— Прав физик, — рассуждал Павел, протирая стекла машины, — надо девиц увозить. Скоро от зрителей житья не будет. Сейчас они деньги предлагают за гуманоида, пройдет время — приедут с волынами и ни фига не заплатят. Не, прав физик, увозить надо.

— Все равно… — сомневался Женя, — без Серафимы не могу. Что я ей скажу? Как объясню, куда они подевались? Пусть хоть съездят, простятся.

Сонных девиц Павел рассадил на заднем сидении и каждой дал по конфете. Девицы замерли, взявшись за руки. Только на подъезде к больнице слегка завозились, стали высовываться из окон, пока Женя не прикрикнул на них.

— Если Сима не разрешит — ничего не получится, — предупредил он. — Кто мы такие, чтобы решать? Кто дал нам право?

— Мы отсекаем лишние направления сюжета, — пояснил товарищу Оскар. — Бесперспективные направления.

— Откуда это известно? «Автор» тебе сказал? Кто ты такой, чтобы решать, какие направления в сюжете лишние?

— Это несложный сюжет, — уверил товарища Оскар. — В нем все очевидно.

— Тебе очевидно, мне неочевидно.

— Лишние завихрения сюжета отвлекают читателя от ключевых идей.

Машина уткнулась в забор у больничного дворика.

— Давай-ка выйдем, покурим, — предложил Женя, и товарищи перебрались из машины на скамейку.

— Послушай, доктор! Не пройдет и ста лет, как баба Сима преставится, тут уж ничего не попишешь. Как говорится, светлая память старушке. Но девки останутся тебе в наследство. Тебе, не кому-то еще. И как ты справишься? Что будешь делать, если при Серафиме не смог найти общего языка?.. Я скажу: они от тебя удерут, и буду бегать по свету от приключения к приключению, а ты будешь бегать за ними. Неизвестно, смогу ли я помочь вовремя. Неизвестно, увидимся ли мы еще раз когда-нибудь. Ты знаешь, у меня опасная работенка.

— Куда ты хочешь пристроить Нину?

— Вернуть туда, откуда явилась.

— Но это невозможно!

— Много лет назад бабка Серафима писала в редакцию «УФО» и слезно умоляла найти ее родственников. Я нашел и собираюсь выполнить ее просьбу. Успокой свою совесть, это моя проблема, я ее и решу.

— Когда это было! Нинка же боится «родственников», как чумы! Нет, я без разрешения не могу.

— Женя! Нина не просто гуманоид, найденный в лесу. Она человек. Притом, человек из очень далекого будущего. Из будущего, неизвестного даже всевидящему Привратнику. Ее миссия здесь вполне определенная.

— Может, ты знаешь, какая?

— Знаю. Нина твоя — разведчик, засланный сюда со шпионской целью. Нина, а не Лизонька.

— Нинка — полоумный ребенок.

— Именно полоумных эта раса засылает в качестве разведчиков во все обитаемые частоты, чтобы наблюдать и собирать информацию, потому что будущего у их расы нет, а прошлого — сколько хочешь. Придет время и им некуда будет деться. Чем меньше у них информации о частоте — тем безопаснее на ней жить.

— Ну, ты, физик, даешь!

— Послушай меня, доктор! Твой гуманизм может дорого обойтись человечеству. У расы, которой принадлежит это глазастое чудовище, «интерхрональная поличастотная ментальная сеть». Они видят глазами друг друга на расстоянии, слышат и чувствуют все, что надо. По небу эти твари летают чаще, чем ходят по земле, поэтому не надо удивляться их уникальной ориентировке на местности. Не Лиза бегает от тебя на режимные объекты, а Ниночка нашла способ манипулировать ею, потому что слабоумной особью управлять легче. И считывать информацию с дуры проще, чем с умного человека, потому что никаких кодов доступа на файлах не стоит. Бери, что надо. Одна — дура, другая — еще дурнее, а в результате, обе делают полезную работу для анонимного заказчика. Сейчас они любят Симу, а представь, что будет, когда Симы не станет? Давай, я верну их родственникам, а ты вернешься на хутор и уничтожишь вакцину Гурамова, что осталась в бутылке.

— Какой бутылке? — не понял доктор.

— Не знаю. Той, что Мирка привозила сюда для лечения Лизы. Или, может, не привозила?

— У Симы весь шкаф забит тарой с настойками. Я без ее разрешения ничего не трогаю.

— Ладно, я сам.

