– Я закрыл для них торговые пути. У них нет доступа к побережью. Нет прохода на запад или восток. Что еще я могу? У меня нет армии, только гарнизоны. Если я отправлю гарнизоны воевать, кто защитит эти прекрасные города?

– Не могу поверить. Он говорит искренне, – прошептала Рухи.

Пусть так, но со своим богатством Баркам мог бы собрать десять тысяч наемников за одну луну. Если он этого не сделал, значит, не хотел показаться угрозой. Пусть другие сражаются, пока он выигрывает для себя время.

– Ты знаешь, у кого есть армия. – Баркам указал кубком на Хуррана. – Твоя семья. Сколько у вас кашанских наемников? Или Мерва обанкротилась в эти трудные времена?

– К сожалению, я хоть и старший сын, но не глава семьи, – ухмыльнулся Хурран. – И не могу действовать как ее представитель, Шакур запретил это, учитывая мою дурную репутацию.

– К большому сожалению. – Баркам отпил большой глоток розовой воды. – В самом деле, такое чувство, что вы пришли не в тот город. Лучше было отправиться в Мерву к Шакуру, если вам нужна армия.

– Даже у нас недостаточно наемников, – возразил Хурран. – Десять тысяч – это мелочь по сравнению с… сколько их там… сорока тысячами силгизов и йотридов. И незнамо сколько еще этих крестейцев.

– Сорок тысяч йотридов и силгизов на суше – это сила, – кивнул Баркам. – Но, к счастью, у них нет бомбард. Нет кораблей. Даже если бы они осадили Доруд, я мог бы снабжать город по морю. Мой гарнизон в тысячу человек способен сдерживать их довольно долго. Теперь вы видите, почему нам нужно укрепиться. Мы играем в игру на выживание, а не в завоевание. – Баркам захихикал. – Если бы только мы могли призывать кровавые облака с армиями внутри. Но такие ужасы подвластны только крестейцам и тем мерзостям, которым они поклоняются.

– У него две тысячи в гарнизоне, – прошептала Рухи. – Но остальное правда.

Если выразиться мягко, Баркам был осторожным человеком. А я знал, что не стоит рассчитывать на осторожных людей, если хочешь переломить ход войны. Визирь выставлял себя слабым, чтобы мы не просили многого. Но у него были корабли – гавань кишела барками, фустами и даже саргосскими галеонами с мерзкой медузой-ангелом на флагах. Мы могли нагрузить эти корабли бомбардами и отправить вверх по реке к Кандбаджару. Чтобы переломить судьбу, нам не требовалась огромная армия, достаточно было смелой стратегии и продуманной тактики. Но желал ли этого кто-нибудь из них?

– Принц Фарис, – обратился я к юноше. – Ты все это время слушал молча. Каково твое мнение?

Принц резал ножом мясистую грушу. Он проглотил кусок, отложил нож и вытер рот золотистым платком.

– Сира всегда была добра ко мне и ко всем. Она была членом семьи. Думаю, произошло какое-то невероятное недоразумение.

А, миротворец. Я пожалел, что спросил.

– Сира создала союз, который захватил твой дом. Какое здесь может быть недоразумение?

– Все потому, что мы вышвырнули ее из этого дома. Мы обвинили ее в смерти моего отца, а теперь стало известно, что его убила Зедра с помощью колдовства. Хизр Хаз ясно дал это понять и даже засвидетельствовал, что сын Зедры не от Кярса. Столько лжи! Сира, должно быть, решила, что у нее нет другого выхода.

Отчасти он был прав. Но когда Сиру загнали в угол, она обратилась к Спящей, и я боялся, что ничто не убедит ее повернуть назад.

– Согласен. – Я поклонился ему. – У тебя доброе сердце. Надеюсь, ты не растеряешь свою доброту, но и не позволишь своим врагам воспользоваться ею. У Сиры были все возможности заключить мир, но она решила покончить с вашей династией.

– Это неправда, – выпалил принц Фарис, и Баркам положил ладонь на руку мальчишки.

Принц закрыл рот и уставился на свою грушу.

Рухи прошептала:

– Они оба что-то скрывают.

Это и так было очевидно.

– Я хотел бы, чтобы юный принц высказался открыто, – сказал я.

Баркам посмотрел на меня, на его лбу выступили капли пота.

– Тогда позволь мне самому это сказать. Союз силгизов и йотридов связался с нами. Они приглашают нас обратно в Кандбаджар.

