Со стороны входа нахлынула целая стена крестейцев. Эше взмахнул ятаганом, и лед ударил тех, кто находился впереди. Они закричали от ужаса, глядя, как из их тел прорастают сосульки.

С другого входа вбежали новые крестейцы. Они бросились на нас с копьями, их крики эхом разносились по пещере. Я начал всех рубить. Плоть и кровь залили стены пещеры, а воздух наполнился криками.

Я рубил, замахивался, крушил железо, резал плоть. Передо мной росла куча тел. Крестейцы карабкались на своих мертвецов, чтобы добраться до моей раны, но я не поворачивался к ним спиной.

Я задыхался. Взмахи руки замедлились, будто клинок стал вдвое тяжелее. Правая рука дрожала, и тогда я переложил ятаган в левую и убил всех, кого мог. Эше замораживал тех, кто задерживался у входа, отрезав второй проход стеной заледеневших тел.

– За мной! – крикнул он.

Мы рванули в темную глубину. Эше что-то пробормотал, и кровавая руна на его клинке засветилась белым. Мы бежали мимо крутых поворотов, а позади грохотали сапоги крестейцев. Видимо, ледяные тела оказались недостаточной преградой.

В конце концов мы оказались в тупике. Эше приподнял пыльный ковер, открыв кровавую руну, что-то пробормотал, и она засветилась красным. На месте руны образовалась большая дыра. Эше прыгнул в нее, и я последовал его примеру.

Мы приземлились в неглубокой пещере. Отверстие снова превратилось в камень, прямо перед тем, как сверху послышался топот крестейцев.

– Ляг на живот, – прошептал Эше. – Я тебя исцелю.

Я повиновался. Эше прислонил излучавший молочный свет ятаган к стене. Помещение заполняли стопки книг, переплетенных в дерево или кожу.

Эше положил сверток с мертвым ребенком на пол, вынул маленький флакон, опустил в него палец и что-то написал на моей окровавленной спине.

Через пару минут резкая боль превратилась в ноющую, дышать стало легче. Тело наполнилось спокойствием.

Я лежал на животе, пристроив голову на камень.

– Спасибо, – прошептал я. – Но наши дела все равно плохи.

– Кстати, о плохих делах. Что это за штука там в небе?

– Ты не хочешь это знать, Эше.

– Плевать, чего я хочу. Ты видишь невидимое, так что расскажи.

Мешки под его глазами были такие большие и красные. Его уже тяготило слишком многое. Но в этом мы были похожи.

– Восьминогий ангел по имени Малак.

Эше ударил кулаком в землю.

– Тсс, – прошептал я. – Над нами крестейцы.

– Это они послали мне откровение. Они заставили меня принести в жертву ребенка.

– О чем ты?

Его глаза увлажнились.

– Должно быть, Малак… все это время рос в кровавом тумане. И когда вырос, кровавая чума им больше не требовалась. Поэтому они показали мне, как исцелить ее.

– Кто «они»?

– Не знаю. Существа, вызвавшие все это.

Я взглянул на тряпичный сверток.

– Так это… ребенок Марота и Зедры?

– Он заслуживает подобающей усыпальницы, – всхлипнул Эше. – Его должны помнить. Он должен стать святым.

– Может, лучше, чтобы никто не помнил. Может, эта дыра для него – самое подходящее место.

– Нет. Его должны чествовать! Он спас город!

– Тсс…

Над нами грохотали шаги. Не время обсуждать чувство вины Эше.

Сверху донесся голос Амроса. Он что-то сказал по-крестейски своим спутникам.

– Проклятье. – Эше потер покрасневшие глаза. – Они меня слышали. Он попросил принести кирки и лопаты.

Они пробьют тонкий потолок за несколько минут. Наши жизни вот-вот оборвутся.

Но зачем императору Базилю, заключившему союз с шахом Кярсом, приказывать своим людям убить меня? Возможно, отчасти Амрос сказал правду. Базиль исчез, а тот, кто командует крестейцами, хочет сразиться с Кярсом.

И тут я понял: им нужны мои доспехи и клинок, чтобы с их помощью победить гулямов, проникнуть в храм и найти Базиля. Затем они могли бы отдать головы Кярса и Като Сире и покинуть Зелтурию. Придя сюда, я попал прямо в их ловушку.

Но поскольку за южным проходом Бабур воевал с Сирой, судьба крестейцев находилась в большей опасности, чем они предполагали.

