Она смело вскинула глаза на несуществующего наблюдателя:

— Федерация?

— Еще точнее! — попросил Гари.

— Орден.

Начальник охраны неторопливо кивнул. Не свойственная ему медлительность этого жеста словно бы добавила веса его словам:

— Орден финансирует пиратскую Корпорацию, — подтвердил он. — На что пойдут эти деньги? Это очевидно — на военный переворот. А вас, леди, Магистр использует вслепую, для создания дымовой завесы, прекрасно понимая, что Симаргл не столь наивен, чтобы принять переговоры с Федерацией за чистую монету. Вы — пешка в этой партии. Ради своих великих планов вас в любой момент может пустить в расход либо одна, либо другая сторона. Вернее так: ваша сторона уже пожертвовала вами, отправив на Тонатос под призрачной защитой дипломатической неприкосновенности. То есть — вообще без защиты. Под угрозой провала вашей миссии. Малейшая ошибка с вашей стороны — и…

— И мне останется только рассчитывать на великодушие лорда Тонатоса? — с иронией продолжила Сова его мысль.

— Я бы на это не рассчитывал, — жестко сообщил он. — Впрочем, вполне вероятно, что лично вы рассчитывать как раз можете. — Он проигнорировал вопросительный взмах ее бровей и уже менее категоричным тоном продолжил: — Я наблюдаю и делаю выводы. Ваше появление на Тонатосе напрямую зависело от его воли. И я могу лишь догадываться, как вы попали из порта во дворец. Симаргл не в первый раз посвящает вас в вещи, которые вам знать не положено. А он не принадлежит к числу людей, раздающих свое доверие налево и направо. Его доверие стоит очень дорого. За него платят, как правило, жизнью.

— Тогда я уже расплатилась, — заметила Сова.

— Не думаю. Ведь вы пока еще живы.

— Для чего вы мне это показали? — Сова кивнула в сторону погасшего экрана.

— Для того, чтобы предостеречь. Вы, как песчинка, попали меж двух огромных жерновов. Выберите из них один, прыгайте на него — и он легко потащит вас по своей орбите. Но не советую вам задерживаться с выбором: вы — не та песчинка, которая остановит работу механизма. Вас перемелют в пыль.

Тайный наблюдатель последний раз прошелся взглядом по ее лицу и исчез.

Сова думала: стоит ей добраться до кровати — и она мгновенно уснет. Она выставила в часах таймер на два часа ночи, забралась в центр роскошной двуспальной кровати под балдахином (не чета корабельным термококонам) и даже закрыла глаза… Но дальше этого дело не пошло. Под дисциплинированно сомкнутыми веками кадр за кадром, сцена за сценой шла повторная демонстрация «пиратского боевика». В перерывах Сова открывала глаза, переворачивала подушку, меняла одну неудобную позу на другую — и возвращалась к просмотру в тщетной попытке найти в увиденном скрытый обман. Но обман был слишком хорошо замаскирован под безупречную логику происходящего и лишь подтверждал уже сложившиеся у нее подозрения: Тонатосу тайно готовили смену власти. И Сова об этом ничего не знала. Тот сектор в разведуправлении, куда она всеми силами стремилась на протяжении трех месяцев, теперь представлялся ей совсем не главным. Работа, важностью которой она дорожила, — малозначительной.

Она в очередной раз подавила в себе порыв вызвать на связь Магистра и с обидой выложить ему свои новые знания. Скоропостижный эмоциональный поступок лишний раз убедит Магистра в ее профнепригодности. У нее есть дело — установить ментальную связь с резидентом. И она его выполнит. Хотя сейчас, когда перед ней с очевидностью обозначилась конечная цель ее задания, оно уже не представлялось ей достойным. Пусть у нее не было никаких моральных обязательств перед Симарглом, однако участвовать в готовящемся против него заговоре ей вдруг расхотелось. И от этой неожиданно проснувшейся щепетильности Сова сама с очевидностью признала, как далеко ей до психологической устойчивости профессионального агента, не страдающего от необходимости входить в доверие к людям, чтобы потом обмануть их.

Стук в дверь прервал ее неутешительный самоанализ весьма кстати. Сова поднялась, надела рубашку и комбинезон и распахнула дверь.