– С чего бы вдруг? – спросил я.

Фарис накрыл ладонью руку Баркама, чтобы заставить его замолчать, и сказал:

– Силгизы и йотриды убивают друг друга и горожан на улицах. Совет думает, что мое присутствие объединит народ. И они хотят, чтобы великий визирь Баркам наладил то, в чем они совершенно не разбираются, – например, плотину, затопляющую нижние районы.

– Но вы же не согласитесь? – подался вперед Хурран. – Вы даже не станете об этом думать, верно?

– Но я обдумал их предложение. – Фарис сипло закашлялся. Я узнал этот звук: у бедняги астма. Это объясняло его худобу. – Я обдумал, поскольку по-настоящему важно только процветание Аланьи и ее жителей. Если не можем победить силгизов и йотридов, мы должны помочь им сделать жизнь в Аланье лучше.

– Это слабость, ваше высочество. – Мне пришлось сдержать горечь. – Они осквернили наших святых. Нельзя вступать с ними в переговоры.

– А как мы поступали с ними? – спросил Фарис. – Мы пытали тех, кто молился Лат через посредничество Потомков. Мы сжигали их книги. Мы почитали святых правителей, которые убивали их святых. Как мы можем считать себя лучше них?

Наверное, он был прав, но это не имело значения. Важна была только победа. Победитель потом расскажет историю, как захочет, и назначит себя правой стороной.

– Значит, вы хотите пойти на компромисс с Сирой? Таков ваш план?

Баркам вздохнул.

– Я советовал принцу Фарису не слишком идти ей на уступки. Но увы, он хочет дать шанс подруге своего детства. И как его слуга, я должен ее выслушать.

Значит, Сира может укрепить позиции или даже сумеет возобновить торговлю, если уговорит на это своего друга детства. Хуже того, если она найдет общий язык с принцем Фарисом, владычеству Селуков действительно придет конец. Измученные жители Аланьи с радостью примут это соглашение, и Кярсу придется умереть, чтобы скрепить его.

Я пристально разглядывал мальчика. Цвет его оливковых глаз был мягче зеленого цвета гранита, из которого выстроен этот город. Мягкие черты лица, характерные для вограсца. Совсем не воинственный народ.

– Ты знаешь, кто я, принц Фарис?

Я встал и обнажил саблю. На звук вынимаемого из ножен металла сбежались гулямы.

– Что ты делаешь? – громким шепотом спросил Хурран, когда я надел шлем.

Рухи вскрикнула, услышав топот сапог гулямов по мрамору. Вскоре дюжина стражников в золотых доспехах наставила на нас аркебузы.

– Я могу перебить всех в этом зале, – сказал я. – А потом могу приказать ифритам сжечь Доруд, и от города останется только пепел. Ты это знаешь, принц?

Гулям поднял принца с подушки, другой поднял Баркама. Затем гулямы выстроились с поднятыми аркебузами. Теперь нас разделяла золотая стена.

– Я не собираюсь этого делать. – Я усмехнулся. Что толку от этой силы, если я не могу угрожать неблагодарным слабакам? – Я не собираюсь никого трогать. По крайней мере, прямо сейчас.

– Лат даровала тебе большую силу, – прогремел из-за золотой стены голос Баркама. – Но если ты намерен использовать ее, чтобы угрозами подчинить всех своей воле, то чем ты лучше тех, с кем якобы борешься?

– Я лучше, потому что сражаюсь на стороне праведных. Вот так просто. А если вы не на этой стороне, значит, вы на стороне зла. И я уничтожу зло. Но дам всем возможность выбирать. В следующую встречу мой черный клинок и мои ифриты с радостью выслушают, какой путь вы избрали.

Я встал и пошел мимо гулямов к двери. Рухи и Хурран поспешили за мной.

– Не понимаю, зачем ты это сделал! – в ярости кричала Рухи, когда мы вернулись в наш шатер. – Ты подверг опасности абядийских беженцев!

– Я? Ты не слышала, что принц Фарис собирается заключить союз с Сирой? Думаешь, он не швырнет твой народ в канаву, если его попросит подруга детства?

– Никогда не думала, что ты такой зверюга.

– Да, я такой. И вам нужны зверюги на вашей стороне, когда орда из Пустоши приходит уничтожать ваш народ. Потому что именно зверюги выигрывают войны.