По окончании процедуры приёма новому артельщику предложили занять свободное место «в общих рядах», то есть на нарах. «Обчество» же под председательством передовщика занялось обсуждением, какую долю новичок получит по окончании промысла, что ему выдать «от излишков» и что за это получить с него при окончательном расчёте.

Кирилл всё ещё не перестал удивляться нравам людей данного времени и места. У промысловиков, как и у казаков-служилых, похоже, господствовали отношения сугубо частнособственнические. Каждый был почти автономной «боевой» единицей, даже если абсолютно всё снаряжение и продовольствие взял у кого-то в долг или напрокат. Вещи, которые являлись совместной собственностью двух-трёх-четырёх человек, можно было пересчитать буквально по пальцам (например, лодки). Зимовье было одно на всех, но его и строили все вместе, причём каждый старался изо всех сил — не дай Бог люди сочтут его лентяем или неумехой и заставят доплачивать за право проживания в тепле. Кириллу, кстати, и предстояло оплатить проживание, поскольку дом он не строил. После формального образования артели передовщик получает право распоряжаться чужим имуществом — оно становится как бы общественным, но только до окончания промысла.

После утрясения всех этих вопросов заседание отнюдь не было закрыто. Наоборот, председательствующий перешёл к деловой, так сказать, части. Тыча пальцем и называя имена, он разделил артель на «чуницы» — по 2-4 человека. В каждой из них он назначил старшего — чунишного передовщика. Для каждой группы было оговорено направление, в котором она двинется с началом промыслового сезона — вероятно, это делалось во избежание перекрытия охотничьих участков. В заключение передовщик перешёл к повседневной конкретике — кто что будет делать завтра и в ближайшие дни. А именно: ловить рыбу на еду, охотиться на птицу и всех, кто попадётся (от евражек до медведей), заготавливать дрова и мастерить недостающее зимнее снаряжение: сани, лыжи, соболиные ловушки. Кириллу было поручено озаботиться общественным запасом юколы — основного продукта питания. Сушёную рыбу нужно было посчитать, перебрать, гниль удалить, что надо — подсушить, а то, что совсем уж испортилось, отложить на корм собакам. Предполагалось, что чуницы будут ходить «от дома», то есть без промежуточных баз. Соответственно, все запасы должны храниться в зимовье и выдаваться «по справедливости». Поскольку артельный передовщик сам будет участвовать в промысле и лично поведёт свою чуницу, Кириллу придётся совмещать обязанности сторожа и «завскладом». Учёный возражать не стал — передовщику здесь никто не возражал, никто с ним не спорил.

Потянулись скучные однообразные дни на фоне осеннего пестроцветья природы. Общаться «по душам» было решительно не с кем — эрудицией промышленники не блистали, и любые разговоры у них сводились к пушнине, расценкам, прибыли и долгам. О жизни Айдарского острога тоже ничего интересного выяснить не удалось, кроме того что народ там в основном питается нерестовой рыбой, которую и заготавливает на зиму, что мавчувены по временам ударяются в измену, что недавно с Лопатки пришло поветрие заготавливать «сладкую траву» и гнать из неё «вино».

Когда река наконец замёрзла и выпал снег, который таять уже не собирался, состоялось новое общее заседание артели. Точнее, это был сбор, объявленный передовщиком, для выполнения ритуала «отпускания» чуниц на промысел. Начался он с вполне христианской молитвы, затем были розданы указания, кому во имя каких святых в первые дни «рубить станы», то есть разбивать временные лагеря. Далее подробно было указано, как метить первых соболей, пойманных на этих станах, поскольку они предназначены в дар церкви. Каждому чунишному передовщику было приказано строго следить за подчинёнными, чтоб промышляли «правдою», не пытались утаить добычу или есть тайком общественный харч. Аналогичные приказы были отданы рядовым чунишникам в отношении их начальников. Как понял Кирилл, соблюдение заповедей «не укради» и «возлюби...» необходимо по чисто практическим соображениям — иначе соболь ловиться не будет. На этом христианская часть наставлений закончилась и началась «языческая» — была озвучена масса запретов и правил. Запреты касались произнесения вслух названий множества животных и предметов, правила же регламентировали на промысле буквально всё — от приёма пищи до справления нужды. Причём создавалось впечатление, что охотники и так всё это прекрасно знают, а передовщика слушают из вежливости или соблюдая традицию. Кирилл порадовался было, что к нему всё это не относится, но напрасно — оказалось, что относится даже в большей мере, чем к остальным, поскольку он может навлечь беду не только на свою чуницу (которой нет), но и на всю артель сразу. Пришлось переспрашивать и запоминать...

