— Один раз в жизни мне повезло, второй раз рисковать не буду. Если идти — только с вами, только в последний раз, и только для того, чтобы вывести вас отсюда, потому что без меня вы точно заблудитесь.
— Интересно, откуда эта пробоина здесь взялась? Копинский не объяснил?
Стук в дверь повторился, но прозвучал гораздо настойчивее.
— Почему вы не приглашаете абрека в дом? — спросила графиня.
— Пошел он…
— Почему? Интересно послушать язык.
— Ничего интересного он на ночь глядя не скажет.
— Не обращайте внимание, — добавила Юля, — он иногда стучится к нам ночью, походит под окнами, поругается, потом спать идет. Мы привыкли.
— Чем он недоволен?
— Черт его знает!
— А спросить?
— Думаешь, я не спрашивал? Ногами топает, слюной брызжет, а информации ноль. Пойми ты, попробуй! Слова знакомые, а смысл не вяжется. Мирка, нас отнесло в далекое будущее. Очень далекое. Ты представить не можешь, в какую жопу нас занесло. Я тебе завтра покажу кое-что…
— Может, все-таки впустим абрека? Может, у меня свяжется смысл? — Мира поднялась с циновки.
Хозяева дома не стали отговаривать гостью и следом за ней пошли на крыльцо.
Абрек в самом деле был зол. Вернее сказать, сильно раздражен на хозяев. Когда над северным горизонтом висело Солнце, он выглядел вполне довольным и улыбался гостье издалека. Когда Юля запирала окна и двери, никто не возражал. Но стоило светилу свалиться за горизонт, спокойствие сменилось истерикой. Абрек действительно ругал обитателей дома, топал ногами, исполнял угрожающие жесты и обращался за сочувствием к гостье. Графиня слушала. Оскар с Юлей ей не мешали, только присутствовали, чтобы текст обвинения не принял слишком очернительный характер.
— И так каждый раз, — пожаловалась хозяйка. — Мы ему и еды даем, и не гоним. Пусть живет. Он вообще-то парень спокойный, самодостаточный, но как заведется — орать будет, пока не охрипнет.
Абрек действительно скоро охрип, подбежал к котлу, в котором Юля полоскала белье, отхлебнул воды и продолжил орать.
— Сейчас еще ничего, — добавил Оскар к сказанному подругой. — В первые дни, как только сюда заявился, орал на нас каждый день. Пришлось усмирить. Это он в честь твоего приезда…
— Как ты его усмирил?
— Пальнул разок из ружьишка.
— Оскар нашел в лесу неисправную лазерную винтовку, — объяснила Юля, — и починил.
— Там всего-то на всего линза сбилась. Я поправил. А этот пришел и с палкой на меня полез. Пришлось пальнуть для острастки. С тех пор он палку не берет. Так выступает, без реквизита.
— Ничего себе! — ужаснулась Мира.
— Пробовал его прогнать — не уходит.
— Знаешь, почему не уходит?
— Почему?
— Знаешь, почему он на вас обижен? Потому что вы заняли его дом. Он здесь родился и жил, а вы пришли и вселились без спроса. И ружьишко наверняка принадлежало ему.
— Но дом был пустой, — возразила Юля.
— Если на стенах не висят картины, а в шкафах не лежит барахло, это еще не значит, что дом без хозяев. Он и в сарае, насколько я видела, имуществом не разжился, но ведь это не повод, чтобы выгонять человека из дома.
— Мы месяц здесь прожили, прежде чем этот нарисовался, — возмутился Оскар. — Какой месяц… Больше!
— Значит, он за сетями смотреть ходил. Или на раков охотился.
— Наверняка он ходил за солью, — догадалась Юля. — К своим родственникам, которые у моря живут.
— Послушайте, что он нам говорит… — сказала Мира. — Он повторяет одну и ту же фразу: вы пришли в его дом и наглеете…
— Как ты поняла? Что это за язык?
— Первый раз слышу. Какая-то смесь славянской структуры языка с латинскими корнями. Знаешь, почему непонятно? Потому что неожиданно. Звучит, действительно странно, согласна, но если вспомнить романские языки, то очень даже вяжется смысл. Нет, это что-то интересное… Если я пообщаюсь с вашим абреком денек-другой, мы неплохо поймем друг друга.
— Во, дает! — удивился Оскар. — Я из его болтовни понял только, что дом «усатый», больше я ничего не понял. Ты можешь мне объяснить, откуда у дома усы? Все, на что он злится, почему-то становится усатым.
