Жилище всемогущего демона Тгелета Кирилл покинул беспрепятственно. Пробираясь по тропе между камней, учёный начал было прикидывать, как бы так побезопасней миновать простреливаемое пространство вокруг горного массива. И почти сразу мысленно махнул рукой: «Во-первых, бесполезно — на снегу в тундре не спрячешься, а, во-вторых, и чёрт с ним! Пусть убивают! Мёртвые-то ведь сраму не имут, как выразился один древнерусский бандит». Это с одной стороны, а с другой... Что-то как-то подсказывало: не будут в него стрелять. В общем, на первом километре пути холодный пот Кирилла не прошибал, с жизнью он не прощался, хотя и воображал, как выглядит его кухлянка в перекрестье оптического прицела.

Своим спутникам учёный объяснил, что всемогущий демон Тгелет обижен: на воина Киря за убийство в «зоне мира», а на всех таучинов — за пренебрежение к своей персоне перед великим походом.

— Так что же, — заинтересовался Чаяк, — он отказывается от оленей?! Он не примет их?

«Надо же, какая сволочь, — мысленно усмехнулся учёный. — В первую очередь его интересует возможность присвоить общественных оленей на законном основании».

Впрочем, особого выбора у Кирилла не было. Так или иначе, при всех своих недостатках и достоинствах, Чаяк стал в этом мире его «неформальным» другом. С ним можно было делиться самым сокровенным — только с ним, ну и с Луноликой, конечно... А потому на первой же стоянке учёный, поймав взгляд таучина, слегка качнул головой — отойдём в сторонку, разговор есть. Чаяк, похоже, именно этого и ждал. Оказавшись один на один, он выдержал подобающую паузу и спросил:

— Наша жертва совсем отвергнута?

— Считай что... В общем, да, — кивнул Кирилл.

— Не печалься сильно, Кирь, — принялся утешать его «друг». — Духов и демонов много. Если Тгелет не будет нам помогать, обратимся к кому-нибудь другому. Между прочим, менгиты очень чтут того, кого называют Осподь Бох. Они рисуют его на плоском дереве и держат в углу своих квадратных жилищ. Ему не нужно давать ни оленей, ни собак, достаточно только кланяться и делать рукой вот так.

Чаяк перекрестился — в точности повторил виденный когда-то жест. Кирилл почесал покрытый щетиной затылок: «Ну да, конечно! Это монотеисты отвергают существование всех других богов, кроме того, в которого верят. А нормальные язычники и шаманисты признают всех, хотя и не всегда одобряют. Новых богов они просто присоединяют к старому пантеону, и довольные миссионеры гордо рапортуют об успехах своей проповеди среди дикарей».

— Послушай, Чаяк... Хочешь, я раскрою тебе великую тайну? Только никому ни слова!

— Конечно, Кирь! А какую тайну? Может, не надо?..

— Надо! Так вот: Господь Бог менгитов, а также Тгелет, Кьяе, Ыдгернул, Ойе и другие помогают сильным, смелым и, самое главное, умным. А слабым, трусливым, ленивым и глупым они не помогают, сколько ни мажь их кровью и жиром!

— Не может быть! — рассмеялся таучин. — Даже если поить их ча-ем и давать этот, как его... са-хар?!

— Даже если, — кивнул Кирилл.

— Кто бы мог подумать такое... — подмигнул Чаяк, — кроме меня, а?

— Я подозревал, что мы поймём друг друга, — улыбнулся учёный. — Хочу поделиться с тобой своим знанием. Ты был прав, когда сказал, что у меня с Тгелетом особые отношения. Он открыл мне будущее.

— Он знает его?! Но ведь... Тогда он должен знать и наши поступки!

— Нет, не так. Точнее, не совсем так. В общем, слушай. Из страны менгитов сюда пришло много воинов. Меньшая их часть отделилась и под командованием атамана Шишакова ушла на реку Ог. Мы сразились с ними, победили, угнали оленей, а атамана убили. Остальными воинами командует капитан Петруцкий. Они остались в деревянном стойбище — Коймском остроге. Они узнали о том, что мы разбили их малое войско, и теперь будут мстить. Они выйдут из своей крепости (или уже вышли?) и будут уничтожать стойбища людей тундры и посёлки береговых. Мавчувены помогут им — дадут оленей и нарты, будут перевозить их добычу, будут стрелять из луков в таучинов, пока русские заряжают свои ружья. Враги пройдут по всей земле таучинов, они убьют всех, кого встретят на своём пути, заберут в плен детей и женщин, угонят оленей, разрушат жилища.

— Таучины — храбрые воины, — не очень уверенно возразил Чаяк. — Нас много...

