– Отдохни немного, Великий магистр, – сказал Джауз. – Это приказ твоего шаха!

И меня снова взбодрил смех.

Я проспал целый день. Джауз дал мне травы, чтобы спать и ночью. Но я их не принял. Я ждал в темноте, не зажигая свечей. Ждал ее.

Пятнадцатилетняя Элли стояла в свете убывающего полумесяца, заглядывающего в мое окно. Ее черные глаза без белков меня не беспокоили. На ней было чистое белое платье с узором из лилий. Прямые, как у меня, волосы цвета воронова крыла ниспадали до плеч. Ангел во тьме. Она наблюдала за мной из другого угла комнаты.

При виде ее я просиял.

– Иди сюда.

Она подошла ко мне, не отбросив на стену тени.

Элли опустилась на колени у моей кровати.

– Тебе лучше, папа? Ты поправишься?

– Поправлюсь, Элли.

Я вытянул руку, чтобы коснуться ее щеки, но замер, не желая тревожить чистоту своей обгоревшей кожей.

Она схватила мою руку и приложила к своему лицу. Я так скучал по ее мягким щекам. Теперь она уже женщина, скулы вытянулись, лицо стало худым. И все же я снова увидел свою Элли и не мог остановить слез.

А потом я заметил огромный шрам на ее шее. Кто это сделал?

И тут в голове возникла картина, как я душу девушку на морской стене. Я свалил ее и перерезал горло ее же саблей. Нет, это не могла быть Элли. Только Падшие могут совершить что-то столь ужасное, а я не приверженец Падших.

Элли заметила, как я пялюсь на шрам, и хихикнула. Она поднесла руку к шее и провела по ней ребром ладони. А когда отняла руку, там была лишь гладкая кожа. Я с облегчением вздохнул. Моя Элли цела и невредима, а для отца нет ничего важнее.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, папа.

– Я счастлив. Мне достаточно снова увидеть тебя, чтобы быть счастливее всех на свете.

– А ты знаешь, от чего буду счастлива я?

Она провела моей рукой по своему лицу и волосам.

– Расскажи. Я дам тебе все что угодно.

– Мне нужны мама и брат. Тогда мы станем большой счастливой семьей.

Она поцеловала мою обожженную ладонь.

– Вот и все, чего я хочу. Опять стать семьей, вместе с тобой.

Я потянулся, чтобы поцеловать ее волосы, но губы коснулись лишь воздуха. Она исчезла.

Все утро я лежал в постели, нюхая ладонь в том месте, куда ее поцеловала Элли. Ее слюна пахла лилиями. Когда пришел Джауз, чтобы промыть и осмотреть мои раны, я закричал на него, чтобы пришел завтра. Даже не позволил обработать нарыв на культе, превратившийся в месиво из крови и гноя.

Меня навестил Зоси, по-прежнему с перевязанным носом. Я всегда восхищался его длинным и гордым носом. Красно-черная кольчуга болталась на костях. Он почти ничего не ел.

– Я день и ночь молюсь за твое здоровье, молюсь и за душу Орво.

Он выпрямился и посмотрел на меня, как пес после выволочки. Возможно, он винил себя.

Я сел в постели.

– Жизнь и смерть, хворь и здоровье – все определяет Архангел с небес. Они призваны испытать нашу волю, наш характер и веру.

– Когда умерла моя сестра, я говорил себе то же самое.

– Алма была чистой душой. И хорошей женой. После ее смерти я ничего не ел шесть дней. Но испытания, которые посылает нам Архангел, всегда возвращают нас к вере. Все лишения несут и благодать.

Зоси понурился. Он нервно сглотнул и спросил:

– И какую же благодать принесла тебе ее смерть?

Я задумался над его вопросом. Зоси глубоко мыслил, и, чтобы соответствовать ему, я должен был говорить сердцем.

– Странно, но ее смерть научила меня справляться с гневом. Раньше я винил в постигших меня бедствиях зло. Зло неверующих. Зло греха. Но разве болезнь – это зло? Разве оспа, унесшая ее жизнь, сделала это со злым умыслом? Бедствия порождаются не злом, а милосердием Архангела. Ибо, перенося их, мы заслуживаем место в раю.

– А я после ее смерти понял лишь одно – как больно ее потерять.

В комнату сунул голову Беррин, прервав наш разговор.

