– Не стоит начинать эту перепалку, Красавица, – предупреждает он. – Ты проиграешь.

– Я хоть раз выиграла спор с тобой?

Его смех прокатывается по линии.

– Нет, но ты продолжаешь их затевать. Такая маленькая засранка.

– Ну, я же рыжая, – хвастаюсь я. – Ходят слухи, что у меня нет души.

– Только потому, что я ее украл.

– Возможно, это правда, – вздыхаю я, позволяя ему услышать в моем голосе очарование, потому что это оно и есть – очарование и все сопутствующие синонимы: покорение, влюбленность, обожание. Хотя с Далласа было непросто скрывать наши отношения, когда сомнения пытаются взять верх, мне достаточно переиграть в голове прекрасные слова, которые он сказал мне, чтобы убедить меня сделать ставку на него, поверить в нас. За те два месяца, что мы официально пара, он сдержал каждое обещание, в основном отдавая мне части себя без колебаний. В ответ я сделала то же самое. Он сделал меня своим приоритетом и не заставлял меня доказывать что–то или сомневаться в его намерениях. Его единственным мотивом, кажется, было сохранить нас вместе и сделать меня счастливой. Короче, он идеален.

Каждый день я борюсь с собой, чтобы не произнести слова, которые так отчаянно хочу признать. Сдерживать их становится невыносимо, как и мое желание рассказать людям в моей повседневной жизни, что я влюблена в самого невероятного мужчину, которого когда–либо встречала, – за исключением моего отца.

– Спасибо, – шепчу я.

– За то, что украл твою душу?

– Нет, за то... что сделал всё... таким.

– Каким?

– Легким... и счастливым.

– Ты уверена, что у тебя дар к словам?

– Заткнись, придурок, – смеюсь я над его предсказуемым подколом.

– Ах, возвращаемся к предмету, который сейчас у меня в руке, – мурлычет он.

– Забудь про «малыша». Ты младенец, – хихикаю я, прежде чем поднять взгляд и увидеть отца в дверях моего кабинета.

Сердце пропускает несколько ударов, когда он смотрит на меня с вопросительным выражением, засунув руки в брюки, и беззвучно произносит: «Кто это?»

Я закатываю глаза, пытаясь скрыть приступ паники, пронзивший меня.

– Папа только что вошел в мой кабинет, – докладываю я Истону, молясь, чтобы мой голос не дрожал.

В ответ меня встречает мертвая тишина, прежде чем Истон шепчет едва слышное «Прости» и кладет трубку.

– Хорошо. – Трубка уже мертва в моей руке, я вешаю ее как раз в тот момент, когда отец делает шаг вперед, чтобы взглянуть на идентификатор вызывающего абонента на моей консоли.

– Кто там делает вещи легкими... счастливыми и является придурком, малышом и младенцем?

– Думаю, лучший вопрос: почему ты стоишь у двери моего кабинета и подслушиваешь мои телефонные разговоры?

Дюжина лживых ответов возникает, рассыпается и отступает на языке, когда его брови сдвигаются от недоумения, почему я просто не ответила ему. Потому что обычно я бы ответила, и без колебаний.

Вот так всё и начинается, Натали. Убей это сейчас.

– А кто еще? Холли. Она позвонила мне во время консультации по «женским делам» и отпустила неуместную шутку.

«Женские дела» – это в нашей семье код всего, что связано с моей вагиной и менструальным циклом, тема, которую мой отец с радостью обойдет стороной при любой возможности. Я качаю головой.

– Неважно. В чем дело?

Папа морщится, у него на губах уже готов ответ, как Елена снова звонит мне.

– Натали, первая линия, Холли.

Спасибо тебе, милостивый Бог, за это чудесное совпадение. Я буду лучше стараться.

Я хватаю трубку, словно это спасательный круг.

– Ты просто младенец, – произношу я тем же тоном, что минуту назад говорила с Истоном, в надежде сделать свою ложу более правдоподобной.

– Неплохое начало для разговора с лучшей подругой, – парирует Холли, а я не отвожу взгляд от отца. Действуя на ходу и пытаясь окончательно замести следы, я включаю громкую связь.

– Поздоровайся с папой. Он торчит у двери моего кабинета, потому что сегодня утром ему не спится в моих делах.