– Что станет с крестейцами, зависит от того, кто победит, Сира или Бабур, – сказал я. – Бабур всех убьет или возьмет в рабство, это несомненно. Но если победит Сира… – Что делала здесь Селена? Собиралась заключить сделку между Сирой и крестейцами? Позволит ли это Сире войти в Зелтурию и может ли привести к тому, что крестейцы будут сражаться вместе с ней против Бабура? – Предводитель крестейцев, кем бы он ни был, собирается поддержать Сиру.

Я сел, стянул шлем, расстегнул нагрудник. Предмет за предметом я снимал ангельские доспехи.

– Что ты делаешь? – спросил Эше.

– Хочу вызвать их на более честный поединок. – Я держал в руках Черную розу, переливавшуюся обсидианом в бледном свечении. – Возможно, они примут вызов и это даст нам еще несколько минут.

– Сомневаюсь. Они просто спрыгнут сюда и порубят тебя на куски. Без доспехов ты умрешь еще быстрее.

Может, и так, но я не сумел придумать ничего другого. Может, я просто хотел, чтобы на этот раз кто-нибудь ударил меня спереди.

Потолок сотрясали удары кирки о камень. Сыпалась пыль. Эше схватил покрытый кровавыми рунами ятаган.

– Не сопротивляйся, – сказал я. – Им нужен не ты. Они ненавидят меня. Я убил сотни, а может, и тысячи, поэтому не могу их в этом винить.

– Если они собираются поддержать Сиру… – Эше щелкнул пальцами. – Тогда скажи им, что ты тоже ее поддерживаешь.

– Слишком надуманно. Кроме того, Селена это опровергнет.

– Но я буду настаивать. Ты не можешь умереть, Кева. Ты носишь слишком много масок. Если Амрос, этот неудавшийся актер, убьет тебя, то все их получит.

Это было бы ужасно. Кроме того, умерев, я разочарую Кинна. А Лунара и Сади… Наверное, они огорчатся? А если о моей смерти узнает Тенгис… Что может быть хуже, чем отец, оплакивающий сына?

Моя жизнь принадлежала не только мне.

Грохот сверху усилился, и пыли в воздухе стало больше.

– Все, что я делаю, только ухудшает положение.

Эше смотрел на свои руки.

– Значит, попробуй ничего не делать.

– Тогда зачем мне дарована способность писать кровью? Какой цели она послужит, если я не буду ничего делать?

– Понятия не имею, – пожал плечами я. – Не я тебе ее дал.

– Но ты тоже обладаешь огромной силой. И разве не вынужден использовать ее?

– Да, но мучить девушек и убивать младенцев… Только если нет другого выхода.

– Легко сказать, Кева. Ты видел, как Ашери привела Михея Железного в Костану. Сколько сотен тысяч погибло в той кровавой бане? Не говори, будто не стал бы мучить девушку или убивать младенца, чтобы остановить это.

Справедливо. Возможно, мне повезло, что не пришлось выбирать.

– Ты был бы оправдан, даже сотворив нечто гораздо худшее, чтобы остановить это или избавить Зелтурию от участи, которая ее постигла. Но если собираешься совершать такое, нужно быть готовым терпеть презрение. Возможно, мне слишком нравится быть любимым. Не только народом… Что подумали бы обо мне отец, жена, дочь, если бы я сделал то, что сделал ты? Не уверен, что я смог бы с этим жить.

– Тогда ты понимаешь, что я чувствую.

Сейчас было не время для этого разговора. Я поднял голову, но поле зрения застилала пыль.

Еще один удар кирки, и камень над нами треснул.

– Мы вернем Базиля, – выкрикнул я, когда в дыре появилось лицо Амроса, и понадеялся, что мое отчаяние не слишком очевидно.

– Как? – спросил он.

– Отправь нас в храм, и я приведу его. Можешь взять мои доспехи и ятаган в качестве залога. – Я бросил Черную розу на землю.

– А может, я просто возьму твои доспехи и клинок и убью тебя прямо сейчас?

– Тогда вы больше не увидите Базиля.

– Увидим. Он Зачинатель и не может умереть, пока не исполнится пророчество.

– А вдруг мы тоже часть пророчества? – вмешался Эше. – Вдруг нам предначертано спасти его из плена?

Крестейцы спрыгнули в дыру и окружили нас, выставив перед собой копья и мечи.