Сова с опаской взяла в руки пластиковую карточку и прочла на ней свое имя.

— Что это? — спросила она.

Карточка была смутно знакома, но Сова не припоминала такой вещи среди своего невеликого имущества.

— Я дарю вам новый дипломатический паспорт Тонатоса взамен вашего старого, уже просроченного.

— Зачем? — она с недоумением вертела в руках паспорт. — Ведь вы же наверняка знаете, что старый был ненастоящий. Что я его купила.

— Ну вот, а теперь у вас будет новый, настоящий. И настоящий сетевой идентификатор для вашего корабля с кодом доступа для посадки на Тонатос. Вдруг когда-нибудь вам все-таки пригодится и то, и другое. В любом случае, чтобы покинуть планету, вам придется сейчас воспользоваться новым идентификатором. Ну, и для вас навсегда в силе остаются гарантии вашей неприкосновенности во время пребывания на Тонатосе. Если вы, конечно, захотите его посетить.

— Это — вряд ли, — буркнула Сова.

— Кто знает… — многозначительно заметил он.

Нет ничего хуже прерванного отпуска. Разве что отпуск, возобновленный после внезапного перерыва. Вроде бы и дни — те же, и солнце — то же, и курорт прежний, и даже номер в отеле — ничуть не хуже предыдущего, с видом на бесконечное море в безвредных розовых барашках на закате. А внутри — штормит. Внутри все еще клокочет, бурлит, кипит в воображении уже несуществующий день, и все силы уходят на бесконечные диалоги с недавно покинутыми собеседниками. «Я не выйду на арену, пока вы не покажете мне всех заложников!» Выйдешь! Куда ты денешься? «Я понимаю, что мой рапорт не полон, но я действовала в условиях сильно ограниченного времени!» Кого это интересует? Все, что можно было сказать или сделать — сказано и сделано, но как заставить себя не возвращаться по сотне раз на дню к заманчивым картинкам несложившегося прошлого?

Время вяло текло к вечеру. Командор честно потратил пару часов, чтобы растормошить заскучавшую Сову, но она отвечала невпопад и в паузах между репликами впадала в задумчивую отстраненность от реальности. Не добившись успеха, он принялся методически перелистывать каналы в поисках хоть каких-то новостей о Тонатосе. Новостей не было, словно кто-то старательно вычистил любое упоминание о мятежной планете из репортажей и газетных сводок.

Единственным, кого не коснулось пагубное влияние службы, был Лорис. На третий день после возвращения друзей он поставил диагноз, определился с лечением и приступил к терапии.

Игнорируя тишину, он вошел в гостиную, бодро помахивая только что приобретенным лекарством.

— Собирайтесь! — скомандовал он.

Сова оторвалась от созерцания пейзажа за окном.

— Куда?

— Ваши кислые лица портят мне радость обретения диплома. Так что я веду вас на концерт.

Командор с воодушевлением вскочил с дивана, куда его загнало уныние Совы.

— И на какой концерт мы идем? — поинтересовался он уже из своей комнаты.

Лорис гордо вскинул вверх руку, держащую билеты, и по памяти процитировал:

— Всемирно известная оперная певица Милана дель Астра дает на Кифероне единственный концерт…

Договорить он не успел. Дружный хохот оборвал его слова. Командор прибежал в гостиную, держа в руках свежую рубашку, и теперь утирал ею выступившие слезы. Сова всхлипывала, виновато разводя руками.

— Я сказал что-то смешное? — Лорис и сам уже улыбался, хотя причина веселья была ему пока что неизвестна.

— Мы тебе расскажем по дороге, — сквозь всхлипы пообещала Сова, — Пожалуй, теперь я с удовольствием послушаю ее пение.