Кириллу было не просто скучно — он люто тосковал, чувствуя себя в тюрьме без стен. Пока была возможность, он напросился в «маршрут» с одной из чуниц — всего на пару дней. Учёного интересовал не столько промысел, сколько собственное физическое состояние. Передовщик «дал добро», и Кирилл сходил «погулять». Наиболее сильное впечатление на него произвела, пожалуй, масштабность этой тихой охоты. Там, где следов на снегу было много, ловушки-давилки выставлялись десятками, причём каждым членом чуницы. Эта работа производилась от сна и до сна — без перекуров. Нужно было обладать немалой сноровкой, чтобы голыми пальцами на морозе из палочек, плашек и чурочек собирать и наживлять эти хитрые приспособления. Впрочем, опытные промысловики могли, кажется, это делать даже с закрытыми глазами.

Улов, по мнению Кирилла, был совсем неплохим. Охотники соглашались, что будь такое дело где-нибудь на Иле, они б стали богатыми людьми, но для Айдара этого мало. Часть добычи пойдёт на налоги и «подарки» власть имущим. Другую часть, вероятно, придётся продать казне по «некоммерческим» ценам, и это при том, что и «коммерческие» расценки здесь гораздо ниже, чем, скажем, в Икутске. В то же время любые товары для промысла, закупаемые в остроге, стоят непомерно дорого. В итоге на реальную прибыль могут рассчитывать лишь те, кто сам заготовил летом необходимое количество юколы, кто является собственником лодки и имеет запас необходимой одежды, а так... Сколько, к примеру, соболей нужно поймать, чтобы окупить минимальный запас соли для одного человека на полгода? О хлебе речь вообще не идёт — это лакомство для богатых. В общем, Кириллу стало ясно, почему его соотечественники так быстро освоили «бескрайнюю» Сибирь, почему с их появлением в новых краях так быстро исчезал соболь — главный «валютный» зверь государства.

Постепенно жизнь наладилась: большую часть времени Кирилл проводил один. Его одиночество время от времени нарушали представители той или иной чуницы, приходившие в зимовье за продуктами. Никакого отдыха в тепле, никаких выходных им не полагалось: обычно «гонцы» появлялись вечером, а утром отправлялись в обратный путь. Обсуждать успехи или неудачи до конца сезона было нельзя, да и вообще много чего было нельзя, так что безопасней всего было молчать. Тем не менее учёный понял, что соболя здесь достаточно, чтобы пользоваться только ловушками-давилками, а от прочих способов добычи отказаться — сети-обмёты вернулись в зимовье, а собаки были убиты.

У Кирилла оказалась масса времени для занятий «лечебной физкультурой», для попыток восстановить свои былые боевые навыки — увы, опыт такого восстановления у него уже имелся. Он сконструировал себе турник, а также некоторое подобие боксёрской груши. Сначала она была набита «сеном», потом тонкими ветками, а позже Кирилл докопался на берегу до грунта и насыпал в мешок песку вперемешку с мелкой галькой. Поскольку он считался сторожем, ему было оставлено оружие — старая ржавая рогатина. Собственно говоря, это было копьё с массивным ножевидным наконечником, имеющим крестообразное расширение у основания. Кирилл привёл наконечник в порядок, насадил его на новое древко и занялся фехтованием. Удаляться от зимовья было нельзя, поэтому он проложил круговую тропу, по которой бегал утром и вечером. За этим занятием его и застали однажды нежданные гости.