— Попал, ублюдок?! — торжествующий крик Жамка вынудил рыцаря поднять голову.

На него падала сверкающая коса гизармы.

Словинец, стоя на одном колене, ответил ломающим ударом снизу вверх, удерживая меч одной рукой. Сталь со стоном встретилась со сталью. Онемела ладонь.

А, чтоб тебя!

Заминка на мгновение дорого стоила Годимиру. Удачливый стражник сумел захватить его клинок между острием и лезвием гизармы. С радостным возгласом ошмянич повел меч рыцаря в сторону, лишая его возможности прикрыться.

— Ага! — Жамок повторно занес оружие, сжимая древко двумя руками.

«Господи наш, Пресветлый и Всеблагой, прими душу грешного раба твоего, Годи…»

— Держись, сынок! — Чей-то меч сверкающим росчерком встретил древко гизармы, скользнул вдоль него. Удар не слишком благородный, но весьма действенный, о чем свидетельствовал душераздирающий крик Жамка и его гладко срезанные пальцы, посыпавшиеся в пыль.

Незнакомец легко перепрыгнул через лежащего на земле Годимира, резанул по предплечьям стражника, удерживающего меч.

— Вот так-то! — Спаситель обернулся, явив соколиный профиль, высокие залысины и длинные, до ключиц, усы со щегольски закрученными кончиками.

Пан Стойгнев герба Ланцюг! Тот самый рыцарь, у которого Годимир начинал службу оруженосцем, который выгнал его, запретив даже заикаться о посвящении, который встретил его в Ошмянах, принародно ославив самозванцем. Неизменная черная суркотта с шитой золотом цепью на груди, неприкрытые седины. Он не изменился с их последней встречи. Почти. Только левая рука висела на перевязи, да на левом виске зеленел застарелый кровоподтек.

— После, после поблагодаришь! — бесшабашно воскликнул пан Стойгнев в ответ на немой вопрос Годимира. — Вставай! — И лихо закрутил меч одной рукой.

Уцелевшие стражники кинулись к воротам, решив, что лучше позорное бегство, нежели честное увечье или, пуще того, смерть.

Словинец вскочил на ноги.

— Запирай, живее! — выл Жамок, баюкая раненую руку. — Ну же, суки!

Створки сдвинулись и пошли на сближение…

— Пан Стойгнев! — воскликнул Годимир, бросаясь вперед со всех ног, но что-то подсказывало ему — не успеть, захлопнут.

— Я вам запру! — знакомый гулкий, как из бочки, голос вынудил стражников заметаться, уподобившись заприметившим щуку карасям.

Жамок, словно получив хороший пинок под зад, пролетел несколько шагов до встречи с Годимиром, который с удовольствием хрястнул его по шишаку клинком. А поделом!

Из проема ворот появился невысокий пан с пышными усами и стриженными «под горшок», изрядно побитыми сединой волосами. По виду — самый что ни на есть полещук. На белой суркотте красовалось изображение конской головы, вышитое красными нитками. Еще один старый знакомец! Пан Тишило герба Конская Голова из Любичей, что под Грозовым. Странствующий рыцарь, принявший в судьбе Годимира едва ли не отеческое участие. Правда, после того, как чуть не покалечил в кулачном бою.

В руках полещук держал толстый деревянный брус, служивший, по всей видимости, засовом на ошмянских воротах.

— Я вам запру, говнюки мокрозадые! — с удовольствие повторил пан Тишило и приложил ближайшего к нему стражника засовом поперек спины. — Вот как свидеться довелось, пан Косой Крест! — Он шагнул к мосту, сильно прихрамывая на правую ногу.

Увидел пана Стойгнева и тут же нахмурился. Хорошего настроения как не бывало. Годимир не знал причину, но двое пришедших ему на помощь рыцарей враждовали между собой. И весьма давно. Не так давно они сговорились о поединке. Не его ли последствия — хромота, перевязь, синяки?

— Я рада, что в Ошмянах еще можно встретить достойных рыцарей! — Аделия поравнялась с панами, поправила растрепавшиеся локоны, одернула дублет.

— Позвольте представить, панове, — решил проявить знание хороших манер драконоборец. — Королевна Аделия. Пан Стойгнев герба Ланцюг из Ломчаевки Бытковского воеводства. Пан Тишило герба Конская Голова из Любичей, что под Грозовым.

