Мужчину от нас отделяли полсотни шагов. Только сейчас я обратила внимание на то, что голова его слегка покачивалась из стороны в сторону, будто на шарнире. Лицо исхудавшее, болезненное, со впалыми щеками. И глаза…
Сердце подскочило к горлу и рухнуло в пятки, мгновенно вызывая приступ головокружения. Я буквально вросла в землю одеревеневшим телом, Агата сделала несколько шагов вперёд и тоже остановилась. Оглянулась на меня и нахмурилась – мой ступор, кажется, вогнал её в недоумение.
Всё также подволакивая ногу и буравя меня взглядом, человек поодаль осклабился, обнажил два ряда неровных жёлтых зубов. Лицо его собралось в ком морщин, наполнилось нечеловеческой злобой, которую буквально источали кроваво-бордовые выпученные шары глаз.
Бесшумно открывая рот, я пыталась что-то сказать Молнии, но голос не слушался, мысли покинули совершенно опустевшую голову. Порыв прохладного утреннего ветра донёс до меня прерывистый животный хрип.
Человек стремглав бросился вперёд, а руки его, как безвольные плети, болтались в такт широким скачкам.
— Стоять на месте! — скомандовала Молния и вскинула автошокер.
Тридцать шагов… Двадцать пять… Двадцать…
— Осторожнее, он опасен! — Голос наконец-то вернулся ко мне.
— Я сказала – стоять, или открываю огонь!
Крутой поворот головы – я почти услышала хруст шеи, – и человек переключил внимание на Молнию, сменил курс и метнулся в её сторону. Резкий хлопок остановил одержимого, будто невидимая рука дёрнула его за шиворот. Ухая и курлыча, порхнули из высокой травы напуганные птицы. Демон в человечьем обличье мелко затрясся, словно в конвульсиях, на гримасе его мелькнуло невероятное младенческое недоумение. Второй разряд из шокера – и тело с глухим шелестом нырнуло в заросли.
— Фиксирую применение оружия, — захрипел передатчик голосом Оникса. — Что за пальба? Молния, приём!
— Тут человек. — Молния с опаской шла сквозь траву туда, где упал одержимый.
— Гражданский?
— Так точно.
— Был приказ не трогать гражданских! В какой части ты его не поняла?!
— Он собирался напасть. Я оглушила его шокером.
— Он вооружён?
— Никак нет.
— Так какого же хрена вы делаете?! Не хватало нам вляпаться в разборки с местными!
Молния стояла рядом с проплешиной в траве, глядя на тело. Примяв пырей, человек в грязной одежде навзничь лежал лицом вниз. От него несло смесью запахов нечистот и застарелой гнойной раны, а из-под штанины выпирала кость. Открытый перелом. Словно нелепый и давно переросший себя младенец, он отчаянно копошился, пытаясь пошевелить обмякшими конечностями.
— Его искалечили… — Молния склонилась рядом с вяло шевелящимся телом. — Помоги, Фурия, надо сделать что-то с раной.
Пока я стояла рядом в полном ступоре, не в силах приблизиться, Агата перевернула его, и я увидела лицо. Оскалом жёлтых зубов застывшее в странном слиянии удивления и злобы, оно бешено крутануло глазами и устремило взор на меня. Алые кляксы, заменявшие ему глаза, взирали прямо мне в душу.
— Явно болен. — Напряжённо оглядывая человека, Молния бросила через плечо: — Какая-то лихорадка… Он просто пылает, температура под сорок! Дуй за аптечкой, Фурия, надо сбить жар. Таскать его опасно с такой травмой…
— Молния, это не человек, — просипела я. — Это уже не человек, это что-то другое…
— Что ты там бормочешь?!
— Это уже не человек!
— А кто? — раздражённо воскликнула Молния. — Мышь полевая?!
Я не могла оторвать взгляд от этого лица – одновременно человеческого и уже лица чего-то чуждого, жуткого и отталкивающего. Хотелось броситься наутёк куда глаза глядят. В памяти всплыл далёкий образ – Джон за мощной стальной дверью, его грязные пальцы меж прутьев узкой решётки, и эти глаза – будто внутри глазных яблок разом взорвались все капилляры…
Порыв ветра качнул траву, заставил меня поднять голову, и я увидела ещё один силуэт, отделившийся от кустарника в стороне.
— Вон ещё один! — Я указала рукой. — Видишь? Бежит сюда.