– Привет, дядя Нейт, – выкрикивает Холли. Хотя они не родственники по крови, папа наблюдал, как Холли росла рядом со мной, и они неразлучны, отсюда и почетное звание. Предупреждения Истона в Далласе звучат в моей голове так же ясно, как колокол, ведь эта ситуация становится все более похожей на тот сценарий, который он описывал, и это слишком близко для комфорта.

– Привет, дорогая, – с теплотой приветствует ее папа. – Эдди и мы по тебе соскучились. Заходи к нам скоро на ужин.

– Обязательно. Если бы твоя дочь не была такой чертовски...

– Заткнись, – игриво перебиваю я, выключая громкую связь, прежде чем она успевает меня скомпрометировать. Я почти уверена, что у меня сейчас будет сердечный приступ, пот стекает по спине, накатывает полноценная паническая атака, и я изо всех сил стараюсь это скрыть.

– Позвони Эдди и договорись, – выкрикивает папа, чтобы Холли услышала, несмотря на мою попытку их разъединить. Его ухмылка растет от моей явной взволнованности. – Я скажу ей ждать твоего звонка сегодня.

– Пап! – тяну я, мое кровяное давление подскакивает до неустойчивого уровня. Папа стучит по косяку двери, довольный, что основательно взъерошил мне перья. – Я оставлю вас двоих возвращаться к вашему разговору о «женских делах».

Холли ловит его уходящие слова и вопит мне в ухо.

– Какие «женские дела»?

– Ты настоящая заноза в заднице, – кричу я ему вслед, проверяя почву.

Папа поворачивается ко мне, его выражение – смесь веселья и обожания.

– А ты – свет моей жизни.

Он уходит, проходя через зал к своему кабинету, пока на меня обрушивается прилив вины.

Господи Иисусе.

Сердце колотится, спина мокрая, я переключаю внимание на Холли, мысленно прокручивая последние секунды лжи, пока она ждет ответа.

– Натали, какие «женские дела»?

– А, я записалась к твоей восковой леди. Правда.

– И из–за этого я «младенец»?

– Я сказала: «голая, как младенец».

О. Мой. Бог.

В ответ мне – то, что можно описать только как ужасающая тишина, прежде чем я начинаю стучать телефонной трубкой о лоб.

– Ты меня слышишь? – спрашиваю я. – Мой рабочий телефон сегодня утром глючит. В чем дело?

– Надеюсь, черт возьми, я ослышалась. Почему ты так странно говоришь о женской депиляции и, честно говоря... это, блять, отвратительно?

– Это был самый долгий первый рабочий час за всю историю, Холли. Я даже не выпила еще свою первую чашку кофе, а папа уже сводит меня с ума.

Ложь.

Мои секреты сводят меня с ума.

Тайные отношения с сыном бывшей невесты моего отца сводят меня с ума.

Любовь к мужчине, в которой я ему не призналась, сводит меня с ума.

То, что я рассказываю обо всех захватывающих аспектах моих новых отношений своей лошади, сводит меня с ума окончательно.

А тот факт, что я лгу всем, кто мне дорог, – и делаю это так ужасно, – делает всё еще, еще хуже.

– Я п–просто вымотана... и занята. Могу я перезвонить тебе позже?

– Какого черта? Мне нельзя уделить и пяти минут? Ты отменила встречу в «Чуи». Ты никогда не пропускаешь «Чуи», мы специально выбрали этот чертов ресторан, потому что были уверены, что ты придешь. Даже Деймон начинает чувствовать себя брошенным тобой. Он думает, что мы тебе больше не нужны.

– Он это сказал?

– Да, как раз перед тем, как подкатил к нашей официантке, – сухо произносит она.

– К той с родинкой?

– Именно к той.

– Ну, она уродливая.

– Ты ужасно врешь, – вздыхает она.

– Поверь, я в курсе. Прости, детка.

– Неважно. Это просто Деймон ведет себя как Деймон. Думала, я уже должна была привыкнуть, да?

– Он идиот.

– Идиот, который теперь гадит там, где мы едим. Не круто.

– Чертовски верно, не круто, – соглашаюсь я. – Так что если он получит протухший буррито на тарелке из–за своего блядства, это на его совести.

– Спасибо, что напомнила, почему я продолжаю тебя прощать. Скучаю.