— ...И пусть скажет Чаяк — разве я не прав? Разве мы голодные песцы, чтобы подбирать дерьмо, которым духи зла испачкали нашу землю! Да и не наша она — менгиты живут на земле мавчувенов! Возможно, они больше никогда не придут к нам, правда, Чаяк?
— Аыр-рр!.. — прохрипел бывший купец и шагнул вперёд.
От него прямо-таки плеснуло во все стороны какой-то нечеловеческой энергией или силой. У таучинских воинов реакция немногим уступает звериной, но на эти несколько секунд они оказались просто парализованы.
А Чаяк сделал ещё шаг, вскинул руки со скрюченными пальцами и схватил Мгыдоя за кухлянку на груди. Но скрутил в кулаках выделанную шкуру и рванул вверх и вправо. Ноги Мгыдоя, казалось, оторвались от земли, люди шарахнулись в стороны. А Чаяк протащил свою жертву метра два, действительно чуть приподнял в воздух и с хриплым стоном швырнул вниз. Секунду спустя послышался удар тела о камень, а затем плеск.
Всё произошло почти мгновенно: был человек и исчез — его не стало.
Точнее, не стало двоих — Чаяк обернулся.
Описывать выражение его лица или глаз бесполезно. В них было нечто такое, что включило у присутствующих простой рефлекс — немедленно удирать, спасаться, уносить ноги. Все присутствующие дружно повернулись и кинулись прочь — молча и очень быстро.
Обнажённого бугристого камня под ногами было менее полусотни метров, а дальше начиналась осыпь. Люди кинулись на неё и, прыгая с глыбы на глыбу, начали подниматься. А Кирилл не стал. Он остановился и повернулся лицом к преследователю.
Чудовище остановилось в двух шагах перед ним — словно на стенку наткнулось. На губах и жидкой бороде Чаяка пузырились кровавые слюни. А потом сверкнули белки закатившихся глаз, голова откинулась назад, скрюченные пальцы попытались ухватить Кирилла за одежду — руки как бы искали опоры, не нашли её, и одеревеневшее тело стало заваливаться на бок.
Кирилл его поддержал, не дав грохнуться на камни. И начался ужас. Учёный никогда не присутствовал при эпилептических припадках, но читал о них и слышал рассказы. Всё, что он мог сделать, это сорвать с пояса ножны и, улучив момент, просунуть их между стиснутых зубов. А потом просто держал бьющееся тело и чувствовал, что сил не хватает, что одному ему не справиться, а помощи нет и не будет.
* * *
— М-м-м... — Чаяк открыл глаза. — Где это я?
— Что, ничего не помнишь? — без особого сочувствия поинтересовался Кирилл. — Совсем ничего?
— Н-ну... Это от тебя так воняет?
— Нет, не от меня.
— Так это что же...
— Ага. Ничего не помнишь?
— Мгыдой говорил глупости. Я сильно разозлился... А что?
— Да ничего особенного: Мгыдоя ты сбросил со скалы и собрался сделать то же самое с остальными. А потом упал, и у тебя начались судороги.
— Ньхутьяга всё-таки одолел меня... — признал воин. — Ничего не помню!
— Что ж, назовём это играми демона.
— Как же теперь?..
— Да никак. Пойдём ко мне в палатку. Переоденем тебя в чистые штаны и послушаем, что говорят люди. Сможешь идти?
— Не знаю...
По литературным данным Кирилл знал, что «первобытные» относятся к душевнобольным по-разному: окружают почтением или убивают, пытаются лечить или изгоняют из племени. Как поступят таучины в данном случае?
Военный лагерь на окраине маленького охотничьего посёлка надолго затих — люди обдумывали или обсуждали случившееся, никаких делегаций к кособокой кожаной палатке Кирилла не направлялось. Ближе к вечеру ему надоело томиться неопределённостью, и он отправился на разведку сам. И почти сразу впал в недоумение — на земле возле чьего-то полога валялась оловянная миска. Посудина представляла для таучинов немалую ценность, и при этом она явно была просто выброшена. Пока учёный размышлял над этим, под ноги ему попался скребок — кусок металла, которым женщины скоблят шкуры. Чуть дальше валялся нож со сломанным лезвием — обе половинки рядом. Можно было подумать, что население решило избавится от металла, но на глаза попалась кучка разноцветных стеклянных шариков с дырками — бисер или одекуй. Эта немалая ценность тоже оказалась выброшенной.
