— Хочешь лекарство от боли? — Селиверстов как-то благостно, как-то понимающе улыбался восковым лицом. — Наверное, ты вырос безжалостным к себе... и к другим. А жить... Не знаю... Спроси у того мальчика... который в тебе. Которого в детстве недоласкала мама... И он обиделся... Дети всегда обижаются на рано погибших родителей. Им кажется, что их бросили...
— Никто меня не бросал! Нету никакого мальчика!
— Есть... Обязательно есть... Только он спит, наверное... Взрослый Кирилл его совсем заслонил... Но он есть.
* * *
«Волшебный» камень был уложен на место, дары принесены, обряды выполнены. Время кончилось, срок исполнился — в общем, сделалось все. Теперь Кирилл стоял возле тагита и смотрел на мир, в котором провёл три года. От того, где он жил раньше, этот мир с виду не отличался — та же тундра, те же заснеженные сопки. Только в родном мире — внизу — стоял снегоход, и маленький человечек ковырялся в моторе. Там, наверное, было тихо, а здесь дул ветер — ровный и мощный. На него можно было лечь грудью и нависнуть над обрывом. Обрыв, правда, был невысокий — Кирилл подумал, что, если в прыжке хорошенько толкнуться ногами, метров пятнадцать свободного полёта обеспечено. Этого, конечно, маловато — можно просто покалечиться. Однако такой неприятности легко избежать, если прыгать рыбкой — головой вниз.
Кирилл подошёл к самому краю, встал на базальтовую глыбу и действительно прилёг на ветер. Он лежал на нём, раскинув руки, и печально улыбался. Учёный больше не видел тундру — перед его мысленным взором прокручивался фильм. Точнее, два фильма сразу: в одном — школа, институт, работа, интернет, музеи, библиотеки. В другом — олени, таучины, казаки, остроги, кровь и смерть без конца и без края. Два этих видеоряда не заслоняли друг друга, они просто оба были, и оба в широком формате. А улыбался Кирилл потому, что ему было совершенно ясно, что ни для той, ни для другой жизни он больше не пригоден.
Мужчина и женщина стояли совсем близко за спиной великого воина. Ветер сносил слова в сторону, и мужчине приходилось наклоняться, чтобы расслышать, что говорит собеседница:
— Он не хочет моих ласк, он гонит меня! Кажется, он обиделся на меня за Худо Убивающего!
— За что же тут обижаться?! Впрочем, Кирь странный... Он хочет, чтобы его женщина была только его.
— Что же мне делать?!
— Не знаю. Ты сказала ему, что сама отдала таучинам стадо? Что специально увела оленей далеко в тундру?
— Нет, не сказала!
— Он знает, что ты заставила Худо Убивающего сражаться с нами без большого войска? Он знает, что ты, по сути, убила его!
— Я не убивала! Я не убивала русского мужа! Он был воином, он сражался, но вы его победили! Да, я заставила его... Но Кирь не знает!
— Так пусть узнает — наверное, ему это важно! А то он сейчас прыгнет.
— Останови его, Чаяк! Останови-и!!
Снизу по тропе прибежала девочка. Она совсем запыхалась, ветер сдувал слёзы с её чумазого личика. Она кинулась к Кириллу, вцепилась в его штанину и начала что-то кричать. Но ветер сдувал слова в сторону, поэтому Кирилл слышал другое. Или, может быть, то же самое:
«...Ма-ама! Ну, мама же!! Ведь вот он — я!! Я же — вот!! Ты что, не слышишь?! Скажи что-нибудь, мама! Улыбнись! Посмотри хотя бы!! Ты же не спишь, у тебя открыты глаза, почему же ты не видишь — МЕНЯ?! Не видишь... Я плохой, да? Я обидел тебя, да? НУ, МАМА?! Ну, засмейся! Ну, рассердись!..»
Таучинская девочка вспомнила, что бог, заменивший ей маму, папу и всех остальных, запретил хватать его за одежду. Она вспомнила это и разжала пальцы. Инью понимала, что сейчас может потерять всё, но нарушить запрет не могла.
Суровый воин Чаяк протянул руку, чтобы положить её на плечо другу. Он хотел удержать Киря от непродуманного поступка. Он протянул руку и замер — у таучинов считается неприличным мешать самоубийце. Особенно если этот самоубийца твой друг или родственник.
Кирилл был свободен: только он, ветер и пустота внизу.
Учёный чуть согнул ноги в коленях, опустил руки, чтобы сделать мах, как ныряльщик, и...
Эпилог
...И на этом я закончу рассказ — обещание выполнено. Что было дальше, я просто не знаю. Возникла та самая ситуация, когда равновероятных исходов несколько. И столько же параллельных миров появилось следом. В них мне уже не рассмотреть след Кирилла. Может быть, где-то он передумал прыгать, помирился с Луноликой, и они зажили счастливо. А может, и нет.
Осталось только напомнить, что эта сказка — не из нашей истории. В географических названиях, в обозначениях племён и именах героев сквозит нечто родное — они как бы узнаются. Не стоит, однако, накладывать рисунок иного мира на картину нашего — всё смещено в пространстве и времени. Если кто-то заинтересуется тем, что происходило в то время в нашей реальности, лучше обратиться к работам А. С. Зуева, А. К. Нефёдкина, С. П. Крашенинникова, Г. Стеллера, В. Г. Тан-Богораза и других серьёзных авторов. Может оказаться, что настоящих героев я изобразил злодеями и наоборот. Приму это на свою совесть...
