— Он не солдафон, — перебил Лорис.

— Хорошо, — миролюбиво согласился Командор, — он не солдафон, но я все равно не смогу объяснить ему, кто для меня Сова. Думаю, даже ты не сможешь, а Сова — и подавно.

— Если он любит ее, он будет ее защищать.

— Сову сложно любить, потому что ее нужно любить так, как она того хочет. А для этого ее нужно знать, что само по себе довольно сложно. — Командор развел руками. — Земляне — странная нация. Другим нас, наверно, сложно понять. Вот потому я и сомневаюсь, что все это надолго.

— Он поймет.

Теперь Лорис с испугом смотрел на Командора, и уверенности в его голосе уже не было. Была только надежда. Командор криво усмехнулся:

— Я знаю Сову всю жизнь и понимаю без слов. Ты знаешь ее три года и понимаешь с полуслова. А он знает её всего несколько дней и не понимает вообще. Скоропалительные решения как раз в духе Совы, и если она выберет что-то, ее не переубедить, ты знаешь. Ей нужно время, чтобы передумать, и когда она передумает, она снова решит все по-своему, так что я не стану вмешиваться. Но у нее всегда будет выбор, я клянусь.

Ему самому очень хотелось быть уверенным в том, что он говорил. Лорис покачал головой и повел Командора в медотсек.

Несколько дней ноги несли Зория в сторону госпиталя, куда бы он ни шел. Он доходил до коридора, что вел к приемному покою, и сворачивал к лифтовым шахтам до того, как его могли увидеть. Но в этот раз он попался: навстречу со стороны медотсека шел Командор.

— Сова, наконец, дочитала контракт, — бодро сообщил Командор.

— Я знаю, — сухо ответил Зорий.

— Лорис не разрешал ей читать больше получаса без перерыва. Он боится, что анабиоз был следствием утомления и стресса, так что теперь с Совы сдувают пылинки. Она уже злится.

Зорий явно не собирался поддерживать разговор, но отсутствие ответных реплик собеседника Командора не смущало. Его не так-то просто было сбить с намеченного курса.

— Сова не любит болеть, — поведал он. — Зато Лорис очень любит лечить. Еще пару дней, и либо она сбежит из госпиталя, либо он все же привяжет ее к койке. Лично я ставлю на первое, а ты?

Командор спокойно шел рядом с ним и, по всей видимости, намеревался навязывать свое общество и далее. Зория раздражал его тон, неунывающий и насмешливый…

— Она спрашивала о тебе, — сообщил Командор. — Мы сказали, что ты очень занят и что пока тебе не до нее.

Зорий бы от души выругался, но в присутствии постороннего сдержался. Он круто развернулся и зашагал в сторону медотсека. Командор проводил его хитрым взглядом. Провокация удалась. Он с удовольствием потер руки и двинулся в противоположную сторону.

В дверях Дар столкнулся с Лорисом.

— Пять минут, — попросил Лорис, освобождая проход, чтобы не стоять у Зория на пути. — И я прошу, не волнуй ее.

Зорий кивнул и распахнул двери.

Сова сидела на кровати, одетая в бесформенную белую пижаму, и читала контракт, делая в нем какие-то пометки. Неожиданный звук распахнувшейся двери заставил ее спешно сунуть бумаги под одеяло.

Она вскинула на вошедшего глаза и застыла с карандашом в руке. Он привык, что она всегда замирала при его приближении. От страха, от недоверия, от неловкости… Но сейчас… Сейчас в ее глазах было какое-то новое, незнакомое Дару выражение. Это был не «оптический прицел подозрения», не жгучее презрение или детская обида. Ему хотелось, чтобы она хоть немного обрадовалась при его появлении, но она молчала, прижимая руку к горлу, будто что-то мешало ей заговорить. Зачем она хотела его видеть? Зачем спрашивала о нем?

