– Если хочешь знать, где Лунара, ответь на вопрос.

– Племена забадаров с востока любят пить такой чай.

Это был не совсем ответ. Но я восприняла это как «да, хотя сейчас мне не хочется».

– Лунара скоро будет здесь. – Я сделала еще один глоток. – Все это – часть плана.

– Плана?

– Тсс… Слушай.

Мелодия вражеских барабанов, горнов и ситаров стала громче. Музыканты Бабура вошли в наш лагерь, что было почти равнозначно объявлению победы.

– Какого плана? – опять спросил Кева.

– Ты же умный человек. Чем больше всего прославилась Лунара?

– Она провела крестейцев в Костану через…

Я довольно кивнула.

– Хулители святых ударят с тыла по ликующему, но рассеявшемуся в погоне за добычей войску Бабура. А затем йотриды и силгизы врежутся в него с флангов и спереди. Бабура не спасут даже зембуреки и слоны.

– Но ведь в эту самую минуту стариков, женщин и детей в твоем лагере… – Выражение его лица стало более горьким, чем мой чай. – Ты пожертвовала своими соплеменниками, чтобы заманить Бабура в ловушку?

– Не волнуйся. Я заверила воинов, что за эту жертву их вместе с родными ждет награда в раю.

– Кто дал тебе право обещать кому-то рай?

Я показала ему порез на ладони.

– Кровь.

Судя по его покривившимся губам, он не вполне понял. Ну, конечно. Я выразилась слишком туманно для человека, который, несмотря на любовь к поэзии, понимал только удары дубинкой по голове.

– Ты на все готова ради победы. Ты позволила убивать соплеменников, пока я пытался их спасти. – Он хмыкнул. – Полагаю, именно поэтому я проиграл.

Он не ошибся. Но я шла только на необходимые жертвы. Принимала тяжелые, но нужные решения. Чего мне стыдиться?

Он хотя бы признался, что проиграл. В такой напряженной позе он выглядел совершенно обезоруженным. Может, я наконец-то перестану его бояться.

Но это все-таки Кева. Не остерегаться его весьма рискованно.

– Садись, Кева. Хочу показать тебе настоящее силгизское гостеприимство.

Я налила ему маленькую каменную чашку соленого чая. К моему удивлению, Кева и правда сел. Он прислонился к шесту, к которому я когда-то привязывала его возлюбленную. В бороде Кевы поблескивали капельки пота.

Я протянула ему чашку. Когда он взял ее и отхлебнул, я чуть не разинула рот от удивления.

– Не знаю, каковы традиции в Сирме, но здесь, в Аланье, как и в землях силгизов, нельзя делать ничего плохого человеку, из чьей чашки ты выпил.

– Это также означает, что и ты не можешь ничего мне сделать.

– Значит, по правилам гостеприимства мы больше не враги.

– Если бы все было так просто.

Он сделал еще один глоток, хотя, судя по сердитому взгляду, чай ему не понравился.

Даже внутри кокона шерстяных стен я чувствовала запах крови и пороха. Он проник в юрту после очередного пушечного выстрела, тряхнувшего все вокруг.

– Так что ты почувствовал, когда Бабур и Хурран ударили тебя в спину?

– Уверен, ты знаешь, каково это.

– Знаю. Я пошла по этому пути, когда мне нанесли удар в спину, а точнее, в глаз и шею. Очень жаль, что, когда наши дороги пересеклись, мы оказались по разные стороны.

– И мне жаль. – Его губы задрожали, а в голосе появилось отчаяние. – Тебя невозможно одолеть. На каждый мой ход ты придумываешь свой, лучше. И вот теперь я здесь… в твоей юрте… пью твой чай…

– А знаешь, мы могли бы примириться в тот день, когда ты пришел ко мне в пустыне. Могли бы избежать всего этого.

– Мой долг – остановить тебя.

– Ну конечно. Но, учитывая весь ужас, в который это вылилось, ты принял бы другое решение, если бы мог отмотать время назад?

– Река никогда не течет вспять.

Я знала, что он не ответит на вопрос, но все равно хотела, чтобы он выразил свои сожаления. И признал, что никогда не встанет у меня на пути.

– Послушай, Сира. – Он отставил чашку. – Если ты победишь в сражении, отпусти всех, кто находится в храме.

– Или что?

