– Хорошо же напишут в летописях о моем времени в роли королевы-сестры. – Она сухо процитировала: – «А затем ее консорт вскочил на ноги и забил королеву-чужачку чайником до беспамятства».

– Если бы Туман умел орудовать чайником, то вас всех не было бы на свете, – согласился Лун.

– А вот это несправедливо. Индиго была совсем не… – Она махнула рукой в сторону лагеря. – …такой.

Прежде чем Нефрита успела снова разгорячиться, Лун взял ее за запястье.

– Идем, остальные за ней присмотрят. Пойдем в кровать.

– Бывают же у тебя иногда хорошие идеи, – проворчала она и позволила увести себя под навес.

Они добрались до Изумрудных Сумерек за полтора дня. Нефрита и Елея по очереди несли спящую Тишину, а Вьюн нес воительницу, которую, как оказалось, звали Гроза. Ночью, во время неловких обрывочных разговоров, она призналась, что она – сестра Бури и Тишины, из одного с ними королевского выводка. Чувствовала она себя, похоже, отвратительно, и Лун едва сдержался, чтобы не спросить, все ли сестры из их выводка, помимо Бури, были умалишенными.

Они знали, что выжившие воины Тишины следуют за ними на расстоянии, но ни один из них не попытался ни приблизиться, ни заговорить с ними. Елея сказала:

– Готова поспорить, что они попытались бы нас остановить, если бы мы летели к Туману Индиго. Но они понимают, что мы несем ее в Изумрудные Сумерки. Наверное, они собираются тихонько проскользнуть в колонию и надеются на то, что Зима будет слишком занята разборками с Тишиной и не станет выяснять, кто был с ней.

Когда они прибыли ко двору, Нефрита не стала терять время. Она уронила все еще бессознательную Тишину на платформу у входа в приемный зал, а Вьюн опустил рядом с ней воительницу. Поначалу воины и арборы, выбежавшие наружу, подумали, что они нашли Тишину и Грозу ранеными в лесу и принесли их сюда, чтобы им оказали помощь. Это обнадеживало – по всей видимости, в сговоре участвовали лишь воины Тишины, а большая часть двора ничего об этом не знала. Но оттого Луну стало лишь жальче тех, кому предстояло узнать правду. Когда Нефрита потребовала, чтобы они привели наставника в качестве свидетеля, вся колония обмерла.

К ним вышел один из пожилых наставников, помогавших Цветике, а еще Буря, Зола, три другие королевы-сестры и все воины и арборы, успевшие вовремя спуститься на платформу. Все они потрясенно молчали и слушали, пока Гроза виновато рассказывала им о произошедшем. Лицо Бури сохраняло каменное выражение, но ее шипы заметно дрожали, и она с трудом сдерживала себя. Зола то поднимала шипы, то прижимала их к себе и с ужасом переводила взгляд с Нефриты на Бурю и на других королев, не веря своим ушам.

После Буря натянуто предложила Нефрите остаться и, похоже, испытала облегчение, когда Нефрита отказалась от их гостеприимства и они улетели. Зима и Вечер так и не появились, и Лун был этому рад, поскольку вся ситуация и без того была крайне неловкой. Он решил, что спросит Утеса, не рождались ли у него выводки, пытавшиеся убить друг друга, и что делать, если такое случится.

Избавившись от Тишины и Грозы, они испытали облегчение и быстро полетели к Туману Индиго. Через пять дней, ближе к вечеру, они добрались до двора.

Когда они приблизились к колонии, Лун увидел, что, пока их не было, арборы успели хорошо потрудиться.

На нескольких платформах-садах были сложены аккуратные клумбы, готовые к посадке; на других он видел прополотые, вскопанные полосы земли. Сорняки и мох, забивавшие основные сточные бассейны, были убраны, а из старых плодовых садов вымели всю опавшую листву. В садах на платформах трудились арборы: они копали, пропалывали, таскали корзины с землей. Два летучих корабля все еще были пришвартованы к древу, и по ним тоже ползали арборы, шлифовавшие поцарапанное когтями дерево и ремонтировавшие повреждения.

Воины-дозорные уже заметили их и доставили вести в колонию. Оттуда им навстречу вылетели другие воины, которые стали кружить вокруг них, выкрикивая приветствия. Лун, Нефрита и остальные приземлились в дупло, и рой радостных арборов почти что внес их в приемный зал.

