Чтобы докрасить дом, Натан Валерьянович пригласил алкоголика, которому было все равно. Бесшумно парящие тарелки, бутылки, стаканы и консервные банки мерещились ему задолго до того, как дача Боровских стала проклятым местом. Сделав дело и получив расчет, старательный алкоголик прихватил с собой дрель и продал ее на барахолке самому же Натану Валерьяновичу. С тех пор профессор решил помощников не приглашать и взялся сам за покраску крыши. Тут-то его настигло событие, которое положило конец размеренной жизни.

— Эй, наверху! — услышал Натан Валерьянович. — Спускайся, в Москву поедем.

Боровский отложил кисть, поправил очки и приблизился к краю крыши. — Зачем ты туда залез? Спускайся! У нас нет времени, — торопил молодой человек. Он топтался по двору в ожидании, что профессор вот-вот прыгнет вниз. За забором человека ждало такси. Но профессор только попятился. — Дядя Натан, имей совесть! Вернемся — покрашу. Я же обещал, что приеду делать ремонт, ну?

— Явился… — дошло до Натана Валерьяновича.

— Спускайся, скорее! Русские Кубок Дэвиса играют с французами.

— Когда ты обещал здесь быть, паршивец?!

— Но я же здесь.

— Никуда я с тобой не поеду, пока не закончу работу.

— Я сам покрашу, дядя Натан!

— Обманщикам больше не верю.

— Хорошо, только спустись, заплати за такси. Я от промзоны три часа ехал.

— Нет, не спущусь, — отрезал Натан Валерьянович. — Я дождусь Мирославу и все ей расскажу о твоей учебе и тренировках.

— Прямо на крыше ждать будешь?

— Эрнест, ты знаешь, мое здоровье кончилось тебя воспитывать. Терпение тоже кончилось.

— Тогда спустись, чтобы меня выпороть.

— Нет, этот номер у тебя не пройдет. Меня больше не перехитришь. Я тоже хитрить умею.

— Просто кинь кошелек.

Натан Валерьянович вытер руку о фартук и показал крошке фигу.

— Вот тебе!

— Ладно! Сам напросился… — Эрнест приблизился к лестнице, но Натан Валерьянович, ловко втащил ее на крышу. — Нет, ты видел?! — обратился молодой человек к водителю такси. — Папаша платить не хочет. Жди, когда совесть проснется.

— Не проснется, — предупредил Натан.

— Куда деваться бедному еврею… — вздохнул молодой человек, скинул куртку и влез на перила крыльца. Натан Валерьянович взялся за сердце. Молодой человек подтянулся, едва не оторвав водосточный желоб, и Натан Валерьянович сел, чтобы не упасть. Молодой человек влез на крышу, отряхнулся и забрал у профессора кисть. — Не будь упрямым ослом, — сказал он. — Отмойся и едем. Посмотри на себя в зеркало, весь в краске. Горе мое! Ты обиделся что ли?

— Что ты делал в Монако? Ты не тренировался ни дня. Только мешал Оскару. Ладно бы только Оскару. Все Монако на тебя жалуется… И вся Флорида. Опять ездил в Майами? Кто тебе устроил турниры в Америке? Кто разрешил играть в сетке, если ты должен был провалиться еще на стадии квалификации? Что это за лаки-лузер такой, Эрнест Виноградов, открытие теннисного сезона? Я не знаю такого открытия. Зато догадываюсь, кто тебе устроил «зеленый коридор». Настоящие спортсмены тренируются годами, а не прыгают по дольменам. Не надо думать, что я ослеп и оглох. Если не хожу за тобой с ремнем, это не значит, что я перестал тебя контролировать. Что за контракты ты подписываешь без моего ведома? Эти люди знают, что ты ребенок?

— Иди в дом и отмойся. Сегодня будем подписывать вместе. Нужен твой респектабельный вид.

— С наглым существом, которого ты выбрал себе в наставники, разговора не будет! — отрезал Натан. — И вообще… Чтобы играть на таком серьезном турнире, как Кубок Дэвиса, надо весь год работать на корте. Работать день и ночь! День и ночь!.. А ты что делал весь год? Прохлаждался с девицами! Гастролировал по второсортным турнирам, выматывал себя, в то время как должен был набирать форму.

— Некрасов стучит… — догадался крошка.

— Все твои похождения выложены в сети твоими же бесстыжими поклонницами! — злился Натан. — Уму не постижимо, где ты находишь таких развратных девиц!

Совершенно сердитый Натан Валерьянович слез с крыши и уединился в комнате. — Что за переговоры? — спросил он крошку, который маячил за дверью. — Какой контракт ты собираешься подписать? Если в деле участвуют безответственные личности, «респекта» от меня не жди. Более того, я не допущу никаких отношений с партнером, из которого торчат перья, словно из индюшачьей задницы.

— Не парься, дядя Натан! Перьев в моей жизни больше не будет.

В порядке одолжения Натан Валерьянович позволил усадить себя в такси.

— В Олимпийский, — скомандовал граф, и машина тронулась с места.

— Вот и хорошо, что не будет. Вот и прекрасно, что ты сам это понял. И впредь не жди, что я буду потакать безрассудству!

— Ты заколебал… — Эрнест открыл дипломат, небрежно брошенный на сидении, достал конверт из-под стопок долларовых купюр.

— Что это? — оторопел Натан Валерьянович. — Откуда? Никуда я с тобой не поеду. Ну-ка… мы возвращаемся. Расплатись с водителем. И пока не объяснишь происхождение денег, мы за ворота не выйдем!

— Поезжай, — разрешил Эрнест растерянному таксисту.

«Натану Валерьяновичу», — было написано на конверте рукою Оскара. — «…не ругайте ребенка, — просил Учителя ученик. — Я его задержал. Пожалуйста, подъедьте с ним в Олимпийский, проследите, чтобы деньги не были пущены на ветер. Преданный вам Оскар Шутов».

— Как у него дела? — спросил Натан.

— Чернил раздобыл. Книгу пишет.

— А над прибором работает?

— Не… — помотал головою Эрнест. — Беседует с ним, как с другом.

— Где живет? Почему я не могу ему дозвониться? Эрнест, «кочевая жизнь» по частотам может быть опасна для психики. И временные порталы — тоже ненадежная вещь, а прибор… Почему он беседует с ним вместо того, чтобы продолжать работу? Прибор опять в разобранном виде?.. — спросил Натан с тревогою в голосе.

— В разобранном, разобранном… успокойся.

С водителем такси Эрнест не расплатился принципиально.

— Я человек без судьбы, — напомнил он возмущенному дяде Натану. — Это вам, а не мне, придуманы глупые правила. Не заплачу — никто не заметит.

Пока Натан призывал к справедливости крошку-графа, машина уехала. В Олимпийском профессора ждали другие разочарования. Игра началась при полупустых трибунах, но с Эрнестом постоянно кто-то здоровался, кто-то дергал его тут и там, задавал вопросы, требовал внимания. Профессору показалось, что на ребенка нападают сущности параллельного мира. Только они могли совать в руки мячики для автографов и требовать фотографию. Но больше всего Боровского возмутила особа, которая, не стесняясь взрослого, респектабельного человека, назначила крошке свидание в гостиничном номере и сунула визитку в карман. Натан Валерьянович решил еще раз потолковать с графом, но тот был схвачен массажистом французской команды и отведен в служебные помещения.

Профессору совсем не хотелось сидеть одному на пустой трибуне. Он чувствовал себя приглашенным на ассамблею призраков, и не был уверен, что с «перьями» в жизни графа покончено навсегда. «Перья» мерещились ему всюду. Он видел на пустых скамейках огромных Ангелов с «ирокезами». Чувствовал гомон бесов на задних рядах. Невидимые зрители сновали мимо него, не дожидаясь окончания сета. Сквозь закрытые двери вылетали из зала, хлопая крыльями. Натан Валерьянович сел за спинами молодых людей с российскими флагами, которые по ошибке забрели на шабаш, и ежился всякий раз, когда замечал направленные на себя телекамеры. Профессора не оставляло ощущение, что зал пустой неспроста. Что билеты продавались отнюдь не в кассах стадиона. Что все это обман и иллюзия, которая в любой момент лопнет. Главное, чтобы не закрылся портал, через который они попали сюда.

— Зачем мы пришли? — спросил он Эрнеста, когда тот наконец-то сел рядом. — Что нам нужно от нечистой силы?

Натана насторожил человек, который в перерыве помахал ему рукой и раскланялся, словно приветствовал нового поселенца дехрона. Боровский вежливо кивнул и отвернулся, потому что человек намеревался вступить с ним в контакт.