— Я уже не помню, когда ела на природе. — Я вдруг словно почувствовала на языке вкус сочного мяса, приготовленного на огне, и мечтательно закатила глаза. — А давайте куда-нибудь от дороги отлетим, да и устроим пикник? Как вам идея? — Я махнула рукой в сторону входа в огромный сияющий гипермаркет. — Мяса купим, мангал, шашлык будем жарить!

— Отлично! То, что надо! — хором поприветствовали мою идею Софи и Гагик.

Докупив недостающие для пикника ингредиенты, мы погрузились в машину. Гагик включил двигатели, и аэромобиль, дрожа и чуть ли не треща по швам, с усилием оторвался от земли…

Минут через пятнадцать мы медленно ползли по воздуху вдоль широкой реки, высматривая полянку, на которой можно было бы приземлиться. В черте самого Будапешта и его пригородов Дунай был плотно застроен, а прилегающие к берегу участки – огорожены высокими заборами. Вся прибрежная полоса давно превратилась в частную собственность, а арабы, которые составляли большинство населения, вели себя совершенно свободно – отхватывали куски земли там, где желали, на быстрые и шальные деньги отстраивали целые таунхаусы в заповедных районах, а когда дело касалось законов – взятки и связи решали абсолютно всё…

На подступающих к водной глади тут и там грунтовых дорожках останавливаться не хотелось, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Через некоторое время, когда огни города остались далеко позади, глядевшая вперёд во все глаза Софи воскликнула:

— Вижу местечко! Вон там, левее, притормози!

— Ну смотри мне, София-джан, чтобы там пенёк не торчал. — Гагик погрозил пальцем в воздухе. — А то останемся мы здесь надолго…

Глайдер спланировал вниз и упруго коснулся земли, я открыла дверь, спрыгнула на сочную траву и вдохнула полной грудью прохладный лесной воздух. Снега в этих местах давно уже не бывало, поэтому после занесённой сугробами Москвы с её бесконечными серо-белыми пригородами это место показалось мне слегка нереальным. Настолько разной была зима на Земле, что стоило переместиться на каких-то полторы тысячи километров – и ты словно оказываешься в совершенно другом времени, в тусклом зелёно-оранжевом осеннем мире.

— Дорогие мои, готовьте стол, а я пока поищу дров и щепок! — С этими словами Гагик исчез из виду и, отдаляясь, зашумел в ближайших кустах.

Софи принялась собирать мангал, а я подняла заднюю створку глайдера и стала разбирать пакеты со снедью…

* * *

… — Ну что бы вы делали без меня, курящего человека? — Гагик торжествующе оглядел нас и впился зубами в сочный кусок мяса.

— Высекали бы искры камнем, что же ещё? — ответила Софи. — Или воспользовались бы любезностью Лизы… Лиз, покажешь нам своё чудо техники?

Все с интересом уставились на меня. Я нехотя закатала рукав и отщёлкнула модуль. Вверх взметнулся короткий ослепляющий луч, запахло ионизированным воздухом, а Гагик восхищённо воскликнул:

— Прометей бы от зависти помер, увидев такое!

— Может быть, это было бы и к лучшему, — полусонно протянула Софи. — Тогда бы Зевс не послал людям Пандору с её ящиком… Гагик, друг, подлей мне ещё вина…

Софи уже была слегка навеселе, а Гагик откупорил вторую бутылку. В аккуратном, обложенном камнями костерке тлели угли. Завернувшись в куртку под нависающей надо мной задней дверью фургончика, плечом к плечу с Софи я чувствовала себя в безопасности. Мы расположились сравнительно далеко от цивилизации, но её дыхание было совсем рядом –высоко в небе плыли огни аэротрассы, создавая ощущение близости жизни, её вечного броуновского движения. Посторонние люди не видели нас, но мы при этом хорошо видели их.

— И Лизе налей, не обижай её, — заявила Софи.

— Ты уверена, что это нужно? — с сомнением вопросила я. — Мне бы не хотелось…

— Я настаиваю. — Софи взяла меня за плечо. — Как говорят у нас в Каталонии, бывает хорошая еда, бывает плохая еда – а вино пей всегда. Но я тебя прошу хотя бы разок.

— Ладно уж, уговорили. Под такое славно мясо, пропитанное талантом шашлычных дел мастера, грех отказываться. — Я протянула стакан, и Гагик с готовностью наполнил его до краёв.