Колодец быстро заполнился раксура, поднявшимися по лестнице с нижних уровней или спрыгнувшими сверху. Все ракушки-светильники были зажжены, и их свет отражался от полированного дерева и богатой резьбы, от изящных колонн, зигзагов лестниц и нависающих балконов. Напротив входа струился водопад свежей, чистой воды, стекавшей по стене в бассейн в полу, в котором теперь гордо плавали цветы.

Душа протолкнулась через растущую толпу и, бросившись обнимать Нефриту, сказала ей:

– Мы так беспокоились! Мы думали, вы вернетесь еще несколько дней назад!

– Нас неожиданно задержали. Мне нужно сначала сообщить об этом Жемчужине. – Нефрита отпустила Душу и взволнованно спросила: – Что с семенем? Оно в порядке?

– Мы пока еще точно не знаем, – признала Душа. – В инструкциях, которые прислали наставники Изумрудных Сумерек, говорилось, что семя нужно покрыть глиной из-под корней древа, а затем вымочить его в сердцевинном соку. – Прежде чем Лун успел спросить, она пояснила: – Это вода, которую древо вбирает через корни. Нам пришлось набирать ее сразу же, как только она выходила из древесины, из источника на верхушке древа. Но сначала источник нужно было найти. Это заняло большую часть дня. Утес думал, что знает, где он, но, судя по всему, источник меняет свое положение, когда древо растет. Ну, по крайней мере, Утес так сказал. Теперь мы просто ждем каких-нибудь признаков того, что семя готово вернуться в древо.

– Ясно. – Нефрита и Лун беспокойно переглянулись. Они этого не озвучивали, но все страшно боялись, что Ардан своими действиями как-то повредил семя. Лун надеялся, что к их возвращению бояться будет уже нечего. Слышать о том, что им все равно придется ждать и надеяться, было тревожно.

Душа повернулась к Звону, и они несколько долгих секунд смотрели друг на друга. Они были последними учениками Цветики, и Звон больше не мог применять ее учения. Душа шагнула к нему, и Звон поймал ее в объятия, уткнувшись лицом ей в плечо.

Утес вышел из толпы, остановился и, внимательно посмотрев на Луна, легонько толкнул его в плечо.

– Ты в порядке?

– Да. – Больше Лун ничего не смог вымолвить; он не доверял своему голосу. Он вдруг осознал, что никогда прежде не возвращался домой по-настоящему, ведь у него не было постоянного дома, не было места, где все бы знали, кто он на самом деле. Сейчас он боялся даже принять земной облик, хотя было невежливо оставаться в крылатом, когда Утес был в земном. Больше всего Луну хотелось сбежать, спрятаться в углу и насладиться этим щемящим, незнакомым чувством в одиночестве.

Затем с верхних уровней спрыгнула Жемчужина. Арборы и воины разбежались, уступая ей дорогу. Поток, поддавшись чувствам, шагнул было к ней, но вовремя опомнился, остановился и остался ждать вместе со всеми остальными, когда она поприветствует Нефриту. Лун, расчувствовавшийся, в тот миг даже ощутил укол жалости. Пусть Поток и спал в опочивальне Жемчужины, но он никогда не сможет стать ее консортом, как и Звон больше никогда не станет арбором.

– Вы задержались, – сказала Жемчужина и нахмурилась, посмотрев на Нефриту. – Утес уже собирался лететь разыскивать вас. – Затем ее взгляд ожесточился. Она явно заметила свежие царапины на чешуе Нефриты, хотя они почти зажили за последние дни. Зная Нефриту, она наверняка поняла даже то, что это следы когтей другой королевы. Ее шипы встревоженно приподнялись. – Что произошло?

Нефрита стиснула зубы и, собравшись с духом, сказала:

– Тишина, королева-сестра из Изумрудных Сумерек, пыталась украсть Луна.

Лун отчасти ожидал услышать, что Жемчужина изъявит сожаление о том, что у Тишины ничего не вышло. Но вместо этого глаза Жемчужины потемнели от гнева. Ее шипы замерли, а затем встопорщились вокруг ее головы.

Утес приподнял брови и недоверчиво посмотрел на Луна. Лун беспомощно пожал плечами. Жемчужина не обратила на них внимания. Ровным голосом она спросила Нефриту: