал в дверь кабины. — Раньше справимся — раньше вернемся домой!

Интимная часть переговоров уступила место деловой. «Пусик» вспомнил про завещание, которое оставил в шкатулке для документов, и о заначке, что спрятал от «мусика» в сапоге. Следующие звонки были сделаны исключительно по существу. Машинист ругался с начальством, требуя подать ток, и вскоре на станции загорелся свет. Состав продолжал стоять. Машинист продолжал выяснять отношения со смежными службами. На платформе появились люди, потоптались немного и тоже полезли в вагоны.

— Пусик! — Оскар еще раз постучал в кабину.

Состав загудел, двери захлопнулись, поезд медленно вполз в тоннель.

Первые три витка пролетели незаметно и быстро. Физик увлекся работой и не замечал вокруг себя ничего. Он не обращал внимания на сбитых с толку людей, которые заходили на огонек. На каждой станции кто-нибудь да спал под скамейкой, кто-нибудь да околачивался на платформе в надежде, что метро заработает. Машинист прилежно выполнял задание. Диктор вернулся на рабочее место и стал объявлять остановки. Иногда невпопад, иногда, извиняясь за куриную память. Запутавшись в названиях станций, диктор запел. Оскар прослушал балладу о рыцаре, который шел на войну, но по дороге заглянул к чужой жене и надолго у нее задержался. Напевшись, диктор снова принялся за работу. Лампочки на потолке мигали от тряски, два студента дремали напротив. Пожилой мужчина с тросточкой чему-то улыбался, глядя в слепое окно.

— Что?.. — спросил Оскар диктора. — Не нашлось вакансии в оперном театре?

— Да… — вздохнул динамик. Вздохнул так протяжно, что пыль полетела за шиворот пассажиру.

— И в кино не снимают?

— В кино теперь снимают тех, у кого деньги. А смотрят это говно те, у кого денег нет. Такой вот симбиоз нищеты и богатства.

— Не будь жадиной. Выходи на улицу, пой бесплатно. Пусть нищие перестанут смотреть кино и придут тебя слушать.

— Рад бы, да съедят… те, кто снимает кино, — сказал диктор и снова запел.

Сначала Оскару стало душно, потом дурно, потом свет, который мигал, погас. Вода в кубке стала вращаться медленнее. Возможно, она бы совсем замерла, но поезд тронулся. «Портал, однако, — отметил Оскар, — с признаками дехрона. А что за портал, и чей? Поди, разбери…»

Кольцевая линия в качестве дольмена не устроила Оскара по всем показателям. Его смущала кривизна «кольца», испещренного стрелками и коридорами. Его возмущала халтурная укладка рельсов, потому что состав то и дело дергался. Ему совершенно не нравилось, что сограждане лезут в вагоны.

В течение следующего часа у Оскара была полная схема подземной дороги. В течение часа ему удалось рассчитать скорость, на которой, при благоприятном стечении обстоятельств, должен открыться нужный портал. За этот час он ближе познакомился с диктором и выяснил, куда подевалась запись, которая автоматически объявляла станции.

— Я ее проглотил, — признался бархатный тенор. — А что? Разве плохо? У живого человека за отдельную плату всегда можно спросить, какая следующая остановка.

— Приятного аппетита. Только чем ты теперь отличаешься от киношников? Вчера тебя проглотили, сегодня проглотил ты…

— Хочешь меня обидеть?

— Хочу попросить об услуге. Объяви, что поезд отправляется в ад. Пусть выйдут все, кому жизнь дорога.

— Хочешь лишить меня аудитории? — не понял диктор.

— Хочу прокатиться без остановок.

— Зачем?

— Здесь кто кому задает вопросы? Делай, что говорят. И еще попроси машиниста не менять скорость.

— Мало того, что я остался без денег, останусь и без работы.

— Я тебе заплачу, если полчаса помолчишь.

— Вот! Так всегда! — обиделся безработный артист. — С тех пор, как я научился петь, мне платят только за то, чтоб я помолчал!

