– Это означает, что ты против?

Петер пожимает плечами:

– Нет, я не против. Каждый должен учиться столько, сколько он хочет. Но я не думаю, что это выход. Тем более что я считаю несправедливым, когда решение проблемы социального кризиса навязывается отдельному человеку. Я имею в виду, для чего тогда нужно правительство, если оно не издает законы? Мой дед рассказывал мне, что правительство в свое время хотело решить проблему климатического кризиса главным образом красивыми словами. Если это не доставляет неудобств, следует меньше потреблять, меньше летать, меньше есть мяса.

– Да, да. И это не слишком помогло.

– Нет. Кто бы мог подумать.

– Что ты думаешь о сокращении рабочего времени?

– Я склонен думать, что это здорово, – отвечает Петер. – У подруги моей матери фирма при каждой новой инновации понемногу сокращала и рабочее время. Теперь она работает всего три дня с 9:30 до 10:00. Это уже довольно близко к категории безработных, вы не находите? В такой ситуации становится трудно сводить концы с концами.

– Какие меры ты бы предложил? – спрашивает Генрик.

– Перераспределение, – говорит Петер.

– Скверное слово, – отвечает Генрик и смеется. – Ты хочешь отобрать у меня мои деньги?

– Если вы не готовы что-то отдать, вы не должны становиться президентом.

– Я не настолько против, как ты, возможно, думаешь, – говорит Генрик. – Потому что какой смысл иметь все эти огромные деньги, если ты все время опасаешься, что какой-нибудь недовольный Ронни выстрелит тебе в голову? Мне уже однажды стреляли в голову. Это не очень приятно. Второй раз я бы не хотел испытать подобное. Это возвращает меня к моему исходному вопросу: почему люди здесь такие недовольные? И это несмотря на то, что они имеют явно больше, чем когда-либо прежде.

– Кто имеет больше, чем когда-либо прежде? – спрашивает Петер. – Все, вместе взятые?

Это мало что дает тому, кто находится у основания пирамиды.

Генрик кивает.

– Может быть, пирамида действительно очень высокая. Я читал исследования…

– Вы видели данные.

– Да. Это не абсолютное, но относительное богатство, которое делает счастливым или несчастным. Ты ведь знаешь старый анекдот. Отец говорит: «Сын, наша коза умерла. Быстро сообщи об этом соседу, чтобы у него тоже наконец был повод, чему-то порадоваться».

Петер устало улыбается.

– Частота социальных беспорядков, – продолжает Генрик, – вряд ли отражается на валовом национальном продукте, но существует отчетливая связь с неравенством, которое царит в стране. Во многих странах, которые менее благополучны, чем Страна Качества, люди ведут себя более мирно по отношению друг к другу. Не в последнюю очередь потому, что социальный разрыв не так велик.

– Вам надо выговориться! Но вы слишком увлеклись.

– Возможно. Но я не слепой. Я осознаю проблему. Есть прекрасная легенда о внуке Генри Форда. Тоже Генри. Генри Форд второй. Он показывал профсоюзному боссу новый автоматизированный завод и спросил его о роботах: «Уолтер, как ты собираешься заставить этих роботов оплачивать твои профсоюзные взносы?» На что профсоюзный босс ответил: «Как ты заставляешь их покупать твои машины, Генри?»

– И каково ваше предложение? – спрашивает Петер. – Базовый доход?

– Ты знаешь, что Джон Наш это уже пропагандировал? – спрашивает Генрик.

– Да, и люди его выбрали, или нет? – спрашивает Петер. – Даже я его выбирал.

– Я знаю, – говорит Генрик, – хотя у тебя была эта небольшая проблема. Проблема Петера. Это одна из причин, почему я тебя пригласил.

– Вот как? – удивляется Петер. – Разве идеи Джона о перераспределении не казались вам слишком радикальными?

– Ну да, он определенно перегнул палку. Но в принципе, я ничего не имею против Джона Наша. Напротив: я его создал.

– Вы его создали? – спрашивает Петер удивленно. – Я думал, что его создала QualityCorp.