Молния вдруг оглядела меня с головы до ног и удивлённо вопросила:
— Ты почему без оружия?!
— Это ведь обычный человек, я не думала, что придётся стрелять…
— Это могла быть засада! Оружие всегда должно быть при тебе!
— Вижу в прицел ещё одного, — доложил Умник. — Что за хрень у вас там происходит?
Я наконец пришла в себя и крикнула:
— Стреляй в них, Умник, не болтай!
— Это же гражданские…
Размахивая руками, будто совершая последний рывок перед финишной чертой, одержимый нёсся в нашу сторону. Хрустел, ломаясь, низкий кустарник, взлетали в воздух фонтанчики песка, а я только и видела, что злобный угольно-кровавый оскал и алые бусины поверх него.
Треснул шокер Молнии. Придавленной осой коротко прожужжал заряд – и покрытое грязными пятнами чудовище споткнулось и рухнуло в ковыль. Через мгновение оно снова появилось и захромало в нашу сторону, изрядно растеряв прыть. А из кустов тем временем вырвались ещё двое. Быстрый взгляд назад – и я вижу ещё троих, быстро бегущих с другой стороны поля.
— Не хочу нарушать идиллию, — задумчиво проговорил коммуникатор голосом Умника у меня в ухе, — но на датчиках уже с полтора десятка целей, и все они идут к вам.
— Оникс, Бурят, надо убираться отсюда, возвращайтесь из дозора! — Молния сорвалась с места и дёрнула меня за рукав, увлекая в сторону фермы…
Мы неслись вперёд, продираясь сквозь сорную траву, и я слышала шелест и животные хрипы позади себя. Краем глаза я улавливала какое-то движение в стороне, но нужно было смотреть себе под ноги, чтобы не навернуться, поэтому я просто бежала вперёд – как бежала много-много раз до этого. Бежать было тяжело – сказывалось долгое пребывание на Ковчеге с его низкой гравитацией, поэтому приходилось прилагать дополнительные усилия, выкладываясь по полной…
Сверкнула вспышка на балконе, что-то взвизгнуло над самым ухом, и громыхнул выстрел. Свист, второй залп – хрипящие звуки у меня за спиной прервались хрустом примятой травы.
Дом стремительно вырастал передо мной, мимо отрывисто верещали пули, а Молния уже стояла на крыльце и с плеча один за другим отправляла в полёт поверх моей головы голубые разряды шокера.
Последний рывок, подъём по ступеням – и я, согнувшись в три погибели, перевожу дух на веранде. Быстрый взгляд назад – вот они, приминают высокую траву и протаптывают извилистые тропки, ручейками сходящиеся к фермерскому дому. Несутся, скаля чёрные зубы и брызгая слюной. Пять… Десять… А на границе поля словно из ниоткуда появлялись всё новые силуэты.
— Давайте-ка в дом, девчонки! — Умник на балконе выпустил короткую очередь, и его карабин затих. — Первая обойма у меня вышла!
Ввалившись в прихожую, мы с грохотом захлопнули дощатую дверь и, не сговариваясь, опрокинули поперёк прохода большой одёжный шкаф. Створки распахнулись, вываливая его содержимое на пыльный пол, а в деревянную дверь хрустко ударилось что-то тяжёлое. Мы с Молнией лихорадочно волокли к двери всё, что попадётся под руку – увесистые тумбочки, стулья из гостиной. С беспощадным скрежетом по половицам подтащили массивный дубовый стол и подпёрли им завал – адреналин хлестал через край, придавая сил.
Снаружи в дверь звонко колотилось множество ладоней и кулаков. Сверху, в полутьме лестничного проёма возник Умник и негромко спросил:
— Что с этими бедолагами? Они больны чем-то? Я никогда ничего подобного не видел.
— Уйди с дороги. — Молния отпихнула его и стала подниматься по лестнице.
— Они больше не люди, — сказала я. — Это теперь безмозглые хищники, у которых только одно на уме – жрать… Пошли наверх, пока эти черти не догадались вломиться через окно…
Торопливо, но тихо, стараясь не шуметь, я поднималась по ступеням. В голове моей ослепительно-яркими буквами мерцало последнее, телеграфно-короткое письмо, полученное от Альберта после отбытия с Пироса на «Фидесе». Пульсирующий постскриптум, так мало говоривший мне в тот момент, но столь выпукло-очевидным ставший сейчас:
