— Русый, говоришь… — сочувствовал Иван и рассматривал снимок кристалла, сделанный в натуральную величину. — Не, таких не было.
— А какие были? — поинтересовался Оскар.
— Ваще никаких, — ответил Иван. — Там котлован роют. Дорогу тянут на целлюлозный комбинат от самой лесозаготовки. Завалят все на х…й. На что они мне?
— Дороги не будет, — заявил Оскар.
— А как же лес на комбинат повезут?
— Дорога через пещеру не пройдет никогда. Провалится, вздуется, перекосится… На этом месте будет столько аварий, что люди начнут пешком в обход носить бревна. Пройдет время и вход откроется.
— Фигня, — заявил Иван. — Там такая техника роет, ничего не откроется.
— На что поспорим?
— А ты богатый что ли? Зачем деньги отдал? Я бы так отбрехался. Эх, Русый, Русый! Вот же дурной. Я ему говорил: зачем ты прешься в эту Москву? Кому ты там, на х…й, нужен? Нет! Уехал!
— Значит, камней не имеешь?
— Я ж говорил ему, дураку, на черта ты с крутыми связался? Ты для них — дерьмо собачье. Здесь ты кто? Здесь ты — человек! А там?
— То есть, зря я тащился в такую даль?
— Пива хочешь?
— Я лучше чаю, — ответил Оскар и продолжил греть руки о теплый стакан.
— Я ж ему говорил… Что такое Москва? Здесь ты жил как человек. Ты понял? Здесь тебя уважали!..
— Жаль, — вздохнул Оскар.
— Ешь, — Гусь придвинул к гостю пачку печенья. — Поспишь сегодня у меня. Я там печку вытоплю, вот дров одолжу и вытоплю, а утром…
— Поеду я… — решил гость.
— Ну, как знаешь, — ответил Иван и приложился к бутылке. — А то оставайся. Или, если богатый, поезжай в райцентр, спи в гостинице.
— Я-то богатый, — согласился Оскар. — А Женька там пропадает. Он тебе, что ли, жизнь спас?
Иван не спеша опорожнил бутылку.
— Я тебе вот что скажу, раз ты друг… Мне эти безделушки-камушки ни к чему. Ну, ты подумай своей башкой: обыщут, скажут, спер Ванька, срок намотают. Куда я их дену? Построят дорогу — не построят. Пещеры-то нет. В магазин их не сдашь. Откуда взял? Я с прошлого года зарекся… Я ж не знал, что Русый того… Будут — приходи. Да я за так отдам.
— Зачем же «за так»? Я рассчитаюсь.
— Ты не богатый, ты дурной. Хоть знаешь, сколько стоят твои побрякушки?
— «День Земли», — ответил Оскар. — Строго по тарифу. Ни больше, ни меньше.
— Чо? — Иван отставил пустую бутылку. — Да кто ты такой? Да ты хоть знаешь, чего это?
— Достанешь камень — получишь «День Земли», как положено, — пообещал приезжий. — От меня лично получишь. В этом самом подвале с гарантией под расписку.
Ванька Гусь недоверчиво прищурился.
— Ну, ты брехать!..
Оскар отставил чашку и вынул прибор с двумя кнопками.
— Давай, проверим.
— Как это? — не понял Иван.
— Вот так, — сказал Оскар и нажал на синюю. — А теперь, голубчик, вспомним еще раз, не завалялись где-нибудь камешки?
Ванька с недоверием прищурился на прибор.
— Не… Такого красного, как на карточке, нет.
— Давай посмотрим, что есть.
— Был один дефективный. Я его не сдал потому, что крупный слишком…
— Показывай.
— Сейчас что ли?
— Ну, а когда же?
— Тогда, обожди. — Иван открыл крышку подпола и зажег фонарик. Оскар приподнялся, чтобы заглянуть вниз, но ничего, кроме стеллажей, забитых картонными коробками, не увидел. — Таких красных, как ты показал, не привозят. Везут хрень, мелюзгу. Этот крупняк вообще давать не хотели. Где, говорят, председатель? Только ему… Ты, говорят, рылом не вышел. Я, говорю, за пивом поехал твой председатель, ё… Я чо, буду рассказывать, как ихних тут повязали? Откуда такие козлы берутся? Камень, говорит, для тебя крупноват. Ты его говорит, хрен сбудешь, а председателю отвечать… Это Ванька-то не сбудет ихние побрякушки? Я его и послал по матушке, а он зенки выпучил и давай орать: не вздумай продать! Забудь, что он у тебя! Даже не лапай, а то хреново тебе будет! Так тебе будет хреново, что не очухаешься! Я и не лапал. Я вообще про него забыл!
