– Потому что сейчас меня волнует только это, и я готов сделать для тебя почти что угодно, если ты сохранишь в тайне то, что я тебе только что сказал.

– Мы все подписали соглашения о неразглашении до вашего приезда, и я клянусь тебе, не пророню ни слова.

– В конце концов, ты расскажешь, – говорю я, зная, что это правда. – В конце концов, ты кому–нибудь проболтаешься, но можешь сделать мне одолжение и подождать, пока я уеду?

– Клянусь, чувак.

– Спасибо. Можно попросить об еще одной услуге?

– Что угодно.

– Не мог бы ты позвонить в мой номер и сказать моей девушке, что я встречусь с ней в ресторане через час, потому что мне нужно идти и спасать мою бывшую жену от утопления?

– Так и передать?

– Черта с два, облеки это в тонну дипломатии и полностью опусти часть про бывшую жену. Я сам ей это сообщу позже. – С этими словами я устремляюсь вслед за Натали, которая направляется прямиком к воде.

– Постой, чувак, – окликает меня Джерри, останавливая. – Ресторан закрылся десять минут назад, но ты все еще можешь заказать ужин в номер.

Чуя нутром, что–то не так, я заставляю себя найти и отыскиваю крошечные цифровые часы рядом с кассой Джерри, как раз в тот момент, когда минуты сменяются.

11:11.

♬♬♬

Я настигаю Натали как раз в тот момент, когда ее пальцы ног касаются воды. Ее кожа, обычно бледная, теперь загорелая, ее дикие кудри развеваются на ветру. Несмотря на огни курорта в отдалении, мы погружены в темноту ночного неба. Над нами висит одеяло звезд, луны не видно. И все же я различаю ее профиль, ее светло–голубое парео обрисовывает ее силуэт, в то время как океанский бриз прижимает ткань к ее телу.

– Я не видела таких звезд со времен нашего медового месяца. Эти кажутся такими недосягаемыми, – тихо шепчет она, заглушая звуки порывистого ветра.

Хотя мама, без сомнения, назвала бы эту встречу знаком судьбы, я решил, что отметка времени, которую Стелла Краун считает таким космическим знаком, не имеет значения, когда речь идет обо мне. С сегодняшнего вечера я переопределяю судьбу как ад.

Один лишь вид Натали на этом пляже уже вызывает во мне глухую ярость, в то время как мое сердце угрожающе и знакомо разрывается в груди. С каждой секундой на меня обрушиваются воспоминания – и хорошие, и плохие. В основном хорошие, о ней, о нас. Горло пересохло, алкоголь ударил в голову, я делаю долгий, столь необходимый глоток ее присутствия, прежде чем запрятать это чувство подальше, оставив себе лишь одну мысль.

Зачем?

Зачем жизнь так чертовски жестока, что позволяет мне видеть ее такой, если она не может быть моей? Если я больше не могу принадлежать ей. Если мы не были предназначены друг для друга так, как я когда–то так твердо верил до тошноты.

Почему, блять?

– Рассмеши Бога, рассказав ему о своих планах, – цитирует Натали в нескольких шагах от меня, отвечая на мой вопрос, даже не осознавая этого. – Я весь день разговаривала сама с собой с помощью жизнеутверждающих цитат, мемов, слоганов и девизов. Думаю, это уместно для настоящего момента, тебе не кажется? – Она смотрит на меня, ее глаза стеклянные. – Бог, наверное, сейчас ржет как сумасшедший.

– Ты же знаешь, что я не смогу оставить тебя здесь. Ты это понимаешь, да?

– Я не хочу портить тебе вечер, но я не хочу идти в свой номер – пока что. Я не... я не твоя ответственность, Истон.

– Я не оставлю тебя здесь, – твердо заявляю я.

– Тогда я напишу Деймону. – Она ощупывает свое платье, словно телефон может материализоваться. – Нет телефона. Черт, у меня даже ключа от номера нет.

Я достаю свой телефон, разблокирую его и протягиваю ей.

– Я не знаю его номер, – хмурится она. – Я знаю его всю жизнь. Это плохо?

– А кто–нибудь вообще помнит чьи–то номера? – мне удается намекнуть на улыбку, не чувствуя ее и в помине.

– 206–792–5959, – выдает она, ее глаза впиваются в мои, прежде чем отвести взгляд.

– Он не менялся, – говорю я ей, потому что номер, который она только что назвала, – мой. Так почему же она, блять, ни разу им не воспользовалась?