— Не знаю, не знаю, — мотал головой доктор. — Я так легко рассуждать не могу. С разрешения Симы — пожалуйста, делай с ними что хочешь, но пока Сима жива…

— Уже нет, — сказал Оскар.

— Почему?

— Думаю, она уже отдала Богу душу. В противном случае…

— Откуда ты знаешь? Что ты говоришь?

— Если я что-то понимаю в сюжетах нашего «автора», бабушка Сима умерла в ту минуту, когда я решил забрать девок. То есть, вчера после ужина. Сходи, проверь. Если я ошибся, значит, действительно не имею права, — сказал Оскар и вернулся в машину. — И пытаться не буду! — крикнул он доктору, убегающему в больничный корпус.

Девки продолжали сидеть, взявшись за руки. Тревожное ожидание начало свой отсчет сначала в секундах, потом в минутах. Оскар хотел подняться следом за Женей, чтобы утешить его, но передумал. Девицы на заднем сидении вдруг сдвинулись вправо, словно рядом с ними сел кто-то третий.

— Хочешь, я стихи почитаю, — предложила Лиза с замечательным немецким акцентом. Так нежно и вкрадчиво, что Оскар едва не согласился на предложение, но в последний момент прикусил язык и ничего не ответил. — Ты не любишь стихи?

— Стихи бывают разные.

— А какие ты любишь?

— Которые заставляют меня любить жизнь, — ответил молодой человек.

— Разве ты не любишь жизнь просто так?

— Ненавижу.

— Тогда почему живешь?

— Потому, что так решила моя мамаша, — ответил Оскар и затылком почувствовал, как девицы сдвинулись влево, словно кто-то третий, сидящий в салоне, внезапно вылетел в форточку.

Женя вернулся и сел за руль, ни слова не говоря. Молчание воцарилось в тесной компании и продолжалось, пока доктор не взял себя в руки.

— Поди туда, — сказал он.

— Зачем?

— Поди, пообщайся с «покойницей». Второй этаж, палата номер восемь. С лестницы направо. Увидишь. Медсестра тебя пустит, я предупредил.

— Сима жива?

— Иди, пока они не закрыли этаж.

Оскар поднялся в восьмую палату и встал перед бабушкой Серафимой. Пациентка возвышалась на больничной кровати. Медсестра ставила капельницу, монитор попискивал и рисовал синусоиды. Лицо Серафимы действительно съехало набок. Старушка говорила тихо, но соображала ясно и посетителя заметила сразу.

— Поди сюда, — поманила она Оскара и дождалась, когда молодой человек склонится над ней. — Езжай на хутор, почитай письмо, что прислал Юра. Женя покажет, где письма…

— Какой Юра?

— Немец ее… Как его?.. На артиста похожий. Сразу увидишь конверт заграничный, но там внутри все по-русски, все понятно. Почитай…

— Почитаю, тетя Сима, не волнуйтесь. Как вы?

Сима едва заметно махнула рукой, свободной от капельницы.

— Юра пишет, что они покупают дом, у себя в Германии. Пишет, чтоб мы к нему приезжали, но куда ж я поеду? Отвези ему Лизу. Отвези, сынок, пусть девочка в семью вернется. Лиза хорошая девочка, только дурная маленько. Юра обещал, что будет ее лечить. Отвези сынок, потому что они молодые… кто знает, как сложится… — бабушка Серафима перевела дух и дождалась, пока медсестра уйдет из палаты. — А Ниночку не вози, — тихим шепотом добавила Сима. — Ниночка Лизоньку с толку сбивает. То из дома погонит, то спичками балуются на крыше. Не дай Бог, новый дом ему запалят.

— Тетя Сима…

— Сделай, сынок. Женя сказал, что ты приехал за ними…

— Я приехал за ребенком, которого привезла Мирослава.

— Мирослава… — бабушка Серафима порылась в памяти и, судя по всему, наткнулась на что-то острое. — Не знаю, сынок, не знаю. У меня на маленьких деток уж силенок нет. Скольких я вырастила, Бог мой! Мое время прошло, а ты… Поди, возьми письмо, что прислал Юра. Там адрес есть, телефон его… всякое, что нужно. Почитай, разберись… — Серафима закрыла глаза, и Оскар испугался, что она умерла, что он нечаянно стал свидетелем последней фразы, хоть и не считал себя достойным такого события. Прибор продолжал пищать. Молодой человек продолжил стоять у кровати. — Увези от греха, — прошептала вдруг Серафима. — Лизоньку увезешь — Нинка сама уйдет.