На этот раз вызов Магистра застиг Сову в офицерской столовой во время очередной схватки с бытовой техникой. Сова вела затяжную войну с местным «домовым» — кухонным комбайном орденского общепита. Главное сражение было уже выиграно, и к удовольствию победительницы речь шла о безусловной капитуляции. Дело было в том, что, как и все прочие устройства со встроенными сенсорами биополя, комбайн поначалу Сову просто игнорировал и заказ на обед принимать отказывался. Жаловаться обслуживающему персоналу представлялось ей верхом беспомощности. В общении с техникой, также как и в общении с людьми, у человека всегда есть выбор: или рассказывать о себе всю правду, или придумывать о себе сказки. Расковыряв пульт управления в попытке перепрограммировать «домового», Сова начала с первого. Но закончила — вторым. Она просто позаимствовала в лаборатории биоэнергетиков микро-генератор биополя. Теперь «домовой» встречал ее если не хлебом и солью, то бифштексом и помидорами. Памятуя былой бойкот, Сова на прощание всегда задавала комбайну цикличные или бесконечные программы, например: разрезать яблоко пополам, а каждую половинку еще пополам, а потом — еще, и так далее.

Начальственный вызов пришелся как раз на тот момент, когда умиротворенный обедом агрессор выдумывал новый тактический ход. Миниатюрная рация, привешенная к уху, пискнула и голосом референта сообщила, что «через пять минут офицера Эвери в своем кабинете ожидает главнокомандующий». На сей раз «домовой» был спасен — Сова бросила ему старое задание, вскочила и кинулась вон из столовой, мгновенно позабыв о победе.

После трех месяцев штабной жизни она дошла до того, что всерьез подумывала попроситься в действующие войска. Три ее рапорта с просьбой о переводе в сектор, занимающийся Тонатосом, остались без удовлетворения. После первого отказа Сова недоумевала: кто лучше нее знает то, с чем придется работать? Она была на мятежной планете, она видела своими глазами то, что другие знают только понаслышке. Ее знания должны быть востребованы, а ее держат на рутинной связной работе. Второй отказ вызвал бурю негодования и ярости: Сова поняла, что сектор охотно использует привезенные ею материалы, но подпускать к этим материалам самого автора почему-то не хочет. Все, что стало им известно благодаря ее тренированной памяти, — план дворца Симаргла, схемы расположения постов охраны, описание кислородных заводов, биографические подробности жизни самого диктатора и сведения о его личной охране — все это теперь являлось собственностью Ордена, к которой Сова не имела никакого отношения. С третьим отказом пришло понимание: ей не доверяют. Сова захлебнулась обидой, но сжала зубы и четвертый рапорт писать не стала. После обиды наступила апатия. Сова приходила на дежурство, садилась за рабочий стол, утрамбовывала в памяти ежедневно меняющиеся ключи и шифры и погружалась в изматывающее безделье. Жизнь по уставу не отличалась разнообразием: утром — спортзал, вечером — тир, прием пищи по часам, сдача рапортов по графику. Три месяца существования по расписанию нагнали на Сову такую тоску, что, получив вызов Магистра, она влетела в административный корпус, забыв козырнуть дежурившему на входе офицеру.

Важный, как министр в отставке, секретарь Магистра провел ее в пустой кабинет и удалился, не предложив даже кофе. Она давно заметила, что чинам ниже майора напитки в этом кабинете не полагались. А вот лица с чином выше полковничьего могли рассчитывать даже на закуску. Впрочем, если бы ей предложили кофе, от него все равно пришлось бы отказаться: стараниями «домового» у Совы в желудке звонко булькали и плескались два стакана свежевыжатого сока. Но с каким удовольствием она отказалась бы!

Кабинет остывал. Кресла спешили поскорее отделаться от остатков тепла уже покинувших комнату разгоряченных тел. Горизонтальный монитор стола, освобожденный, наконец, от картографических пейзажей, впал в спящий режим, и качестве заставки подсвечивал лишь герб Ордена. Даже звездная голографическая карта, мерцающая под потолком, казалось, отдыхала от пристального внимания двух десятков глаз. Магистра не было. В его отсутствие мебель в кабинете как будто расслаблялась: уже не держали строй стулья у стены, искривлялись стопки дисков в шкафах, знаменитое зеркало позволяло себе отражать, что попало… Но стоило лишь тяжелой поступи хозяина нагнать страху на окружающие предметы — все мигом возвращалось в прежнее дисциплинированное состояние застывшего порядка.