— Возил, — не стал отпираться шофер. — Пьяную вдрызг вашу столичную штучку возил аж за пятьсот километров, туда… на трассу, где «Русское ралли» в прошлом году проходило. Но, я извиняюсь, не дождался. Они как ушли — так сгинули, а я в дурном месте ночевать боюсь. Я, извиняюсь, даже не могу, куда следует, обратиться, заявление написать насчет пропавшей машины. Меня сразу на учет, и прощай права, прощай работа. Сам бы не поверил, но место в том лесу аномальное до свинства. Я терпел, как мог, но когда сущности стали ломать машину, тут уж я, извините… за казенное имущество отвечаю. Поворачиваю ключ — они его обратно. Я руль вправо — они влево тянут. Я по газам — они по тормозу. Я за монтировку, а они мне в глаз… Еле ноги унес. Утром пришел — нет машины, только свежая колея.

— Место покажешь? — спросил столичный гость.

— Не… в лес не пойду ни за что, а как добраться объясню подробно. Поезжайте в сторону целлюлозного комбината до новой дороги. Там увидите щит рекламный… «Русского ралли», километр вперед — кусты поломаны у дороги. На этом месте-то все и случилось.

На щите «Русского ралли» сохранилась реклама пива и красноречивое обращение: «Густав, скотина! Добирайся до Серафимы как знаешь! Нет времени ждать». Человек огляделся. След колеи пересекал обочину и упирался в куст. Пустая бутылка валялась в кювете. Здесь же были свалены дорожные указатели, незамеченные сборщиками металла. Население, казалось, отсутствовало вообще. На голой дороге не стояли даже километровые столбы.

Бабушка Серафима никакой полезной информации не добавила, только пожалела, что столичный гость опоздал:

— Приезжала давеча Мирочка, — сообщила бабка. — Пьянчужку с собой привозила. Проспался пьянчужка — поехали в город. Совсем Мирчка замоталась. Усталая, бледная. Я говорю, поживи недельку, пока погода хорошая. Нет. Подарки девкам оставила да уехала.

Столичный визитер узнал след машины, который редакционная Волга оставила на лесной обочине. На клумбе у стоянки мотеля, где гость остановился на ночь, был замечен такой же рисунок протектора.

— Ах, эти… — вспомнила хозяйка гостиницы. — Валь, иди-ка сюда! Галь, иди-ка сюда и Светку крикни, пусть тоже идет! Тут этими… интересуются. — Мужчина предъявил удостоверение в красной корке, но сотрудниц и так распирало от впечатлений. — Они ж тут сутки гудели, — сказала хозяйка, рассматривая фотографии графини и маленькую черно-белую рожицу Якова, оторванную от карточки отдела кадров. — Ну, конечно, они! Разве спутаешь? Дамочка эта по пьяни забрела в буфет и на коньяк смотрит. Я спрашиваю: может, ищите кого? Она говорит: да, ищу. Валь! Как иностранца звали, что баба искала?..

— Эпикура! — крикнула продавщица из кафетерия и выбежала давать показания. — Ищу, говорит, Эпикура. Помоги мне найти и деньги сует, целую кучу. Я говорю: деньги за что? За коньяк, говорит. Я ж не думала, что она выпьет бутылку. А она… открыла и выпила. А Эпикур ее уж на ногах к тому времени не стоял, на заднем сидении валялся.

— Кто валялся? — присоединилась к беседе уборщица. — Эпикур — был древний политический деятель, а тот, что в машине лежал, — хлам один.

— Тот, что в машине — полный хлам, — согласились подруги.

— На что он ей сдался? — удивлялась буфетчица. — Сама-то баба видная. Разве что, родственник?

— Собутыльник он ей, а не родственник, — решила хозяйка гостиницы. — И коньяка она для храбрости дернула, потому что водить не умеет. Видели, как они на шоссе отъезжали?

— Какое шоссе? — возмутились подруги. — Она рухнула в машину и дороги не различала.

— А кто же был за рулем?

— А никто. Машина сама покатилась на клумбу, переехала ее и дальше себе покатилась…

— В каком направлении? — спросил человек с удостоверением.

— Да вон, к райцентру, — ответили женщины и указали пальцами направление. — Я так и знала, что добром не кончится, — вздохнула хозяйка. — Они ж ругались всю ночь. Дрались и ругались. Надо было сразу вызывать охрану.

