– Мое пресс-папье. Возьми его просто в руку.

– Это звучит как-то противоестественно, – говорит Петер.

Он понимает, что Генрик с ним играет. Но в то же время ему любопытно. Все-таки он берет в руку слиток. Он на удивление тяжел.

– Я тебе его дарю, – говорит Генрик.

Петер улыбается, качает головой и кладет слиток на место.

На сей раз улыбается Генрик.

– Ты имеешь хотя бы малейшее представление о том, от какого количества денег ты сейчас отказался? – спрашивает он.

Петер опять качает головой.

– Примерно от полумиллиона кволити, – отвечает Генрик.

Петера вдруг сильно затошнило.

– Но меня радует то, что ты его не взял, – признается Генрик.

Петер садится:

– Зачем вы меня вызвали?

– Мои люди сказали мне, что ты выбросил из дрона робот-пылесос.

– Я не хочу об этом говорить.

– Это совершенно безответственно – что-то выбрасывать из дрона…

– Но вы ведь явно хотели поговорить со мной не об этом. Ближе к делу.

– Мне кажется, я должен стать президентом, Петер.

– Вы уже как-то это говорили. Проблема только в том, что это должно быть не только ваше решение.

– Да, это проблема. Но как решают проблемы?

– Здесь вы обращаетесь не по адресу, – отвечает Петер. – Я действительно не имею никакого понятия.

– Путем анализа данных.

– Это ваш ответ на все, да?

– Ну, большой объем данных – это зеркало реальности.

– Может быть, но то, что отражает зеркало, в значительной степени зависит также и от того, кто в него смотрит.

– Неплохо, Петер. Неплохо. Коротко, метко и в самую больную точку.

Взгляд Генрика падает на его пустой стакан для воды рядом с наполовину полным графином. Тотчас же подбегает слуга, которого Петер сразу не заметил, берет графин с подноса и наливает Генрику полный стакан. Униформа слуги очень странная. Петер понял ее смысл, только когда мужчина снова встал у стены. Рисунок на униформе был такой же, как и на обоях.

– Мне пришла в голову мысль, – говорит Генрик и делает большой глоток, – что у меня из-за моего, ну… несколько привилегированного положения иной фокус, нежели, скажем, у какого-нибудь «бесполезного». Но именно для этого у меня есть ты.

Петер все еще пристально смотрит на слугу-хамелеона.

– О, извини, – говорит Генрик. – Ты хочешь пить? Свежая ледниковая вода.

– Наверняка с Эвереста, – предполагает Петер.

– Ну, нет, – отвечает Генрик. – Это было бы ужасно! Ты об этом не слышал? С тех пор как на Эвересте тают ледники, изо льда всплывает все больше трупов погибших альпинистов.

Слуга снова пришел в движение, чтобы налить воды Петеру. Петер берет графин.

– Я сам, – говорит он и наливает себе воду.

– Не лишай бедного мужчину работы, – говорит Генрик.

На самом деле слуга, похоже, не в восторге от традиционного поведения Петера.

– Итак, – говорит Генрик, – я не жду от тебя информации. Я хочу всего лишь услышать твое мнение по поводу моей информации.

– Какой информации?

– Я знаю практически все о каждом из наших клиентов. И каждый клиент – избиратель.

– На мой счет вы ошибаетесь! – говорит Петер.

– Статистически незначимая ошибка! Совершенно несущественная.

– Нет, если вы ошиблись случайно, – парирует Петер.

Генрик улыбается.

– Вот мой первый вопрос, – говорит он. – Почему люди так несчастливы? Почему вы постоянно брюзжите?

– Если вы спрашиваете меня, то поколение моих родителей несчастливо, потому что оно обмануто. В детстве им постоянно говорили, что они уникальны, способны и замечательны. Проблема заключалась в том, что это было не так. Как выяснилось после школы, они вместо этого оказались главным образом ненужными. Бесполезными. Это и делает человека несчастным. Мои родители тем не менее готовили меня к тому, что я тоже никому не нужен.