— Может быть, «узатым»? — предположила графиня. — От слова «юзать». То есть, дом используется, а ты в него влез.
Оскар задумался.
— И где тут латинские корни?..
— Да вот они… можно сказать, на поверхности. Слушай! Итальянцы произносят это слово точно также как он. Поверь мне!
— Хорошо, поговори с ним по-итальянски. Знаешь, как?.. Общалась с итальянцами?
— Чтобы общаться с итальянцами не обязательно знать язык, — ответила Мира, — достаточно знать итальянцев. Я думаю, что надо пустить его в дом. Он много чего нам расскажет, и о структуре солнечного света, и о магнитных полях. С ним надо просто спокойно поговорить. У вас столько места. Чего жадничать? Все равно одним хозяйством живете.
— Да черт с ним! — согласился Оскар. — Жил бы я один — пустил бы, но он на Юльку глаз пялит. Мне страшно ее дома одну оставлять. Объясни ему, что Юлька — тоже «усатая», чтобы он в ее сторону не смотрел. И чтобы «самкой» девушку не обзывал, а то в рыло получит.
Мира спустилась с крыльца. Абрек замолчал и попятился. Он выслушал речь, произнесенную на приблизительно итальянском языке с русскими падежными окончаниями, и удивленно посмотрел на хозяев. Оскар на всякий случай кивнул, чтобы подтвердить сказанное графиней. Абрек взбодрился. Он указал на Юлю и перевел палец на Оскара. Все присутствующие тотчас же с ним согласилась. Затем туземец коснулся пальцем графини, указал на себя, и поднял брови, глядя в глаза сопернику.
— Нет! — ответил узурпатор жилья. — Обе самки «усатые»! Обе мои! А ты — кыш отсюда!
В дом абрек не пошел, несмотря на то, что Мира отгородила для него пространство у окна с видом на сарай и собственнолично подвесила гамак. Абрек побоялся переступать порог и улегся в сарае на голый пол. Все, чего добилась Мира, это спокойной ночи, без воплей под дверью, стуков, раздражений, непереводимых речей и обоюдно невыполнимых требований. Абрек заснул на голом полу, а утром графиня нашла его на крыльце в приподнятом настроении. При виде графини абрек улыбнулся и поманил ее к сараю, но у графини были другие планы. Она не стала разбираться в причинах такого «лестного» приглашения. Причины ее ничуть не интересовали. Ей было интересно рассмотреть местность при свете дня и понять, что изменилось в солнечном спектре. Корыто с засоленной рыбой стояло под кухонным окном, и рыбу некому было красть. Недовязанное одеяло висело на веревке. У стены стоял рыбацкий сачок, сплетенный из тонкого полимера, и лодка — штампованное корыто с механическим пропеллером, напоминающим мясорубку, которую тоже некому было красть. Графиня сама бы не отказалась от такого «весла». Шестеренки были выточены из белого пластика, от легкого толчка рукоятки мотор завертелся со свистом, лопасти слились в размытое колесо. И эта штука лежала на берегу, даже не привязанная веревкой. Мире показалось, что она проснулась в раю.
Оскар спустился к реке вслед за графиней.
— Я обещал тебе зрелище? Идем, абрек покажет свой флакер усатый.
— Что покажет?
— Кое-что особенное, что прячет от всех, но тебе решил показать. Сам решил. Я на него не давил.
— А это приличное зрелище… для девушки бальзаковских лет?
— Не уверен, — улыбнулся Оскар. — Одно могу сказать точно: ты такого еще не видела. И не увидишь. Пойдем, пока он не передумал! Не пожалеешь!
Абрек встречал гостей на пороге сарая с неизменной улыбкой. Объект, который Мира приняла за палатку, был открыт. Что-то большое и полукруглое, похожее на крышку хлебницы, опоясывала снизу широкая юбка. Абрек потащил объект за подол, и тот бесшумно поплыл. Оскар наблюдал за графиней. Графиня наблюдала зрелище.
Предмет, который местные аборигены называли флакером, был неприлично «усат». Под куполом кругом располагались сидения, стертые до пола задницами владельцев, и смазанные в единый кольцеобразный диван. Посреди салона находилась ужасно «усатая» тумба, окольцованная тремя такими же «усатыми» обручами, отполированными, как носы металлических скульптур, слишком низко склоненные к аллеям сада. Мира обратила внимание, что конструкция не имеет колес, которые вероятно, стерлись от долгой эксплуатации, но это не мешало флакеру ползти по траве. Он без затруднения выплыл из гаража и встал на полянке.