Что-то происходило в обществе, но кому задать вопрос, Кирилл не знал. Потом он вспомнил про Рычкына и направился в сторону его временного жилища. Оказалось, что старый вояка сам движется ему навстречу, причём тоже с каким-то вопросом.
— Послушай, Кирь, что делать с большим огненным громом менгитов? Просто оттащить в тундру или его надо бросить в воду?
— Та-ак! — почесал затылок учёный. — А почему, собственно говоря, возник такой вопрос? Что происходит?
— Ну, должны же мы избавиться от менгитского оружия, которое ты называешь «пушка». Ньхутьяга будет недоволен! И потом...
— Погоди, — остановил Кирилл. — Давай по порядку...
Часа через полтора-два напряжённого общения с Рычкыном и другими воинами ситуация для учёного прояснилась — отчасти.
Беспрецедентный поступок Чаяка окончательно убедил всех в том, что он не человек, а демон. Соответственно, грядущий военный поход является деянием не людским, а демоническим — тут уж не до оценки будущей выгоды, тут уж надо идти куда укажет. Ничего особенно удивительного в этом нет — простое проявление правила симметрии: голод-сытость, холод-жара, небо-земля и так далее. В мир явилась некая сила, которую олицетворяет Худо Убивающий. Совершенно естественно, что ей для равновесия должна противостоять другая сила, которую собирает Ньхутьяга. То есть в эту игру играют не люди, а высшие силы. Соответственно, дело людей «маленькое», и качать права, проявлять собственную волю совершенно излишне. Это всем сегодня стало ясно: Ньхутьяга не снисходит до дискуссий с простыми смертными — он их просто убивает. Всё, что он говорит или приказывает, не является предметом споров — это истина в последней инстанции. Вот, в частности, демон говорил, что всё, имеющее отношение к русским, несёт скверну... И так далее.
Всё это грозно, опасно и страшно, но сегодняшнее событие принесло людям и радость. Они не остались один на один с могучей стихией — нашёлся смертный, который утишил гнев демона, который говорил с ним. В общем, воин Кирь теперь как бы посредник, медиатор. К нему можно обращаться с вопросами и получать ответы — вполне человеческие. В частности, как лучше избавиться от всего менгитского, дабы не вызвать гнев верховной сущности? Как вообще жить и что делать?
Кирилл был озабочен не на шутку: от него теперь зависело непомерно много, но из чего он должен исходить, принимая решения, что считать добром и злом? В общем, учёный собрал имеющиеся вопросы и сказал, что должен посоветоваться с «самим».
После перенесённого припадка бывший купец и воин был расслаблен и тих.
— Чаяк, тебя больше никто не считает человеком — ты теперь Ньхутьяга.
— Да, я знаю, Кирь...
— Что ты знаешь?! Сам-то ты за кого себя держишь?
— Н-ну-у, как тебе сказать... Понимаешь, Чаяк был другим: он хотел того и этого, ему многое было интересно — новые места, новые люди, новая еда. А теперь ничто из прежнего меня не радует. Значит, я уже не Чаяк?!
— Нечто похожее было и со мной, — напомнил учёный.
— Да, конечно. Когда демон вселился в меня, я думал, что будет как с тобой в тот раз: нужно что-то сделать, нужно убить врага — и он отстанет.
— Что ж, назови имя, иначе оно сожжёт тебя изнутри! — Кирилл повторил фразу, обращённую когда-то к нему самому. — Кто? Или... они все?!
— Все! — кивнул Чаяк. — Теперь я буду убивать их, где бы ни встретил. Теперь это, пожалуй, единственное, чего я хочу. А там — на скале... Понимаешь, я ведь хотел говорить с людьми, убеждать, доказывать. Подумал, что буду и драться с теми, кто не согласен, но это потом, когда другого выхода не останется. И вдруг я почувствовал, что не могу удержаться — не могу и, главное, не хочу! Тот, кто мешает мне, сам как бы становится врагом — его нужно уничтожить. Нет, это были уже не мои чувства и мысли...