— Не знаю, — пожал плечами доктор. — Я запись с их трепом разобрать не смог, и знающим людям прокрутить не рискнул. Мало ли, о чем они треплются. Там глухой баварский диалект с архаизмами и смысловыми оборотами, которые понятны только баварцам.

— Ничего подобного! Элис говорит по-немецки очень просто и доходчиво. Даже я понимаю.

— Вот и будешь переводить.

— Я? — удивилась Мира.

— Но я же не приглашу переводчика с улицы. Ты подумай, какие разговоры пойдут.

— Я не знаю баварских диалектов. Я могу понимать только примитивные фразы.

— И что нам делать? Засветить гуманоида? Пойми, если мы войдем с Ниночкой в контакт, это будет прорыв в истории человечества. Мы будем первые. Только представь: у нас с тобой в руках уникальная возможность узнать, что это за существо, откуда оно взялось…

— А почему нельзя спросить об этом у существа каким-то другим способом?

— Да потому что оно общается только с Элис! — повторил доктор. — Пойми, ни с кем, кроме Элис, оно не общается.

Бабушка Серафима не ждала гостей и только развела руками.

— А девки-то мои за грибами ушли.

— Какие грибы, тетя Сима? — удивилась Мира.

— Да ну их, — отмахнулась хозяйка и поставила вчерашний суп на горячую печь. — Пусть погуляют, наберут сучков, поганок. Им в радость, а я все потом потихоньку выброшу.

— Тетя Сима, они действительно говорят?

— Говорят, говорят, только мне их не понять. На каких-то своих языках говорят. Я тех языков не знаю, да и поздно мне обучаться. Может ты, Мирочка, поймешь. Ты у нас умница. Ты же у нас умница? — спросила Сима, выставляя на стол тарелки.

— Умница, умница, — подтвердил доктор. — Она говорит на всех языках. Сейчас этих девок выведем на чистую воду.

Доктор Русый пообедал и тем же вечером уехал, разминувшись в дверях с котом Мартином. Серафимины коты не приняли иностранца в компанию, набили его усатую морду и отправили гулять в лес. С тех пор упитанный арийский кот перемещался по двору короткими перебежками, от порога до забора и от забора до порога. Доктора Русого деревенское общество тоже встретило неприветливо. Девки спрятались от него на чердаке и вылезли, когда докторский джип скрылся из вида.

Мучения графини Виноградовой протекали в одиночестве, в обстановке полного непонимания и ограниченного доверия. Девки сначала прятались от графини, как от всех пришлых, но когда поняли, что их сиятельство тоже неплохо лазает по чердакам, смирились. При графине девицы между собою не общались, но держались за руки, всюду ходили вдвоем и в четыре глаза таращились на чужую тетю, когда та приближалась к их милой компании.

Бабушка Серафима посреднических услуг оказывать не стала, сославшись на нехватку времени. Бабушка вставала с петухами, чтобы подоить козу, растопить печь, приготовить завтрак. Мытье посуды, испачканной за завтраком, плавно перетекало в приготовление обеда. Не присев ни на минуту, Серафима принималась за ужин. А поздним вечером, наведя порядок в избе, бралась прокручивать фарш к следующему дню. Графиня смотрела на часы: до полуночи Серафима возилась на кухне, таскала банки из подпола в подпол, переставляла посуду с полки на полку, прежде чем погасить свет. Потом раздавался протяжный скрип кровати, один раскатистый всхрап, и свет зажигался опять. Начинался новый день с дойки скотины. Бабушке Серафиме действительно было некогда, а графиня Виноградова, наблюдая за ней, открыла для себя секрет ее поразительной уживчивости с самыми необыкновенными существами: баба Сима никогда не мучилась чужими проблемами. Она занималась своими делами и никого не напрягала. Никогда не огорчалась плохим новостям, зато всегда радовалась хорошим. И, если Элис с Ниночкой приходили из леса, вымазанные по уши с цветочками и букашками вместо грибов, она радовалась цветочкам и букашкам, не обращая внимания на грядущую стирку, как будто не ей предстояло отстирывать штаны и кофточки. Девки гуляли, где хотели, приблудные коты лазали по огороду и по дому, баба Сима стряпала на кухне, никого не учила жить, никому не мешала, никаких проблем близко к сердцу не принимала, напевала себе песенку и улыбалась.