На пороге стоял мажордом, на сей раз облаченный не в ливрею, а в белую мантию до пят, очень напоминающую ночную сорочку с капюшоном. На торжественно вытянутых вперед руках он держал большой пакет с чем-то опять-таки белым внутри.

— Симаргл просит вас пожаловать в дворцовый храм для проведения Аласа[117], — почтительным полушепотом объявил он.

— Что такое «Алас»? — не удержавшись, спросила Сова.

— «Горящий уголь», ночной огонь, — с сакральным почтением пояснил мажордом. — Это обряд очищения огнем.

— Сейчас полночь, — страдальчески сообщила Сова, не очень-то надеясь на снисхождение.

— Половина двенадцатого, — с готовностью поправил ее мажордом. — Симаргл начнет церемонию ровно в двенадцать. И на нее нельзя опаздывать.

— Я атеистка. — Сова решила заранее сообщить о своих философских убеждениях и только после этого спросила: — Мне обязательно на ней присутствовать?

Глаза мажордома остекленели от скрытого возмущения ее неповиновением. Он дал Сове время почувствовать всю неуместность ее вопроса и продолжил:

— Симаргл просит вас взять с собой ваше оружие.

Она совсем забыла об утреннем разговоре с диктатором! Об обещанном ей выходе на арену. Ей стало неловко. Возможно, огненное посвящение — необходимый этап в освоении Совой приемов управления реальностью, и ночной ритуал затеян лишь во исполнение ее же просьбы.

Не слыша больше возражений, мажордом сделал решительный шаг назад и жестом пригласил следовать за собой. Сова прихватила меч, застегнула ранее пропущенные пуговицы на рубашке и, стряхнув ночное оцепенение, последовала за мажордомом по темному коридору в центральную башню дворца.

До сих пор ей не приходилось бывать на религиозных представлениях. На Земле религию давно заменила наука: ей поклонялись и приносили жертвы по мере необходимости. В Ордене было множество правил и табу, но их существование освящалось собственной библией — Уставом Ордена. Получив назначение в сектор по Тонатосу, Сова интересовалась лишь его политикой, а культы огнепоклонников считала экзотическим украшением этой и без того сумасбродной державы.

Мажордом явно думал иначе. Приосанившись, он величаво шествовал впереди Совы и инструктировал ее о предстоящем обряде, даже не поворачивая головы, так что ей пришлось нагнать провожатого и пойти на полшага сзади, чтобы лучше слышать необходимые пояснения.

— В храме разрешено разговаривать только Верховному жрецу. Все остальные лишены права раскрывать рот.

— Это еще почему? — Сова, очень болезненно относившаяся к любому неравенству, потребовала объяснений.

— Дыхание оскверняет священный огонь, — назидательно произнес он.

— А дыхание Верховного жреца — священно, — хихикнула Сова, вспомнив утренние откровения Симаргла. — Что мне нужно будет делать?

— Об этом вам скажет Верховный жрец.

— Хорошо, — Сова поняла, что не добьется прямого ответа, и решила попробовать иначе: — А что делают в храме все остальные?

— Остальных в храме не бывает. — Мажордом остановился под уводящей в темноту аркой и решительно протянул Сова белый пакет. — В храме будете только вы и Верховный жрец. Для вас сделали исключение. Пройти церемонию очищения священным огнем, который горит, не угасая, три тысячи лет, — это великая честь. — Он поклонился в сторону темноты, откуда тянуло ароматным дымом, и указал:

— Вам — туда.

Дым пах земными травами: полынью, зверобоем. Сова замерла в проходе, не в силах надышаться, жадно хватая носом воздух, пахнущий воспоминаниями детства: ночной костер, мягкая пыль золы, первобытный страх темноты, прикрытый юной дерзостью Командора, предложившего провести ночь в степи. Сколько им было тогда лет? Десять? Двенадцать?

Откуда-то из темноты пришел глухой низкий звук удара. По воздуху прокатилась вибрация. Звук повторился. Барабан звучал медленно, размеренно, ритмично, вызывая в теле ответные колебания крови, от висков до пяток.