— Отсюда бежать нельзя, — произнес палач тоном, не допускающим дискуссии. — Здесь кончается твердь и начинается бесконечное море. Если в твоей тупой головенке родится мысль диктовать здесь иные законы…

— Ни в коем случае! — согласилась графиня. — Конечно, я была не права…

— Мир закончился здесь! — повторил палач. — Говори за мной…

— Как угодно мосье. Здесь, так здесь.

— За стенами форта находится… Что находится за стенами форта? Говори, презренная женщина!

— Очень жаль, мосье, но за стенами форта находится мой набитый золотом кошелек. Пока я не вернусь за ним, мне нечем заплатить за услуги.

— Ты вернешься в ад!

— Шесть золотых монет, — предложила графиня.

Палач надулся от возмущения, но вдруг успокоился. В его голове включился калькулятор и некоторое время подбивал баланс.

— Семь золотых монет, — решил он.

— Идет.

— Семь золотых монет, если хочешь вернуться туда, где закончила жизнь благонравной девицы и начала сатанинские оргии. И если в твоей глупенькой головенке однажды возникнет мысль сойти с пути праведного…

— Никогда!

— Встань у колодца и назови имена двух не вовлеченных поручителей, которые заплатят мне за то, что твоя душа не отправится в преисподнюю.

— Я… не хочу в колодец, — всполошилась графиня. — Я лодку хочу! Куда вы собираетесь меня отправить? Мне надо выйти за ворота!

— Назови двух людей, которые гарантируют оплату и уведут тебя по праведному пути.

— По какому пути?

— Назови поручителей, пока он жжет ересь, — зарычал на графиню рыцарь. — Или я разорву тебе горло!

Палач кинул в костер охапку книг вместе с мешком. Холодный огонь застыл, как картинка на мониторе. Картинка, которую Натан Боровский показывал графине, прежде чем убеждать ее в бессмыслице бытия.

— Допустим, Зубов Георгий Валентинович, — назвала графиня, — может быть, за меня заплатит…

— Зуб — плут и картежник, — ответил палач. — Он должен мне две монеты. К тому же Зуб вовлечен! И кто тебе сказал, что Зуб — человек? Называй двух не вовлеченных людей безупречного нрава и строгих манер, которые за тебя поручатся.

— За меня бы мама родная не поручилась. Куда вы хотите меня заслать?

— Назови ее имя.

— Виноградова Клавдия Константиновна, — назвала графиня и с надеждой поглядела на угасающий ком огня, — никуда не вовлеченная женщина с безупречной репутацией. Женщина кристальной нравственной чистоты…

Мире показалось, что библиотекарь сморщился при упоминании матушки, но протеста не заявил.

— Назови еще одно имя, — торопил рыцарь. — Скорее, а то он передумает и уйдет обедать.

— Может быть, Илья Ильич Лепешевский? Вряд ли он может быть вовлечен. Этот уважаемый старец так осторожен… Он не дал бы себя вовлечь даже в пионерскую организацию.

Мира испытала непреодолимое желание отхлебнуть из бутылки. У нее возникло ощущение антракта, за которым должен следовать буфет и всеобщее перемирие. Сейчас бы самое время расслабиться тем, кто увлекся ролью, смыть грим и обсудить дела с режиссером. Рука уже потянулась за пазуху, но занавес не упал. Палач продолжал глядеть в огонь, словно видел в нем Клавдию Константиновну с мешком золотых монет, и сомневался, что она направляется в форт. Пламя затихало на дне колодца. Графиня держала бутылку за горло. Ей казалось, что теперь пора бы ускорить процесс. Но «рыцари Святого Огня» не спешили.

— Так что? Я пойду? — спросила Мира и, не дожидаясь ответа, рванулась прочь, но попалась в железные клещи.

Огненная волна ослепила ее. Ноги оторвались от пола, и пламя оказалось так близко, словно впрямь желало ее проглотить. Настал момент, когда графиня перестала верить в спектакль.

— Сара Исааковна!!! — закричала она. — Мне надо к птице! Пустите!!!

— Птица! — вспомнил палач. — За птицу — еще одна золотая монета.

У края колодца графине удалось выскользнуть из железных объятий, она схватилась за ствол, но рыцарь вырвал Стрелы Ангелов из рук человеческих и швырнул в огонь. Сначала человека, затем Стрелы.

