— Ничего себе!

— И в конечном итоге облученный Греалем изотоп не превращается в другой изотоп, а просто аннигилирует в процессе распада.

— Переходит в другой мир? — предположила графиня.

— Вероятно, да. Теперь, что касается трития. Период полураспада этого элемента значительно меньше, чем урана. Лекарства, сделанные на основе такой «воды», можно применять безопасно для организма. По истечении срока вакцина должна потерять лечебный эффект, но я не знаю, какое химическое соединение создал господин Гурамов, поэтому через десять лет вакцину лучше закопать подальше от дома.

— Поняла, о чем речь? — не выдержал Оскар. — Наша «сверхтяжелая» — вещество реальной природы, как камни Греаля, как блюдо, из которого Арик вырезал чашу, как лунные значки… Скажите ей, Учитель, что в нашей физике не так уж много констант. Если они нарушаются — начинается физика другого мира, аннигилирующие изотопы — реальный намек на то, что такие миры существуют, а наша вода из Греаля — прямое доказательство. Если бы ты сразу рассказала мне про вакцину, я бы тебе объяснил, что реальный мир находится там, куда направлено скрытое излучение…

— Да, — вспомнил Натан. — Я припоминаю, что Арик Кушнир действительно просил у меня серебряный поднос, чтобы сделать корпус Греаля. Я только не знаю, куда он делся. Мы возили его на Урал или нет?

Оскар выставил на стол мешок, внутри которого проступали контуры готового изделия. Боровский перестал резать мясо. Даже отложил нож и вытер руки о фартук.

— Учитель, я не знаю, так ли безопасна наша «вода», как вы говорите. Помните, клумба завяла под окнами, и Розалия Львовна прописала нам втык?

— Помню, — согласился Натан.

— Это я ее полил опытным образцом. Честно говоря, я был уверен, что флоксы вымахают до второго этажа. Сюрприз хотел сделать.

— Правильно! Так все и было. Розалия Львовна очень ругалась.

Постепенно Натан Валерьянович вспомнил многое, и то, что Оскар пьет кофе без сахара, и то, что любит побездельничать за компьютером, делая вид, что занят работой. И то, как именно они загубили цветы ненормальной водой, которую выплескивали в окно. К вечеру Боровский вспомнил, что дача пострадала не от набега вандалов, а оттого, что в поле взорвалось что-то необыкновенное и уложило взрывной волной забор.

— Боже мой… — осенило Натана, — ты в это время был здесь один? Оскар, почему ты не рассказал мне об этом? Почему ты не сказал, что взрыв устроил человек, который украл камень?

— Не будем вспоминать, Учитель.

— Нет, будем. Мы собрались здесь для того, чтобы вспоминать. Для того чтобы впредь недоразумений не повторилось. Расскажи мне все, о чем я не знал.

Графиня вышла прогуляться во двор. Проведать клумбу, уничтоженную диковинным изотопом. Первые звезды проклюнулись в вечернем небе. Воздух был сух и свеж. И все бы было здорово, если б не мысли о двух девицах, которые напились сиропа и перестали причислять себя к роду человеческому. Мира незаметно вернулась в дом, незаметно вынесла сумку с материалами по делу Гурамова, полученными от Карася, и устроилась на крыльце при свете садового фонаря. Теперь она читала знакомые строки совершенно другими глазами. Читала и размышляла над каждой буквой. Все, что Гурамов сделал с изотопом Боровского — просто включил его в соединение, которое человеческий организм может переварить и усвоить. Больше господин Гурамов не сделал ровным счетом ничего, даже не потрудился дать вакцине название. Мира поняла, что, имея на руках нужное вещество, любой химик сможет повторить процесс по описанной схеме, и у нее перехватило дыхание. На мгновение графине показалось, что она одна на белом свете обладает рычагом, способным перевернуть мир.

Оскар с Натаном были заняты воспоминаниями. Мира осталась одна на Земле, но самая крупная звезда вдруг опустилась с неба, чтобы заглянуть в секретные материалы. Мира закрыла папку. Звезда опускалась к горизонту и приближалась к ней. Параллельным курсом в светлом облаке дыма шли несколько белых звезд. Мира поднялась с крыльца, когда небо затмил силуэт огромного самолета, накрыл ее космической чернотой, шасси едва не зацепились за конек крыши. Громадный авиалайнер, тише птицы проскользил над полем и скрылся за лесом.