Не лезь туда, Ист. Лошадь сдохла, слезь.

– Но мы изменились. Мы изменились, не так ли? – она ухмыляется мне. – С днем рождения, кстати.

– Спасибо. И тебя тоже.

– Мы уже почти взрослые, да? Мы больше не можем использовать свой возраст как оправдание глупости и безрассудства, – говорит она скорбным тоном. – Думаю, в двадцать четыре это уже непозволительно.

– Неужели?

Наши взгляды встречаются и задерживаются.

Черт побери.

– Истон, – вздыхает она. – Со мной все в порядке. Правда. Мне не нужен Деймон, чтобы добраться до номера. Пожалуйста, иди, – она сглатывает, – к ней.

– И что? Притвориться, что не видел тебя пьяной на гребаном пляже в том же отеле?

– Именно, – отвечает она, решительно кивая.

– Я собираюсь сказать ей.

– Как и должен, – говорит она, а я пытаюсь не запоминать, но не могу, как она выглядит, закутанная в шелк, с загорелой кожей, босыми ногами и накрашенными ногтями на пальцах, омытыми белой пеной.

– Мы можем переехать в другой отель, – предлагаю я.

Она скрещивает руки, хватаясь за бицепсы, и не отвечает.

– Это не проблема, – пытаюсь я снова.

– Я просто... – она улыбается, но улыбка отстраненная. – Прости, у меня тут сиэтлский момент в Мексике. – Она поворачивается и смотрит сквозь меня. – И не в одном лишь смысле.

Почувствовав, как текила начинает разливаться по жилам, я прикусываю язык и сдерживаюсь. Я не уступлю ей ни пяди. С тех пор как я позволил ей, она не делала ничего, кроме как избивала меня.

– Мои лучшие друзья вот–вот признаются друг другу в любви. Я не хочу им мешать.

– Холли и Деймон?

– Да. Я сказала, что они так... сильно влюблены, – она вздыхает с тоской. – Думаю, сегодня я стала свидетелем их истинного начала. Это было так прекрасно – наблюдать это. – Ее речь становится немного четче. Очевидно, она изо всех сил пытается протрезветь. – Я стала сентиментальной и пьяной, и поэтому думала о нас. – Она тихо смеется. – Я все еще пьяна и сентиментальна. Кажется, сегодня я не могу это остановить, так что не мог бы ты избавить меня от лишнего унижения и просто вернуться к ней?

– Еще нет.

– Ладно, – вздыхает она и смотрит прямо на меня, ее голубые глаза вызывают во мне все больше знакомой энергии. – Я думала, что ты мне привиделся. Что я тебя выдумала, но ты правда здесь, да?

Я киваю.

– Мне нужен был перерыв.

– Да, мне тоже... а оказалось, что я ненавижу перерывы. Господи, Истон... просто дай мне минутку, хорошо? – Она наклоняется и зачерпывает воду, чтобы омыть босые ноги и руки, пытаясь взбодрить себя.

Проводя пальцами по волосам, я усмехаюсь тому, что она думает, будто это происходит только с ней одной.

– Ты в этом не одна, понимаешь? Мне тоже, блять, не по себе.

– Правда? – спрашивает она с недоверием. – Я бы сказала, твои обстоятельства дают тебе преимущество.

– Что это значит?

– Это значит, что я одна, а ты здесь с мисс Малибу.

Тлеющий во мне гнев грозит вскипеть от ее обвинения, и в моем ответе проскальзывает укол:

– Она была мне хорошим другом, и не то чтобы я был должен тебе объяснения, но мы встретились на одном из ее выступлений, когда я вернулся из Европы в прошлом месяце. Я не прикасался к ней, пока мы были женаты, и не хотел этого. Так что да, теперь мы вместе, но это произошло недавно. И учитывая, что я не так давно объездил весь мир и приземлился здесь для отдыха, то чертовски ошеломляюще, что ты стоишь передо мной в Мексике.

– Что означает, что ты все еще не можешь целовать меня, трахать меня или любить меня, – разбито выдыхает она в пространство между нами, подхваченное ветерком, ее глаза закрываются.

Ошеломленный и ужаленный, я быстро прихожу в себя. Она пьяна. Это пьяная Натали.

 – Мы когда–то были друзьями. Лучшими друзьями... мы разговаривали часами каждую ночь. Мне этого так не хватает... Я скучаю по тебе.