— Отдай, — сказал Валех и взялся за бутыль. Графиня прижала к себе сосуд, на дне которого еще плескались остатки багровой жижи, похожие на человеческую кровь. Той же «кровью» был залит пол. Бардовые брызги присутствовали на стенах, на шторах и на светильнике под потолком. — Отдай. На пороге новой жизни этот предмет тебя только скомпрометирует.

— Ну и пусть, — ответила графиня и отпихнулась от Ангела. — Пусть знают, с кем имеют дело. Я не совершала преступлений и каяться мне не за что. Человек слишком ничтожен, чтоб нагрешить, и преступления его также ничтожны.

— Для покаяния достаточно заблуждаться в мыслях своих.

— А я не знаю, как надо мыслить, чтобы не заблуждаться. Мне не объяснили… прежде чем выпихнуть с того света.

— Человеку достаточно заглянуть в свою душу, чтобы увидеть свое предназначение в этом мире. В его душе заложено все, что поручено ему Творцом, но Человек, который вместо души заглядывает в сосуд забвения, даже покаяния не достоин. Отдай мне сосуд и пойди туда, где ждут тебя. Пойди к людям, которые верят в тебя, желают помочь тебе понять, кто ты есть в этом мире и для чего живешь. Встань и поди.

— Нет, — уперлась графиня. — Пожалуйста, господин Валех, оставьте меня в покое.

— Встань и поди, — настаивал Ангел.

— Не встану и не пойду, — Мира едва не расплакалась. — Я хочу умереть, ясно вам? Умереть!

— Нет, встанешь и пойдешь, — чьи-то сильные руки подняли графиню с пола и поставили на четвереньки, но графиня снова распласталась на полу в обнимку с бутылкой, вдобавок надрызгала вина на палас.

— Сейчас же встань и будь любезна… — потребовал Ангел.

Кто-то раздвинул шторы. В помещении с округлой верандой распахнулось окно. Морской ветер наполнил затхлое пространство. Мира открыла глаза и увидела сразу несколько «ангелов» в деловых костюмах. Один двигал стулья к стене, другой звонил по телефону, вызывал одновременно полицию, уборщицу и врача. Долговязый вышибала в форме охранника продолжал дергать Миру за плечи.

— Немедленно поднимитесь и убирайтесь отсюда! — требовал он, но Мирослава только крепче сжимала бутылку и упиралась, пока не потеряла сознание.

В следующий раз, когда графиня открыла глаза, в помещении присутствовал врач и полиция, и уборщица, и еще делегация неизвестных людей сидела на стульях возле стены, увешанной портретами знаменитых особ, рангом никак не ниже президентов и кинозвезд. Рядом с портретами висели автографы и благодарственные послания в адрес отеля. Здесь же красовалась эмблема заведения: старый форт, оборудованный в гостиницу класса люкс. Ветер уже не гулял по комнате. Окна были заперты, жалюзи опущены. За окном стояла непроглядная ночь.

— Очнулась, — с удовлетворением отметил врач. — Можете встать?

— Могу попробовать сесть, — преложила Мирослава.

— Окажите нам честь, если нетрудно… сядьте, пожалуйста.

Графиня села, прижимая к груди пустую бутылку. Зрители отпрянули вместе со стульями. В голове графини тысяча чертей трещали на деревянный ложках, постукивая копытами по черепу, подрыгивая хвостами от счастья. Нимбы всех цветов радуги проплывали перед глазами, искажая без того перекошенную физиономию врача.

— Давайте, я помогу вам подняться.

— Сама!

— Окажите нам честь…

Мира поднялась на колени, используя доктора в качестве опоры. Бутылка шлепнулась на палас, нарисовала последнюю кляксу, и Мира готова была упасть рядом с бутылкой, но охранник поставил ее на две ноги. Бутылка была поднята следом и вручена хозяйке.

— Кто пригласил сюда эту русскую алкоголичку? — спросил незнакомый голос.

— Никто не пригласил, — ответил другой. — Сама пришла в банкетный зал и напилась как свинья, потом вломилась в кабинет и уснула.

— Да что вы говорите: пришла одна?

— Представьте себе, прошла сквозь охрану!

Мира решила взглянуть на тех, кто шушукался за спиной, но не смогла повернуть головы — деревянные ложки с новой силой принялись трещать по мозгам.