— Эй, физики? — крикнула графиня в открытую форточку. — Вы пропустили самое интересное!

Утром Натан Валерьянович сам повез Оскара в аэропорт, а по дороге продолжил открывать для себя скрытые архивы памяти. Он вспомнил, что самолет действительно когда-то разбился на поляне у дома, а памятник погибшим пассажирам возвышался над горизонтом так, что был виден даже с шоссе. Боровский удивился, когда услышал полную историю события. Даже задумался над его физической подоплекой.

— Не парьтесь, Натан Валерьянович, — успокоила его графиня. — Явление фантомного самолета над вашим участком — не что иное, как прободение черновика на страницах законченного романа. Или Кое-кто поленился стереть карандашный набросок.

— Я бы сказал иначе, — возразил Натан. — Я бы сказал, что человек по фамилии Копинский каким-то образом вычленил событие из заданной пространственной частоты, но не смог синхронизировать его в хронале.

— Насчет хронала он ничего и не обещал, — добавил Оскар. — Он так и сказал: призраки будут летать над полем, но катастрофы не будет ни в прошлом, ни в будущем.

— Он отсек событие за несколько секунд до того, как оно должно было произойти… Нет, я не вижу логического процесса, — признался профессор. — Возможно, самолет перенесен в другую частотную систему, которая допускает моделирование ситуации. Бывают же необитаемые миры. Тогда это не прободение черновика, Мира, это прободение ближайшего к нам необитаемого частотного измерения. И хронал здесь, может быть, ни при чем. Иначе мы бы слышали шум двигателей и видели пламя.

— Там же нехилое было пламя, Учитель! Больше, чем самолет. Он так долбанулся, что земля вздрогнула. Вы помните, сколько здесь было пожарных машин! Всю ночь горело, а потом еще дымилось неделю. У вашей соседки картошка в погребе запеклась.

— Таких подробностей я, конечно, не помню…

— А вы и не видели! Вы поехали в город, Мирку искать, а я вернулся. Ой, что тут было!

На подъезде к аэропорту Натан Валерьянович вспомнил даже Юлю, но как-то неуверенно и нечетко. Гораздо лучше он вспомнил Юлину маму, перед которой без конца извинялся за проказы детей. Он вспомнил, что в лагерь у границы аномальной зоны приехала девушка и расстроила всех, но чем — Боровский решительно позабыл. Может быть, потому что не привык держать зла на ближнего; может, потому что психика стерла из памяти стресс от пережитого. Он надеялся, что девушка придет проводить Оскара в аэропорт, и он узнает ее, как только увидит.

Юля не обманула ожиданий. Она действительно явилась в аэропорт с тощей сумкой, купленной в Америке на аванс Копинского, и еще не до отказа набитой вещами. Кроме сумки в руках у Юли была корзина, перевязанная платком. Вид у девушки был исключительно виноватый, потому что она передумала и решила эмигрировать в Америку вместе с Оскаром.

— Может быть, меня пустят в самолет с таким билетом? — спросила она, едва не плача, и показала склеенные обрывки. — Здесь виден номер рейса и дата вылета.

— Ну, коза…а! — выругал Оскар подругу.

— Я не могу там больше оставаться, — жаловалась Юля. — Пожалуйста…

— Паспорт тоже порвала в клочья? — спросила графиня.

— Нет, паспорт у меня целый, только фальшивый. Макс делал…

— И у тебя фальшивый? — спросила Мира у Оскара.

— А как мы должны были лететь через океан? Без паспортов через океаны только пешком.

— Надо позвонить Валерию Петровичу, — сообразил Боровский.

— Не надо никому звонить, — возразила Мира. — Давай сюда свой драный билет, давай свой фальшивый паспорт и пойдем в кассу.

— Может быть, его надо было прогладить утюгом? — беспокоилась Юля. — И проклеить скотчем?

— Поздно клеить билет. Самое время клеить горбатого. Не волнуйтесь, Натан Валерьянович, мы все уладим и быстро вернемся. Идем!