Тишина безжалостно пожирала отпущенное ему время, и тогда он закрыл глаза и рывком преодолел разделявшие их пару метров — так быстро, чтобы самому не успеть подумать, имеет ли он право ее обнять. — Это — достаточное доказательство? — шепотом спросил он.

И она кивнула.

Неподвижность может дарить наслаждение.

Сова без сил рухнула на пол и некоторое время просто лежала, раскинув руки и разглядывая рисунок из черточек и дырочек на потолке спортзала. Мышцы горели, кровь стучала в висках.

После шести месяцев, потраченных на предписанные ей в Ордене тренировки, она лишь утвердилась в своем убеждении: единственным результатом этих занятий могло стать уничтожение у нее способности к любой интеллектуальной деятельности. Успех был налицо. Дрессура в Ордене была поставлена на крепкие рельсы, накатанные не одним поколением новобранцев, не задававших, в отличие от Совы, ненужного вопроса «зачем».

Надо. Необходимо.

Теперь она с закрытыми глазами могла собрать и разобрать несколько видов огнестрельного и лазерного оружия, комментируя по ходу дела весь процесс сборки. Плохо поддающиеся запоминанию термины снились ей под утро, будто мозг не желал переваривать всю мешанину названий и отторгал ее в каких-то странных абстракциях: вот без всякой связи с предметом выплывало в полусонном мозгу странное слово «казенник». Слово было огромным, надутым и неповоротливым, как доисторический дирижабль. Оно распухало и никак не желало лопаться и исчезать. Несколько дней назад Сове приснилось, что она стреляет по мишени из бластера, но разряд из импульсного вдруг становится непрерывным, мишень плавится и дымится. Во сне Сова пыталась отвести руку от белого круга с черной паутиной, и тогда луч принимался резать мир вокруг на ломаные квадраты с рваными, как у раны, краями. За разрезами неожиданно проступала черная пустота, и Сове мерещилось, что она уже режет не мир, а свой корабль в открытом космосе — изнутри. И в панике не может найти кнопку блокировки разряда, которая почему-то пропала с рукояти бластера. А потом паника исчезла и осталось одно холодное осознание: через несколько мгновений — смерть. Сова проснулась в кровати одна, и ей снова некого было разбудить, чтобы рассказать о своих кошмарах. Некому было обнять ее и успокоить, погладить по голове и наговорить ободряющих глупостей.

Какой смысл обижаться на человека, если в его поступках нет вины? Но обида не проходила. Да, у Дара служба, но именно сейчас он должен был быть рядом. Когда ей трудно. Когда ей страшно. Когда ей ничего не понятно и нужны ответы на множество вопросов. А вместо ответов ей предлагают лишь бессмысленные тренировки.

Как, например, успешно пройти испытание на очередном симуляторе, на который ее запустили только после изрядной физической подготовки? Первый раз занятие показалось Сове забавной игрой — надо было бегать и стрелять. Ее «убили» на второй минуте. Третий день занятий уже не казался ей развлечением. Ночью— стоило только закрыть глаза— и под сомкнутыми веками мгновенно оживала картинка, осточертевшая днем — мелькающие темные коридоры, фигуры противников, вспышки света, к которым никак не желали привыкать глаза. Ей снилось, что она выключает симулятор, чтобы, наконец, заснуть нормально. Через четыре дня она уже ненавидела ни в чем не повинную машину всей душой. Через пять дней она прошла только половину необходимого маршрута. Через восемь дней не выдержал симулятор.

Как только дорогостоящая аппаратура после вспышки ее гнева отказалась работать, из-за стены повыскакивали люди в белых комбинезонах, и с криками «Мы засекли волну!» принялись радостно хлопать друг друга по плечам. Сова стянула с себя осточертевший шлем, содрала датчики, облепившие тело и на спор предложила еще что-нибудь сломать, чтобы они совершенно уже точно засекли свою волну — и прекратили ставить над ней опыты, не сообщив ей предварительно об их цели.