— Друг, ты же умнее, чем, скажем, Рычкын. Ведь ты понимаешь?..

— Угу, — кивнул купец и разбойник. — Мы одолели Атмана Шишкава потому, что сражались иначе — не так, как всегда.

— А если бы...

— Да. Иначе менгиты победили бы нас. Доспехи не спасают от их огненного грома. Я понимаю это.

— По-моему, дело не в доспехах, но не будем об этом. Ты согласен, что «двадцать рук» менгитов разгонят любое войско таучинов? Даже если соберутся все воины, которые живут в «нижней» тундре?

— Эх, — вздохнул Чаяк, — ну, конечно, разгонят! И чем больше наших соберётся, тем хуже будет. «Кивающий» один должен быть, а сойдётся много сильных воинов, долго договариваться станут, кто главный. Ещё и поссорятся, подерутся... В общем, сам знаешь. Я и сейчас всё удивляюсь, как мы смогли договориться сделать тебя главным. Ещё раз так, наверное, не получится — знаю я таучинов!

Кирилл почувствовал некоторое облегчение — похоже, они общаются на одной волне. Он наконец решился:

— В точности всего не знает даже Тгелет. Но очень может быть, что русское войско отправится в поход. Или уже отправилось. Это нужно узнать. Если уже отправилось, то... Сражаться с ними, наверное, бесполезно. Значит, нужно предупредить таучинов, чтобы откочевали с их пути. А береговые пусть уйдут в море или подальше в тундру — менгиты наверняка тащат с собой много груза и не станут гоняться за ними.

— Не уйдут, не откочуют, — качнул головой Чаяк. — Настоящие люди не боятся врагов.

— Да, ты прав, страха у наших нет. А зря... — вздохнул Кирилл. И вдруг неожиданно для себя самого заговорил с безнадёжным отчаянием в голосе: — Ну, не знаю я, Чаяк, что нужно делать! Не знаю! Я виноват перед таучинами: отомстил Шишакову, а расплачиваться за это придётся вам. Из-за двух десятков казаков погибнут сотни и тысячи таучинов! Только не говори мне, что это — нормально, что так и должно быть! Я не смогу жить, имея на совести столько невинной крови, не смогу!

— Помочь тебе не трудно...

— Нет! «Добровольную смерть» я не приму! Потому что это будет трусостью с моей стороны. Да, трусостью! Лучше отправлюсь туда, где идёт войско русских. Если ничем не смогу помочь таучинам, то просто умру в бою!

— А оно и правда идёт? Это тебе Тгелет сказал?

— Н-н-у-у... — вполне резонный вопрос помножил на ноль пафос Кирилловой речи. — Тгелет сказал, что капитан Петруцкий МОЖЕТ повести своё войско на таучинов. Я в свою очередь не вижу причин, почему бы ему этого не сделать. В общем, вы отправляйтесь в свой посёлок, а я двину к Коймскому острогу и посмотрю, что там и как.

— Нет, — качнул головой Чаяк. — Если и правда пришла большая беда... Тогда наши люди поедут в посёлки и стойбища. Они принесут людям весть о войне. А мы... Мы посмотрим на войско менгитов, да?

— Ты со мной, Чаяк?!

Таучин ничего не ответил, но так глянул на собеседника, что тому стало неловко за свой дурацкий вопрос.

Наверное, в тундре это было самое благодатное время в году — конец зимы, а может быть, начало весны. Кирилл мог лишь гадать, какой сейчас месяц — март, апрель или, может быть, вообще май?! «Нет, май — это вряд ли. В мае должны, кажется, реки вскрываться, а до этого ещё далеко...» Мороз был вполне умеренным, как и ветер, а снег плотным. Кормиться на нём оленям было трудно, зато ехать на равнине можно было практически в любом направлении. Впрочем, полного комфорта для «белого» человека в Арктике не бывает — по определению. В данном случае сильнее всего мешало жить солнце — то самое, которого так не хватало в разгар зимы. Сейчас оно светило большую часть суток, а не тронутый пылью снег отражал его лучи — и как отражал! Кирилл горько жалел о тёмных очках, оставшихся среди его вещей в далёком приморском посёлке, но сожаление это было совершенно бесплодным — приходилось действовать как все. Таучины же надели этакие полумаски с узкими прорезями для глаз. Их смастерили из подручных средств — кусков замши или бересты. Приспособления эти сильно ограничивали обзор и полностью от ожогов не спасали — глаза у всех к вечеру становились красными, слезились, хотелось их тереть и тереть. Кое-кто из молодых всё-таки не уберёгся и стал пассажиром — сидел на нарте с замотанным в шкуры лицом.