— Помочь? — предложил Оскар, когда с верхнего стеллажа упала коробка прямо Ваньке на горб.
Ванька выпрямился, высунул голову на поверхность и швырнул к ногам Оскара пачку индийского чая.
Вместо чая внутри лежал красный кристалл размером с черешню.
— Чем богаты… — развел рукам Иван. — Я б его давно распил, да сбыл бы к чертовой матери по кускам. Так он, холера, не пилится. Чо смотришь? Хош бери, хош проваливай, только телефончик оставь. Можа, будут красненькие поменьше, тогда звякну.
Прежде чем отправить ученика на Урал, Натан Валерьянович предусмотрел все на свете, даже мозольный пластырь. Этим пластырем Оскар намертво замотал коробок с камнем и сунул во внутренний карман. Натан Валерьянович не предусмотрел одного: самосвалы по дороге мимо Щербаковки почему-то ездили в одну сторону. Оскар напрасно потерял полдня на шоссе и заночевал в избе у заправки с громким названием «Мотель» и пятью двухэтажными койками, сильно напоминающими тюремные нары. Утром Оскар проснулся с дурным предчувствием. Он решил, что гостеприимная уральская земля не хочет его отпускать. Вероятно, машины уже начали проваливаться в котлован, вырытый на месте пещеры, и рассчитывать на попутный транспорт не имеет смысла. Оскар катастрофически опаздывал на самолет и ждал, когда его опоздание не сможет компенсировать даже гоночный болид, согласный домчать его до аэропорта. Дождавшись, он обратился к администраторше. Пожаловался на жизнь и попросил совета.
— Успеешь… — успокоила женщина постояльца. — Из райцентра в Екатеринбург каждый день самолет летает. Как раз к московскому рейсу. Аэродром недалеко. Николай тебя подвезет. Николай!!! — гаркнула она в открытую форточку. У Оскара зазвенело в ушах и продолжало звенеть всю дорогу до районного аэропорта.
Никогда бы в жизни Оскар Шутов не узнал аэродрома в деревянном сарае с тремя скамейками. Он бы сказал, что это заброшенная деревенская школа или склад. Но надпись на двери утверждала, что это именно аэродром, расписание рейсов умещалось в трех строках на тетрадной страничке. Полосатая антенна торчала над елками. Рядом со зданием аэропорта размещался гигантский плакат с устрашающим текстом: «Выпас и выгул скота на взлетной полосе категорически запрещен», — прочитал Оскар, но не увидел взлетную полосу. Снежная пустыня простиралась за горизонт. За сараем стоял кукурузник на лыжах. Оскар решил, что это памятник ветерану воздушного флота, убеленному свежим сугробом, с прожилками ржавчины и тусклыми маленькими окошками, за которыми холод и кромешная темнота.
Объявили посадку и пятеро пассажиров потащили тюки к кукурузнику. Мысли о вечном снова посетили Оскара. «Хорошо бы рейс отменили», — подумал он, усаживаясь в узкое кресло, но никто не собирался отменять рейс. Пилот очистил метелкой крылья. Затарахтел мотор, кукурузник медленно двинулся по снежному полю в направлении Екатеринбурга, но, доехав до конца поляны, развернулся, и по той же лыжне потащился обратно. Оскар почти успокоился, когда кукурузник вернулся к месту стоянки, но вместо того, чтобы встать на прикол и высадить ненормальных, развернулся опять, взревел, как бешеный, и припустил по лыжне во весь опор, подпрыгивая на кочках. Оскар вцепился руками в сидение.
— Что вы! — успокоила молодого человека пассажирка с соседнего кресла. — Он всегда так взлетает. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
— Вы… когда-нибудь видели авиакатастрофу? — спросил Оскар, задыхаясь от страха.
— Боже, сохрани! — испугалась женщина.
— А я видел, — сказал молодой человек и поглядел вниз.
Прыгать было поздно. Здание аэропорта превратилось в спичечный коробок на белом полотне пустыни.
В условленный час Натан Валерьянович прибыл в аэропорт, но не встретил ученика. Телефон Оскара молчал уже сутки. Боровский решил звонить Карасю, но капитан позвонил ему сам и пригласил на беседу.
— Что с ним? — с порога спросил Натан.
— С кем? — удивился Карась.