– Простите, что помешал, – сказал он. – Разведчики докладывают: на равнинах к югу собираются забадары. Что будем делать?

– Возьми столько ракет и людей, сколько тебе понадобится, – ответил я. – Сожги все забадарские юрты. Пленных не бери. Убей всех, кто одевается в кожи, как они, – мужчин, женщин и детей.

Я не был уверен, что Беррин услышал мои слова. Он с жалостливым видом смотрел на мою руку, его пухлые детские щеки обвисли.

– Беррин! – крикнул я.

– Мы сделаем, как ты приказываешь, – ответил он, сосредоточившись. – А что насчет беженцев-этосиан?

– Рассели их на побережье. Пошли сотню паладинов охранять каждую деревню. И хватит пялиться на меня, будто я при смерти.

– При смерти? – хмыкнул Беррин и расхохотался. – Я просто расстроен, что меня там не было. – Его хохот перешел в ярость, глаза налились кровью. – Я бы принял сотню стрел вместо Орво. Я так скучаю по его пряному рагу из ягненка.

– Как и все мы. Вы оба можете поправить дело, выполняя мои приказы. Но я запрещаю вам покидать город.

Зоси озадаченно заморгал.

– Почему, Великий магистр?

– Я больше не хочу терять ближайших соратников. А кроме того, вы оба нужны мне здесь, для… особого задания. – Я ухмыльнулся при мысли о том, как потрясут их мои планы. – Скоро узнаете.

Я отправил их восвояси. Но еще не закончил с делами. Следующим посетителем будет патриарх.

Старый священник вошел, держа в руках горшок с похожим на дикобраза растением с белыми луковичками на концах листьев.

– Что это? – спросил я.

– Это растет в Пиро, моем родном городе. Ботаники называет его ангельским цветком. Не самое оригинальное имя, но его аромат исцеляет. Такой рос на могилах, которые выкапывал отец. – Он поднес цветок к моему носу. – Я вожу с собой семена повсюду, куда езжу. К концу лета ты увидишь его цветущим на Ангельском холме. Обожаю растения.

Я понюхал цветок. Сладкий запах успокаивал.

– Никогда не слышал о Пиро.

– Это городок в глухомани, в том месте, где к Темзу подступают льды. Я скучаю по дому, не считая холода, пробирающего до костей.

– Может, ты когда-нибудь туда вернешься.

– Может, Архангел ускорит твое выздоровление, – сказал патриарх Лазарь. – Увы, я этого уже не увижу. Завтра я уезжаю.

– Так быстро? Я думал, ты останешься здесь проповедовать. В конце концов, Костани – наша древняя столица и святой город.

Слова шли не от сердца. Мне хотелось оставить Костани чистой, и главным образом – от священников.

– Я бы так и сделал, но император Иосиас потребовал моего возвращения. – Патриарх похлопал по подоконнику, и в воздух взмыло облачко пыли. Он поставил ангельский цветок туда. – Свет пойдет ему на пользу. Как и тебе.

– Иосиас прислал гонца?

– Нет, но он не разрешил мне оставаться дольше, чем необходимо.

– Серьезная потеря для нас.

Патриарх Лазарь уже не сиял, как прежде. Казалось, он пребывал в растерянности.

– Я вернусь… Вместе с императором, когда он объявит этот священный город столицей и перенесет сюда престол.

Хуже священников только император и его двор. Мы жертвовали кровью и частями тел не для того, чтобы они принесли в святую землю коррупцию и разврат, как принесли на все покоренные мной земли.

– А какое место, по-твоему, займу в священной столице я?

– Ну, полагаю, тебя пошлют покорять остальную страну. Вторгнуться в Аланью. Вернуть наши реликвии из Зелтурии. Ты ведь его оружие, верно?

Я уставился на свою обожженную ладонь с поцелуем Элли. Посмотрел на культю с налившимся кровью нарывом. Вот что значит быть оружием императора. Если я умру на поле битвы, что будет с Элли? Неужели она вернулась ко мне только для того, чтобы я погиб так далеко от дома? Как это может сделать ее счастливой?

Патриарх Лазарь был почти у двери, когда я спросил:

– Как поживает принцесса Селена?

Он остановился у порога.

– Горит желанием вернуться в монастырь.

– А если не вернется?

В глазах патриарха зажглись искры.

– Молю, скажи мне, что ты имеешь в виду.