Я оглядела полянку и вдруг осознала – наконец-то у меня появились настоящие, неподдельные друзья. Я была уверена – именно ради таких моментов в кругу друзей и стоит жить. Гагик набрал побольше воздуха и торжественно произнёс:

— За счастье не пьют – за него борются. За любовь не пьют – ею занимаются. Пьют за мечты – пусть наши мечты сбываются!

Чокнувшись, мы выпили. Вино мягко спустилось вниз по пищеводу, сразу стало теплее.

— Лиза, какая у тебя самая заветная мечта? — вдруг вопросила Софи.

Заветная мечта… С какого-то момента мне всегда хотелось только одного. Однажды появившись, моё заветное желание с каждым днём росло, заполняло собой всё, и только вечный бег куда-то – куда угодно, – помогал мне не сесть и не разреветься от осознания того, что это невозможно.

— Я бы хотела начать всё сначала… Но теперь я в этом не уверена, — немного помолчав, продолжила я. — Я вижу рядом с собой вас, моих друзей, и понимаю, что ни на что не согласилась бы обменять эти минуты.

— Вся наша жизнь – одно мгновение, — с чувством сказал Гагик. — Успеть бы сделать все дела, а мы ещё находим время для хамства, подлости и зла. Вся наша жизнь – лишь две коротких даты. Их высекут, чтоб мир нас не забыл. Но не дай бог нам пожалеть когда-то о том пути, что нами пройден был… — Он отпил, взглянул на меня и добавил: — В колыбели младенец, покойник в гробу – вот и всё, что известно про нашу судьбу. Пей до дна и не спрашивай много. Всё равно не получишь ответа от Бога.

Неформальная обстановка и вино открывали неожиданный ораторский талант Гагика и его природную мудрость. Или начитанность? Мне казалось, что где-то я это уже слышала… Омар Хайям, создатель календаря – вот чью мудрость Гагик разливал по вечерней поляне. Не задавай вопрос, и не получишь ответа, ибо ответ тебе не нужен… Нет-нет, не нужен – уж поверь, мирозданию виднее.

— Ты упомянул Бога, — сказала я. — Когда-то я верила в высшие силы, но в душу закрались сомнения. Как же может находиться под присмотром высших сил мир, в котором жизнь ничего не стоит? Где сегодня тебя втопчут в грязь, а завтра кого-нибудь в грязь втопчешь ты, преумножив зло? Где твоих друзей рвут в клочья, а ты не можешь ничего с этим поделать…

— Не гневи богов, Лиза, — пробормотала Софи. — Мы столько раз были на границе жизни и смерти… Если бы не чьё-то вмешательство сверху…

— Не гневить богов? — Я усмехнулась. — Да во Вселенной столько места, что мы с ними разойдёмся, даже не заметив друг друга.

— Жизнь – это короткая прогулка перед вечным сном, — произнёс Гагик, глядя в огонь. — Время не лечит. Кто сказал, что время лечит – тот не видел большого горя. Боль не стихает, память остаётся с нами навсегда. Раны в сердце не заживают – оно просто привыкает жить с болью.

— Привыкает? Пожалуй, что и так, — согласилась я. — Боль притупляется, а сердце теряет чувствительность, постепенно превращаясь в камень, высыхая. Но стоит только выудить из памяти дорогие, бесценные мгновения…

Я умолкла. Гагик наполнил бокалы, устремил взор куда-то вдаль и заговорил:

— Спросил у чаши я, прильнув устами к ней – куда ведёт чреда моих ночей и дней? Не размыкая уст своих, ответила мне чаша – ты в этот мир ни разу больше не вернёшься. Пей. Когда плачут весной облака – не грусти, попроси себе чашу вина принести. Зелёная травка, что радует взоры, скоро с нашего праха будет расти. Проходит день, проходит час – мы понимаем: всё не вечно. Жизнь бессердечно учит нас, что это время быстротечно. Тому, что надо всё ценить – всё то, что нам даётся. Ведь жизнь – как тоненькая нить. Порой она внезапно рвётся…

Я больше так не могла. Залпом осушив стакан, я отставила его в сторону и поднялась.

— Простите, мне надо побыть в одиночестве…

— Куда ты, Лиз? — Софи, задумчиво молчавшая всё это время, встрепенулась.

— Не держи её, София-джан, иногда уединение – это важно. Друзья должны это понимать… Иди, Лиза, а когда захочешь – возвращайся к нам.