— Я поняла, — сказала женщина с некоторым разочарованием в голосе. — Спасибо.
— На здоровье. Чуть что обращайтесь.
— А спроси-ка ее, каким видом спорта ты занималась, — усмехнулся пират. — Пусть она угадает?
— Каким? — спросила девушка.
— Это уже четвертый вопрос.
— И все-таки? — настаивала спортсменка.
— Давай-ка, скажи… — злорадствовал пират. — Две золотые монеты плачу, если вдруг угадаешь.
— Метанием бумеранга, — ответила графиня, протягивая руку за золотыми монетами.
— Здорово! — восхитилась метательница бумерангов. — Отдай ей деньги.
— Счастливого возвращения.
— И ты… — пожелала спортсменка, — тоже будь счастлива.
Пират заплатил, но далеко от своих золотых монет не ушел. Он дождался, пока девица уйдет, и достал из-за пазухи крест.
— Купи, — предложил он графине. — Если сама знаешь все, зачем тебе ведьма?
— Сгинь, — приказала ее сиятельство.
— Возьми за пять золотых. Крайняя цена. Все, что осталось от состояния.
— Сгинь.
— Хитрая стерва! Знала, чем она занимается…
— А ты тупой пьянтос, — ответила Мира. — На кой хрен форту спортсмены, если они не профи по метанию бумерангов? Стрел и пуль на каждого дурака не напасешься, а клоунов своих хватает.
Пока тянулась очередь, графиня, не теряя времени, размышляла над своей судьбой: несчастная дочь амбициозной мамаши. Не вышла замуж за принца, была изгнана из дворца, скиталась по свету, убегала от одних неприятностей, догоняла другие. Получила по башке. Ненадолго угомонилась. Теперь хочет знать, когда ей дадут по башке второй раз. Графиня впала в апатию. Ей вспомнился маленький граф, который носился по галерее босиком и обожал пугать охранников, уснувших на посту. Однажды пожилой рыцарь испугался спросонья и упал в обморок прямо на крошку. «Боже мой, — подумала Мира. — Какое счастье, что мне удалось спровадить его отсюда. Что угодно с ребенком может произойти в нашем мире, главное, чтобы больше никогда, ни за что на свете, ни при каких жизненных обстоятельствах он не оказался погребенным под тонной рухнувшего железного идиота».
Дверь открылась, а графиня еще раздумывала, прежде чем переступить порог. Переминалась с ноги на ногу. Каждого нового ушедшего к вагафе, сопровождали одобрительным гулом. Графиню сопроводили молчанием. Дверь закрылась. На колесе, подвешенном к потолку, горела свеча. Длинные пальцы ведьмы перебирали четки.
— Скажи, пожалуйста, ведьма-вагафа, — обратилась графиня, стараясь не встречаться с ней взглядом, — все ли в порядке с моим пацаненком? Счастлив ли он в том мире, в котором живет?
— Разве об этом ты хотела спросить?
— Если малыш в порядке, значит, Ангел его хранит. Если Ангел хранит, значит, мир за пределами крепости все еще существует. Если мир существует, значит, я довольна своей судьбой. Что еще?
— Не знаю, существует ли мир за пределами крепости, — ответила графине вагафа. — Возможно, на счастье твоего пацаненка это никак не влияет; но Ангел, которого ты отправила на небеса, не хранит никого. Его самого хранят… прочные стены тюрьмы.
— Эккур в тюрьме? — удивилась графиня.
— Второй вопрос… Куда торопишься, дурочка? Оставь свою гордыню там, где толпа. Ты правильно рассудила их, но не рассудила себя. Ты — человек. У человека свои законы. У природы — свои. У человека своя беда — у природы своя. Ты не должна меня спрашивать, что происходит с миром. И не должна пугаться, потому что хинея — это вся твоя жизнь. Просто ты вдруг прозрела, а люди нет. Послушай меня, девочка: ни Ангелы, ни хинеи не могут защитить Человека. Забудь эти сказки. Человека может хранить и оберегать только другой Человек. Если хочешь сказать кому-то спасибо, вернись и скажи, ибо больше Человек Человеку сказать не может.
— Такого человека в моей жизни нет. Мне некуда возвращаться.
— Того, кто по настоящему предан, невозможно вычеркнуть из судьбы. Можно только убежать, запереться в тюрьме, выбросить ключ из окна.
— Я здесь из-за крошки.
— Можешь обмануть себя, но меня не обманешь. Твой сопливый мальчишка мог жить и умереть где угодно. Он оказался в форте, потому что ты хотела защитить того, кто по настоящему тебе дорог. А сейчас удивляешься тому, что он тоже хочет защитить тебя?
— Ему действительно грозит опасность?
— Третий вопрос. И на все на три ты прекрасно знаешь ответы. Зачем пришла ко мне, Мирослава?
— Послушай, ведьма! Я не выжила из ума и могу сама разобраться в мотивации своих поступков. Может быть, я не всегда права, но, по крайней мере, всегда уверена…
— Одного дурака засадили в тюрьму, — покачала головою вагафа, — другая дура сама себя в тюрьму засадила. Убирайся в свою уверенность, — ведьма опустила четки и указала графине на дверь. — У невежества толстые стены, они защитят тебя лучше истины.
— Когда Человек перестанет заблуждаться насчет себя самого, он перестанет быть сам себе интересен, — сказал Валех. — Его мир превратится в энциклопедию, где аккуратно записанные истины будут расставлены по ровным полкам архива. По пыльным переплетам будут ползать жирные пауки, и никто не зайдет в это царство победившего здравого смысла даже для того, чтобы вытереть пыль.
— Ты заблуждаешься, Ангел, если считаешь, что Человеку негде заблудиться, кроме как в себе самом.
— Когда Человек перестанет заблуждаться насчет окружающего мира, мир рухнет, и энциклопедия истин станет простираться до границы Вселенной. Очень жирные пауки станут ползать по полкам. Скажи, Человек, зачем нужна Истина, которую никто никогда не узнает?
— Затем, мой Ангел, что она должна быть. Существа, которые придут Человеку на смену, должны подразумевать, догадываться, на худой конец, верить в то, что где-то глубоко под землей, хранятся пыльные Истины, заплетенные в коконы паутины, которые никто не увидит. Обладая такою бесценной верой, проще стремиться по жизни к чему-то абсолютному, издалека, напоминающему истинное знание о самом Человеке и о природе вещей. И если кто-то вдруг знает абсолютную истину человеческой жизни, он должен молчать как рыба, ибо истина, сказанная раньше времени, становится лженаукой. Но если Ангел знает о смысле человеческой жизни больше, чем может сказать Человеку, он будет беспощадно врать в ответ на все больные вопросы.
— Отчего же? Мне не жаль сказать тебе правду, но поверишь ли ты Ангелу, Человек?
— Так, скажи… Чего выпендриваться, если знаешь? На кой ляд мы тут с тобой словеса развесили. Знаешь — возьми да скажи.
— Смысл человеческой жизни в окружающем его мире заключается в том, чтобы отделаться от этого мира как можно скорее.
— Предположим, некоторым удалось отделаться. И что? Смысл жизни на этом исчерпан?
— Если Человеку удалось избавиться от окружающего мира, смысл его жизни будет заключаться в том, чтобы избавиться от себя самого. От страстей своих человеческих и сумятиц.
— Допустим, некоторым удается и это. Что дальше?
— А дальше — самое интересное. Избавившись от этого мира и от себя самого, Человек начнет искать занятие, которое принесет ему утешение. Веришь мне, Человек?
— Верю, мой Ангел. Но зачем искать утешение в жизни, от которой ничего не осталось, Человек уже не узнает.
Важнее всех срочных дел на запущенной даче, Натан Валерьянович счел покос травы. Проще говоря, вырубку сорняков, которые заполонили участок. Отдельные фрагменты растительности были обнаружены хозяином на крыльце и даже на закрытой террасе. Профессор нанял косарей из деревенских мужиков, но те, прибыв на объект с инструментом, косить отказались. Крестились, плевались через плечо, советовали хозяину продать это гиблое место и, в конце концов, разошлись. Натан Валерьянович сам взялся за косу и лопату. Освободив фундамент от лопухов, профессор обнаружил трещины и поехал на базар за цементом. Он купил раствор и краску, пригласил маляра, но тот, увидев дом, обнесенный высоким забором, даже не взялся за кисть. Бригада маляров, привезенных из Москвы, тоже не завершила работу. В обеденный перерыв работяги наведались в продуктовую лавку и там узнали все: что это проклятое место за версту объезжают все, кому дороги жизнь и рассудок; что здесь пропадают автомобили, мирно едущие по шоссе, и разбиваются мирно летящие самолеты. О том, что время от времени, в тихую, ясную ночь над этим проклятым местом зависает тарелка пришельцев, разбрасывая по полям шаровые молнии. Каждый, кто видел своими глазами явление, сходит с ума, а так как видела его вся округа, то полный дурдом творится здесь повсеместно.