— Что, Мирочка? — заметила она графиню. — Замаялась?

— Вам помочь, тетя Сима?

— А чего мне помогать? Ты лучше поди мороженое поешь, вон оно в морозильнике. Женька привез, девки мои не хочут, а у меня уж зубов нет.

— Мороженое можно есть без зубов.

— Да разве ж его угрызешь, такое холодное? А ты поешь… Какой парень Женька! Вот же повезет кому-то. Лишь бы девка добрая попалась. Ты к нему присмотрись, присмотрись.

— Присмотрюсь, тетя Сима, присмотрюсь… а разве Ниночка с Лизой поссорились?

— Чего это?…

— Что-то они не разговаривают.

— Как же не разговаривают? Вот залезут на сарай и мурлычут между собой. Это они при тебе робеют. Так ты в их комнату спать ложись, они и ночью бормочут.

Графиня Виноградова так и поступила. В следующую ночь она, наконец, услышала то, что Сима называла мурлыканьем и бормотанием.

Мира Виноградова считала себя способной к языкам. Не изучая специально итальянский, она научилась понимать его по аналогии с французским, не беря в руки учебника немецкого языка, она понимала все, что говорила фрау Марта. Первый раз в жизни самомнению графини был нанесен удар. Элис действительно бормотала по-немецки, но ее язык так ослаб, что внятному переводу не поддавался. В лексиконе стали попадаться русские слова, переделанные на немецкий манер, мудреные припевки и приговорки, которым ее обучила Марта. Ниночка в ответ булькала, свистела и плевалась, поэтому немецкий язык Элис, и без того «богатый», обогатился нечленораздельной инопланетной «матершиной». Мира не смогла заснуть до утра, она не поняла ни слова, но готова была поклясться, что девчонки, среди прочего, обсуждали моральный облик кота Мартина и нелестно отзывались о его мужском достоинстве.

Первый контакт состоялся через двое суток непрерывного преследования графиней Виноградовой парочки неразлучных подруг. Сначала Ниночка и Элис перестали обращать на графиню внимание, потом обратились к ней сами:

— Дай ей твою сумку, — попросила Элис за подругу.

— Зачем? — удивилась Мира.

— Там есть маленькая красная штучка…

— Какая штучка?

— Он накрасит губы, будет красивой и всем понравится.

— Боже мой, — осенило графиню, она вынула из сумки помаду, а Ниночка немедленно взяла ее ручкой, открыла колпачок и попробовала на вкус.

Дело обстояло гораздо проще, чем казалось графине. Ей позорно не хватало лексического запаса. На третий день графиня Виноградова в Симиных резиновых сапогах потопала по раскисшей дороге в соседний поселок, чтобы добыть словарь. В школьной библиотеке ей предложили только учебник шестого класса, который не смог удовлетворить запрос. Несчастная графиня продолжила слушать мурлыканье и бормотание.

— Когда ты уедешь? — спросила ее однажды Элис. Мира пожала плечами. Самооценка графини упала так низко, что она предпочла язык жестов. — Привези конфеты, — попросила девочка.

— Хорошо, — ответила графиня.

Чем дальше, тем больше взрослая тетя производила на немецкого ребенка впечатление олигофрена. Однажды девочка встала среди ночи, чтобы помочь тете найти на стене выключатель.

— Элис, — спросила вдруг Мира, расхрабрившись, — почему твоя подруга не хочет говорить с людьми?

Девочка странно посмотрела на нее в ответ. То ли не поняла вопрос, то ли не пожелала на него ответить. А вероятнее всего Мира неправильно построила фразу. Контакт не произошел.

На следующий день Женя Русый вернулся на хутор с конфетами и полными сумками пропитания.

— Нет, — покачал головой доктор, выслушав доводы графини, — этак мы не продвинемся. Словарь нам не поможет. Нет времени на ликбез. Еще немного и она забудет родной язык, а русский не выучит. Если ты не смогла, никакой переводчик не решит проблему. Нам нужен человек, которому можно доверять. Живой носитель языка, желательно из той деревни, где выросла девочка, желательно тот, кто знает ее особенности развития. У тебя нет на примете какого-нибудь Ганца или Фрица, который может сюда подъехать?