Девушка улыбнулась величественно, не посрамив сановитых предков. Паны рыцари поклонились.

— Я рад, что ее высочество наконец-то соизволила найтись, — ухмыльнулся Тишило. — Так ведь?

— Несомненно, несомненно, — подтвердил Пан Ланцюг, не глядя на полещука, и повернулся к Годимиру. — А ты кой-чему успел научиться, мальчик мой!

Молодой человек скромно промолчал.

— Слава королевне и панам рыцарям, — заорал за мостом кто-то из бронников.

— Слава! Слава! — подхватила толпа.

Аделия обернулась, помахала подданным рукой.

— Ошмяничи! — крикнула она, с трудом перекрывая ликующие вопли. — К замку! Пусть ответит за это, — она обвела рукой корчащихся и замерших неподвижно стражников, — тот, кто должен ответить! За мной!

Пан Тишило крякнул, а Стойгнев покачал головой неодобрительно. Видно, не считал возможным вмешивать чернь в панские споры и препирательства.

— Конь пана рыцаря! — Сутулый мастер подвел игреневого.

Годимир жестом пригласил Аделию подняться в седло.

Едва коснувшись коленом подставленных ладоней, королевна оказалась верхом. Воздела над головой черную стрелу.

— В замок!

— В замок! — отозвались оружейники.

Драконоборец взял коня под уздцы и зашагал знакомым путем. Мимо одной корчмы, у ворот, и второй, при въезде на рыночную площадь, мимо лавок и мастерских, беленых домиков и цветущих палисадников.

Пожилые паны шли по обе стороны от королевны. Друг на друга они по-прежнему не смотрели.

Восторженная толпа валила позади, увеличиваясь по ходу за счет любопытствующих ошмяничей.

Вот и второй частокол — стены королевского замка.

Ворота не заперты. Стражи всего-ничего, каких-то шесть человек.

Зато впереди стражников стояли два рыцаря. В кольчужных капюшонах, хауберках, боевых перчатках. Один со шрамом на подбородке, одетый в белую суркотту с распластавшим крылья черным красноглазым вороном. Второй высокий и худой, напоминающий аиста, в васильковой суркотте с черной же птицей, только не хищной, а какой-то водоплавающей — то ли лебедь, то ли утка.

Рыцари держались со спокойной уверенностью знающих себе цену людей, за оружие не хватались, но рукояти мечей держали на виду. Позади каждого из них замер оруженосец, готовый по первому знаку подать украшенный родовым гербом щит.

Годимир сдержал коня.

Чего ждать? Боя или доброй беседы?

Пан Стойгнев что-то негромко забормотал в усы, Тишило поправил пояс с мечом и кордом.

Голенастый пан Криштоф герба Черный Качур поднял руку и неторопливо вышел вперед на два шага.

Пан Криштоф герба Черный Качур из Белян поднял руку и неторопливо вышел вперед на два шага. Прищурился. Оглядел стоящих перед ним внимательным взглядом, словно барышник негодящего коня на ярмарке.

— С чем пожаловали, панове? С чем?

Второй защитник ворот молчал. Улыбался непонятно отчего. Не поймешь — насмехается или по доброте душевной.

Годимир вспомнил его имя.

Пан Добрит герба Ворон.

Один из самых опытных и самых заслуженных рыцарей ошмянского королевства. На суде, где его величество Доброжир разбирал обвинение самого Годимира в незаконном присвоении рыцарского звания, пан Добрит вел себя весьма благожелательно. Сидел, в спор не встревал, улыбался… Или он всегда улыбается?

— Так что вы молчите? Что? — чуть громче проговорил пан Криштоф.

Аделия, не произнеся ни слова, подняла над головой черную стрелу.

Пан Черный Качур нахмурился, словно желая сказать: ну, и что с того?

Зато рыцарь в белой суркотте с черным вороном переменился в лице. Довольно неучтиво обошел Криштофа. Хрипло выговорил:

— От кого?

— От Кременя Беспалого! — звонко ответила королевна.

— Вот так вот! — покачал головой Добрит. — А откуда ты…

— Вижу, ты узнал меня? — не дала ему продолжить девушка. — А, пан Добрит? Узнал, не так ли?

— Узнал, твое высочество! Вот так вот! Чего же истину скрывать? С возвращением.