– Да, QualityCorp отвечала за техническое обеспечение, а внутренности, т. е. программное обеспечение, мысли – это наша работа! – Генрик сделал небольшую паузу. – И, конечно, при участии Everybody, What-I-Need и еще нескольких других компаний. Ты наверняка можешь себе представить, какое политическое значение имел тот факт, кто получит право разрабатывать программное обеспечение Джона. Все хотели принять участие в акции. – Генрик смотрит в окно на свои обширные владения. – Но идея, идея в отношении Джона Наша исходила от меня. Ты этого не знал?

– Если бы я это знал, я бы его, вероятно, не выбрал.

Генрик смеется:

– Я тебе уже рассказывал о своем отце? Он был гением. Но, наверное, все сыновья так думают о своих отцах.

Петер качает головой:

– Я так не думаю…

– Когда мой отец был в таком возрасте, как ты, – говорит Генрик, – но, конечно, к тому времени он был уже значительно более успешным и честолюбивым…

– …и более богатым…

– Нет, я не думаю. Ну да. Может быть, немного. Во всяком случае, тогда он работал на небольшой, малоизвестной фирме под названием TheShop. Это не шутка. В то время TheShop действительно была мелкой, никому не известной фирмой, которая – ты не поверишь – производила кухонную технику. И шеф моего отца был недоволен своим тостером. Хлеб у него получался то слишком мягким, то слишком подгоревшим! Мой отец получил задание сконструировать умный тостер. Это было время, когда все руководители компаний верили, что искусственный интеллект – это тайный волшебный компонент, который можно добавить в любой продукт, чтобы получить огромные деньги. Выяснилось, что на самом деле удивительно сложно сделать тост идеальным. Все попытки со слабым искусственным интеллектом не приводили к желаемому результату. Возникло абсурдное количество проблем. Итак, мой отец начал разрабатывать самообучающийся, самосовершенствующийся, сильный искусственный интеллект.

– Машина для решения общих проблем, – говорит Петер.

– Хотя, конечно, очень несовершенная, – отвечает Генрик. – Но искусственный интеллект быстро освоился с трудностями. Он не только получил тосты с идеальной корочкой, которые ни разу не подгорели. Он предложил вскоре новый дизайн тостера, в котором хлеб поджаривался только за счет тепла встроенных в тостер и необходимых для вычислительной силы искусственного интеллекта процессоров. – Генрик делает паузу. – Мой отец дал тостеру даже имя. Он назвал его Том. Том-тостер.

– Том-тостер? – спрашивает Петер удивленно. – У нас есть такой.

– Они есть у каждого, – говорит Генрик. – Это был первый успешный продукт фирмы TheShop. И не будет преувеличением сказать, что Том-тостер сделал TheShop всемирно известным концерном.

– Успехи вашей семьи в хлебном бизнесе заслуживают похвалы, но почему вы мне об этом рассказываете?

– Искусственный интеллект, который тогда разработал мой отец, мы, конечно, внедрили и в другие продукты. И он был также и зародышевой клеткой…

– Джона! – воскликнул ошеломленный Петер. – Джон Наш базируется на искусственном интеллекте, который ваш отец написал для тостера?

– Это был чертовски хороший тостер.

– Но это ведь означает, что если бы Джон остался жив…

– …он мог бы взять на себя контроль над всеми нашими тостерами? – спрашивает Генрик. – Да, это очень вероятно. Но что можно сделать с армией тостеров? Даже умный тостер – это всегда всего лишь тостер. Как он может быть опасным? У него нет ног, и он не может прыгнуть тебе в ванну, когда ты в ней лежишь. – Генрик улыбается. – Может быть, Джон мог заставить тостеры бастовать. Тогда нам пришлось бы пару дней есть на завтрак неподжаренный белый хлеб.

– Тостер, – произносит Петер все еще с ноткой недоверия в голосе. – Если бы Конрад Повар знал, насколько близок он был к истине со своими оскорблениями…

– Джон Наш был неплохой идеей, – говорит Генрик. – Но время андроида в роли президента еще не пришло.

– А вы думаете, – спрашивает Петер, – что люди предпочли бы иметь в качестве президента какого-нибудь миллиардера?

– Хорошо, Петер, давайте дадим людям то, что им знакомо, – говорит Генрик. – Кроме того, я не миллиардер.