– Это, вероятно, самое печальное из того, что я слышал, – признается Генрик. Он задумывается и делает глоток. – Да, кризис в сфере занятости чертовски живуч. Ты должен понять, мы все – ошибочно и слишком долго – исходили из того, что все уладится само собой.

– Когда, скажите на милость, что-либо регулировалось само собой?

– Совершенно очевидно, что ты не истинный неолиберал, – говорит Генрик, смеясь. – Во всяком случае, эксперты долго считали, что продолжительная массовая безработица из-за искусственного интеллекта – это всего лишь пугалка, так как другие инновации к этому не приводили. Сначала это был ткацкий станок, который якобы должен был всех лишить работы, потом автомобиль, потом пишущая машинка и так далее… Но никогда не принималось во внимание то, что при этом не только исчезают рабочие места, но и возникают новые. Вместо одного кузнеца, который стал безработным, Генри Форд поставил к конвейеру десятки рабочих. Да и сегодня возникают новые профессии, о которых раньше и не мечтали.

– Например, лекарь машин, – говорит Петер.

– Задаешь ли ты себе тот же вопрос, что и я задавал себе?

– Только если вы себя также спрашивали, почему я являюсь магнитом для старых седых мужчин, которые хотят объяснить мне устройство мира.

– Нет. Я спрашивал себя, что сегодня не так? Ответ был, разумеется, таков: изобретение изобретению рознь, Петер.

– Вы имеете в виду изобретателя жареной колбасы с пряным соусом, но при всем к нему уважении, искусственный интеллект нельзя поставить на одну ступень с жареной колбасой?

– Искусственный интеллект – это технологический прорыв. Нечто, на что могут претендовать лишь очень немногие изобретения. Что тебе приходит в голову?

– Колесо, – отвечает Петер.

– Ах да, колесо, – повторяет Генрик, заливаясь смехом. – Боже мой! По крайней мере, ты не назвал микроволновку.

– Я колебался.

У Генрика появилась новая мысль, которая его, очевидно, развеселила.

– Когда в конце неолита кто-то изобрел колесо, – говорит он, – его соплеменники тоже наверняка сетовали: «Да, круто. Теперь мы все будем безработными».

– Напротив, – заметил Петер. – Люди, жившие в неолите, наверняка не так стремились к наемному труду, как мы. В те времена они определенно даже торжествовали, когда из-за чего-то лишались работы.

– Возможно, ты и прав. Во всяком случае, кроме искусственного интеллекта, на мой взгляд, есть еще только три изобретения, которые были настолько фундаментальны, что изменили все: паровая машина, электричество и цифровая обработка данных, то есть интернет и тому подобное. И все. – Генрик делает глоток. Подходит слуга и подливает ему воду. – Для прорывных инноваций до искусственного интеллекта у нас, таким образом, есть только три точки данных. Но трех точек данных недостаточно.

– Я понимаю, – говорит Петер. – Это ни в коем случае не закон природы, что новые изобретения всегда в необходимом объеме ведут к появлению новых профессий.

– Верно. Паровая машина и электричество являлись движущей силой индустриализации. Это облегчало физическую работу, но прежде всего – и это упускается из виду – открыло рынок труда. При этом были отброшены какие-либо условия. Ключевое слово: понижение квалификации.

– Это звучит не очень привлекательно.

– Но это сыграло положительную роль! Знания и навыки, которые кузнец должен был принудительно осваивать, не имели совершенно никакого значения для рабочего, занятого на конвейере. Иными словами, профессии, которые возникли в кабельный век путем индустриализации, были разнообразными и простыми. Дигитализация, напротив, направлялась и направляется на интеллектуальную деятельность. И профессии, которые появились благодаря дигитализации, потенциально сложны и требуют хороших базовых знаний.

– А как насчет агентов влияния? – спрашивает Петер.

– Я сказал «потенциально»… Конечно, существуют и новые рабочие места с невысоким барьером доступа, но их недостаточно.

– Вы имеете в виду, что невозможно каждого шахтера сделать игровым гидом Эскейп-рум (от англ. Escape Room – комната побега. Интеллектуальная игра, в которой игроков запирают в помещении, из которого они должны выбраться за установленное время, находя предметы и решая головоломки)?