— Да ладно, ругались… — возразила буфетчица. — Они искали кого-то. Определенно, они кого-то искали.

Обвалянная в грязи, помятая с боков редакционная Волга нашлась у поста дорожной инспекции.

— Числится в угоне, — доложил патрульный, и посмотрел на удостоверение хорошо одетого мужчины респектабельной внешности. — Где они сейчас — не могу знать, господин капитан. Я запер их в отделении, но ночью кто-то сломал замок. Даже личности установить не успели. Вероятно, с ними был кто-то третий. Дело было ночью, дежурил один сотрудник… молодой, неопытный, решил дождаться начальства, в это время задержанные скрылись… Так точно, господин капитан, были пьяны. Конечно, мы сообщили постам. Куда они могли деться такие пьяные?

— Ближайший ресторан далеко? — спросил визитер.

— Здесь нет ресторанов. Разве что в поселке имеется заведение, типа кафе. Вон оно! Зеленую крышу видите на пригорке?

Под зеленой крышей только-только накрывали столы, но сотрудника государственной безопасности впустили без вопросов и предложили перекусить с дороги.

— Эти двое… еще бы не помнить, — ответил хозяин, рассматривая фотографии графини с Лазурного берега. — Не… ничего плохого сказать не могу. Культурно опохмелялись, культурно закусывали, только потом заспорили, но ссориться вышли на двор… Вернее сказать, дамочка вот эта, вспылила, навешала кренделей вот этому вот… а тот расстроился и на двор побежал. На дворе еще раз получил по шее. Да у нас тут подраться — ничего особенного. Народ без церемоний, прямо в заведении могут. Вот… выставили мне стекло на прошлой неделе. А эти — ничего плохого не скажу. Люди культурные, сразу видно, городские.

— О чем спорили?

— Как будто собирались куда-то ехать. Женщина собиралась, а мужик отказывался. Но в итоге никто никуда не поехал. До дороги добрались — здесь их подобрала наша поселковая хлебовозка. Подробнее ничего не знаю.

Водитель хлебовозки не вполне подтвердил слова хозяина заведения:

— Бабу подобрал. Мужика не видел. И не здесь… а там, за поселком, километра полтора… Никуда она не шла. Куда в таком виде идти? Баба эта самая напилась до розовых чертей и лежала посередь дороги. Да, я подобрал… Да, одну. Гожая еще баба, а уже на дорогу бросили… Ничего не делал. Отвез в район, сдал в больницу. А что? Я ж не знал, что при ней был мужик.

Новая картина мироздания была похожа на поверхность холста, не оскверненную кисточкой живописца. Графиня очнулась, и белый свет ослепил ее, отрезвил и зафиксировал плоскость высокого больничного потолка. В углу полотна проявилась капельница на штативе. От склянки потянулся шнур. Яркое пятно служебного удостоверения Карася возникло под потолком, но Мира не узнала лица капитана. Фотография больше соответствовала внешности Жоржа Зубова, и графиня прищурилась. Удостоверение приблизилось к ее взору, немного повисело и захлопнулось.

— С вами будет говорить следователь, — предупредил графиню человек в белом чепчике. — Будьте добры, отвечать на его вопросы без хамства и рукоприкладства.

— Она в состоянии говорить? — сомневался «следователь».

Мира узнала голос Жоржа и зажмурилась. Она бы еще с удовольствием заткнула уши, если бы из вены не торчала иголка.

— Она-то?.. — удивился врач. — С языком у барышни все в порядке. Длиннее, чем надо. А вот с совестью — большой вопрос. И кто понесет ответственность за все произошедшее — тоже надо бы разобраться: напилась, подралась, оказала сопротивление санитарам. Меня обозвала… Стыдно повторить, господин капитан, как она меня обозвала. Я, интеллигентный человек, от пьяного тракториста такой брани не слышал, как эта барышня выражалась.

— Как я вас понимаю.

— Никакого слада с ней не было: ругалась, дралась, медсестру укусила за палец. Я прошу вас, господин капитан, привлечь ее к ответственности как полагается, а свидетели у нас найдутся. Свидетелей у нас — все наркологическое отделение. Весь район, если надо, подтвердит…

— Разберемся и накажем, — пообещал капитан.