– Или я никогда не прекращу тебя преследовать. Если ты хочешь заключить со мной мир, позволь Кярсу, Като, Апостолам и всем, кто заперт в храме или взят в плен в Зелтурии, беспрепятственно уйти.

Так значит, таковы условия его поражения. Но, как победитель, это я должна диктовать условия, в особенности касающиеся Зелтурии. Как на самом деле обстоят дела в городе? Селена рассказала свою версию, но что известно Кеве?

– Я слышала, Геракон взял тебя в плен. Ты узнал там что-нибудь интересное?

– Базиль вошел в запретную зону под храмом святого Хисти. Никто не знает, что случилось с ним после этого.

Похоже, это Саурва завлекла его туда. Нужно поспрашивать Лунару.

Кева вытер пот со лба.

– Ты ведь собираешься править в Зелтурии, да?

– Наверное. Как только решу, что делать с засевшими там крестейцами.

– Не позволяй Хавве победить. Не дай расколоть яйцо.

Я приложила руку к сердцу.

– Клянусь, Кева, я сделаю все, что в моих силах, только бы это предотвратить. В этом мы едины. Лунара тоже помогла мне осознать эту цель. Защита Врат будет моей самой главной целью как правителя.

– Если такова твоя цель, не надо мстить. Позволь Кярсу отречься от престола и уйти. Пусть уходит в Сирм и уберется с твоей дороги.

– Ты же сам в это не веришь. Сирм не так далеко. Кярс устроит показное отречение, а потом соберет армию и нападет. Это принесет в Аланью еще больше разлада и будет угрожать Зелтурии и безопасности Врат.

– Безопасности Врат? – Он нахмурился. – Им угрожают гораздо более серьезные опасности, чем Кярс. Например, огромный ангел, стоящий над городом, или Базиль с сыном, находящиеся где-то под храмом. А как насчет дэвов, которые…

– Да поняла я, поняла. – Я вздохнула, раздраженная тем, что он прав.

Но в конечном счете только победитель определяет, что правильно. Если у Лунары все получится, победителем буду я. И не просто победителем, а Потомком. Я в буквальном смысле буду решать, что правильно, а что нет.

– А теперь давай обсудим, чего хочу я, – улыбнулась я. – Ты не должен заключать соглашения с моими врагами.

– Ладно.

– Вся Аланья будет моими владениями. Ты должен признать меня правителем Аланьи.

– Я не могу этого сделать. После отречения Кярса я признаю законным шахом Аланьи принца Фариса.

– Хочешь, чтобы правил Баркам?

– Нет. Но я не могу признать тебя правительницей Аланьи. Об этом не может быть и речи.

Упрямый осел. Он же проиграл, так как он смеет мне перечить?

– Тогда я не успокоюсь, пока не уничтожу тебя, Кева.

– Ты неправильно меня поняла, Сира. Я не сдаюсь, а лишь предлагаю тебе перемирие, если ты позволишь Кярсу и остальным, находящимся в храме, беспрепятственно уйти.

– У тебя нет армии, и приказывать ты не вправе. Твое предложение мира ничего не значит. Я скорее закопаю тебя, устрою тебе святилище.

Но что подумает обо мне Лунара, если я убью ее возлюбленного? Она хотела, чтобы мы пришли к соглашению. Станет ли она учить меня соединять звезды, если я его убью?

Быть может, мирное соглашение – это самое большее, на что я могу надеяться в случае с Кевой?

Кева вытер пот под глазами. Он так отчаянно нуждался в утешении. По правде говоря, нет ничего хуже, чем Кева в качестве врага… разве что враг в лице Зедры. Пусть сейчас он и бессилен, но сумеет снова набраться сил – такими способами, которые я и представить не могу.

Наша взаимная ненависть и так причинила много страданий. Нам обоим нужна передышка.

– Я отпущу Кярса, Като и остальных, если они бросят оружие. Даю слово.

– А я даю слово, что не стану на тебя нападать.

– Но мне нужно кое-что еще. Если ты не признаешь Аланью моей, тогда признай моей Лунару.

Кева мрачно усмехнулся.

– Лунара никогда не будет твоей.

– Тогда Кярс умрет, а война продолжится. Я не отступлю.

– Почему?

– Ты отвлекаешь ее, Кева. Ее сердце тянется к тебе, а я хочу, чтобы оно принадлежало только мне.

– Это ведь ты поместила ее в тело Сади. Кто дал тебе такое право?