Физик снова погрузился в работу и получил обнадеживающий результат. Ему удалось рассчитать скорость, вполне посильную «паровозу». На следующем витке Оскар проверил расчеты и убедился, что риск оправдан. Адреналин пошел в кровь. Он вспомнил женщину, которой не нужен, и французское посольство, где ожидал разъяренный граф…

— Интересно, что стряслось у французов, — обратился физик к Греалю и спешно надел очки. — Давай, прикинем, смогут они обойтись без меня час-другой? — На мониторе отобразилась делегация российской сборной в интерьере рабочего кабинета посла. Делегация кричала, топала ногами, угрожала расправой, требовала немедленной переигровки турнира. — Смогут, — решил Оскар и собрался поменять тему, но обиженная российская сборная никуда не ушла. Она продолжала угрожать французам, используя образы Бородинского поля. — Да что ты будешь делать…

Оскар понял, что совершил ошибку. Перезагрузить аппарат было нечем, и следующие пять минут он потратил на подавление приступа ярости. Нужно было смириться с тем, что эксперимент загублен, и с тем, что его едва ли удастся повторить. Что-то подсказывало молодому человеку, что с завтрашнего дня двери метрополитена надежно закроют.

— Пусик! — Оскар стукнул кулаком в дверь кабины. — Стоп! Я приехал.

Он выплеснул на пол испорченный архив, кинул в сумку приборы и встал у двери. Станция должна была появиться. Состав уже тормозил, свет уже мерещился впереди, но проходила минута, другая, третья. Пока Оскар рассматривал свое отражение в темном стекле, пролетело еще минут десять. Он понял, что испорченным архивом дело не ограничилось. Что он, безобразно расслабившись, заглючил «сюжет» на самом интересном месте. Своими руками, без видимой необходимости. Даже выгнал из вагона попутчиков, у которых можно было одолжить стакан минералки.

— Дурак!.. — выругался он.

Очки-монитор лежали в сумке, а перед глазами продолжала стоять делегация русской команды. Хмурые, сердитые мужики с кольем и дубьем на фоне стелы героям, что развернули войско Наполеона. Оскар достал телефон и убедился, что связь потеряна. «Однако, дехрон», — подумал исследователь, но от этого открытия легче не стало. Сердитые люди продолжали давить французам на психику. Оскар видел, как толпа обступила посольство, как поднялись над головами оскорбительные плакаты. «Однако надо что-то делать, пока не сдурнело. Мирка… — подумал физик, — ты вовремя смылась. И, как всегда, оказалась права: Греаль я делал не для тебя. Я его делал только для того, чтоб иногда о тебе не думать. Иначе бы спятил».

— Пусик!!! — Оскар снова постучал кулаком в дверь кабины. — Если хочешь еще раз увидеть мусика… слушай внимательно, что надо делать.

Дверь приоткрылась. Испуганные глаза машиниста блеснули в полумраке кабины.

— Мы заблудились, — растерянно произнес он.

— Спокойно! Я знаю дорогу!

— Но… — развел руками испуганный человек.

— Фотография жены при себе? Детей, родителей… всех, ради кого ты лезешь под землю и шастаешь по этим проклятым норам, ну?.. — Машинист неуверенной рукой извлек портмоне из кармана. — Достань и смотри им в глаза. Говори с ними, не отвлекайся, не отворачивайся ни на секунду.

— Но… — человек указал на погасшую панель управления.

— Плюнь на это! Плюнь! — У машиниста задергалось веко. — Слушай меня внимательно, парень! Слушай и запоминай, потому что от этого зависит твое возвращение. Возьми это в руки, — Оскар помог бедняге извлечь семейную фотографию. — Смотри на них! Держи эту связь, ни о чем постороннем не думай, ничего не бойся. Смотри на них даже тогда, когда белая вспышка тебя ослепит. Смотри до тех пор, пока не появится знакомая станция.

Оскар закрыл дверь в кабину и сел, потому что стоять в вагоне, летящем по слепому кольцу, не было ни малейшего смысла. Он почувствовал дехрон как никогда сильно и расстегнул воротник, чтобы легче было дышать. Влияние «реального мира» вдруг понравилось ему, несмотря на страшную головную боль. Понравилось, как избавление от иллюзий, которые перестали доставлять удовольствие и стали причинять только муки. Вдруг пришла мысль, что «автор» нарочно заманил его в подземелье, где каждая ошибка может стать роковой. В запертом доме можно выломать дверь, можно прыгнуть за борт парохода. В конце концов, можно кинуться в пропасть и убедиться, что Хранитель не дремлет. Но как найти выход из поезда, летящего по кольцу, Оскар не знал.